Девочка из Ленинграда - Саадул Кануков

Подбежал Хабас.

— Скорее, дедушка!

Ахмет подхватил футляр, сунул его в рогожный куль, положил в передок телеги, накрыл тряпьем.

— Патрули, дедушка! — шепнул мальчик и шмыгнул в подъезд дома.

Подошли немцы. Увидев бочку и почуяв неприятный запах, выругались.

— Шнель, русс швайн!

Ахмет торопливо надел тяж, вставил чеку, взобрался на повозку и хлестнул лошадь.

Хабас, притаившийся под лестничной клеткой, слышал, как, грохоча по мостовой, удаляется подвода. Вот грохот совсем стих. Напрягая слух — не идет ли кто? — мальчик выждал еще минуту-другую, вышел из подъезда, оглянулся и, кутаясь от холода в свое тряпье, трусцой побежал по улице.

Ахмет благополучно доехал до своей халупы. Скоро туда же пришел и Хабас.

Там был и комиссар Фролов. Он перебрался к старику по совету руководителя подпольной группы Баксана, которому Дагалина изложила план операции «М».

Выслушав Дагалину, он сказал:

— Операция разработана хорошо, и я абсолютно уверен в успехе дела. Но Ахмет должен доставить машинку не к Арине Павловне, а в свой дом. Я с вами согласен: вряд ли Слепцов может подумать, что похищение совершили девочки. Тем более, что Фатимат дочь… — Баксан улыбнулся, — …фрау Дахолин, лояльнейшей из лояльных горянок. И все же рисковать не будем. Обыск в доме Арины Павловны хотя и маловероятен, но возможен. Поэтому и товарищ Фролов и Хабас должны перебраться к Ахмету. Старик одинокий, живет отшельником, никто к нему не ходит. И дом стоит на окраине. Обязательно надо к нему! Так и передайте товарищу Куршу, — сказал Баксан.

И это, как поняла Дагалина, было приказом: и ей, и комиссару Фролову.

В тот же день Фролов, замаскировавшись под старика калеку, перебрался к Ахмету.

Как бы ни была тщательно разработана операция, комиссар Фролов не мог не тревожиться за исход дела, за судьбу юных подпольщиков. И только когда Ахмет вошел в дом и осторожно спустил с плеча на пол рогожный куль и на пороге появился Хабас, весь сияющий, Александр Алексеевич облегченно вздохнул.

— Молодцы! — похвалил он ребят.

А тем временем, закончив уборку, Фатимат и Рая доложили дежурному офицеру, что они все сделали и пусть господин Мюллер убедится собственными глазами.

Тот, пошатываясь, вышел из кабинета, обвел коридор пьяным взглядов, закивал:

— Гут! Гут! Можешь быть свободен… Фрау Дахолин привет! Доложите, чтоб шнапс, шнапс!

— Обязательно!.. Ауфвидерзейн, господин Мюллер!

Девочки вышли из помещения и чуть не рассмеялись: часовой тихонько наигрывал на губной гармошке и пританцовывал; автомат болтался на его груди.

— Спокойной ночи, господин Нушке!

Часовой сунул гармошку в карман, схватился за автомат, но, узнав девочек, осклабился:

— А, медхен!

Девочки постояли немного, чтобы часовой убедился, что они идут с пустыми руками, и, пожелав Нушке благополучной «вахты», подчеркнуто неторопливо вышли со двора. Как и было заранее решено, чтобы не возбудить никаких подозрений у Слепцова, Рая пошла ночевать к Дагалине.

Когда они пришли, вечеринка была в полном разгаре. Играл патефон. Томный голос пел: «Темные ночи, черные очи мне не забыть никогда…» Слепцов танцевал с какой-то очень красивой девушкой-кабардинкой…

И вдруг Рая опешила: это была та самая санитарка, которая участвовала в бою на подступах к городу. Рая даже помнит, как ее зовут — Люся. Девушка, улучив момент, кивнула ей: мол, да, да мы знакомы.

Из-за стола вышла Дагалина.

— Как, дочки мои, хорошо ли убрали?

— Хорошо, мама, — сказала Фатимат. — Нас поблагодарил даже сам господин Мюллер!

Слепцов отвел к столу свою даму и подошел к девочкам с рюмками:

— А теперь разрешите мне поблагодарить вас.

Дагалина отвела его руку:

— Нет, нет, Вадим Петрович! Они еще дети… Девочки, идите на кухню, перекусите и ложитесь спать.

Вечеринка кончилась на рассвете. Слепцов договорился с девушкой-именинницей о новой встрече. Она ему понравилась. Он уже строил планы: кончится война, обязательно женится на ней и увезет к себе в Ростов. Или даже куда-нибудь в Германию.

Он был в отличном настроении, спать не хотелось, и решил идти прямо в комендатуру: надо было закончить перевод нового приказа коменданта города.

Он застал часового спящим, а капитан Мюллер, будучи совершенно пьян, играл сам с собой в карты.

— А, Слепцов, битте… Составьте компанию. Дьявольски скучно сидеть одному в этой собачьей конуре.

— Извините, господин капитан, у меня срочное дело.

Он направился к своему кабинету, дверь которого, как, впрочем, и всех остальных комнат, была раскрыта настежь. Он сразу заметил, что на столе нет его портативной машинки. Он бросился к дежурному офицеру.

— Слушайте, капитан! Почему раскрыты все двери?

— А черт их знает! Я давал распоряжение закрыть. Да дьявол с ними: кто посмеет зайти сюда! А войдет — вздернем на перекладину!

Слепцов благоразумно решил: с пьяным говорить толку мало: чего доброго, еще пристрелит! Как бы он ни служил немцам, офицеры и даже рядовые всячески досаждают ему.

Он вернулся в кабинет, сел, закурил… Куда могла деться машинка? Уж не подстроила ли Дагалина? Не дело ли рук ее девочек, которые сегодня убирали кабинет?

Но он тут же решительно отвергнул эту мысль: Дагалина верно служит немцам, недаром они зовут ее по-свойски: фрау Дахолин. И вообще ссориться ему с Дагалиной совсем ни к чему: племянница у нее — чудесная девушка!.. Черт с ней, с машинкой! Она его личная. Достанет себе другую потом, а пока поработает на казенном «мерседесе». А то поднимешь шум — подведешь Мюллера, и тогда добра не жди!

Он осмотрел сейф, где хранятся секретные бумаги, — там было все в порядке, и, совсем повеселев, сел за работу.

Выстрел

Когда стало ясно, что концы операции «М» очень надежно запрятаны, то есть Слепцов не предпринимает никаких мер по розыску своего «рейнметалла», Фролов снова перебрался в дом Арины Павловны. Там, в подвале, удобнее и безопаснее работать на машинке. Хабаса решили оставить как связного у Ахмета. Живет будто у старика из дальнего аула внук-сирота.

Теперь, когда приобрели машинку, дело с листовками пошло куда лучше. Дагалина достала тонкой, папиросной бумаги, и ее закладывали в машинку сразу по десять экземпляров. Фролов печатал очень быстро, под его пальцами «рейнметалл» строчил словно автомат. Затем Александр Алексеевич стал обучать машинописи Раю и Фатимат. Девчонки тоже проявили недюжинные способности, и когда Курш был занят составлением текста листовки, девочки по очереди работали на машинке. Правда, писали они пока двумя пальчиками и, конечно, не «вслепую», как Александр Алексеевич, а отыскивая буквы глазами. К вечеру обычно была готова целая стопка листовок. Их распространяли сами девочки, но чаще всего Хабас. Он их рассовывал и расклеивал днем и ночью: на заборах, на домах, на тумбах для объявлений городской управы и приказов коменданта. И чуть ли не на спинах полицаев!

Хабо — так звала его Рая — был и великолепным разведчиком, связным. Под видом бродяжки он пробирался всюду. Шивой, смелый, даже дерзкий, он очень нравился Рае. Ей и в голову не приходило, что скоро они расстанутся.

И вот, как это нередко бывает в жизни, все разом изменилось.

В один из дней к ним пришел Баксан — как его настоящее имя, Рая до сих пор не знала — и с ним Мать, Дагалина. Дагалина попросила ее подежурить у калитки, пока они поговорят с Александром Алексеевичем.

Они беседовали около часа. А когда уходили, Дагалина шепнула ей: «Курш все тебе расскажет».

Рая вернулась домой. Александр Алексеевич положил ей на плечи руки, ласково сказал:

— Ну, дружок, завтра будем прощаться с тобой. Жаль, но что делать. Надо! Я полагаю, что ты у нас хороший конспиратор и не потребуешь от меня сведений, куда и зачем я уезжаю, хотя мы с тобой и очень, очень большие друзья. А с другом полагается делиться всем.

Рая, не мигая, смотрела на комиссара.

— А сейчас иди к Ахмету и скажи Хабасу, пусть он приходит сюда.

— И Хабо… — Она не могла закончить вопроса.

— Да, — сказал комиссар.

Рая почувствовала, как защипало в уголках глаз. Дрожащим голосом переспросила, хотя в этом не было нужды:

— Завтра?

Комиссар кивнул.

А на другой день в предвечерье из города вышли два человека — хромоногий слепой старик и мальчик-поводырь с нищенскими сумками за плечами. Уже стемнело, когда они добрались до балки в степи, где их поджидали два всадника — девушка и парень с двумя запасными оседланными конями. Это была Люся и ее друг Кушба.

С отъездом комиссара и Хабаса у Раи и Фатимат прибавилось дел. Если раньше Александр Алексеевич половину листовок сам перепечатывал на машинке, теперь их целиком печатали девочки. И все, что делал Хабас — а делал он очень много: был связным, разведчиком, распространял листовки, — все это теперь легло на плечи подруг.