Послание в будущее - Паата Шалвович Амонашвили

Молитва ложилась на сердце Яна и возносилась прямо к Небу через верхушки самых высоких елей.

Сквозь пелену этой молитвы учитель очнулся и заметил, что сам сидит на полу, а рядом с ним — перепуганные близнецы.

Как только он открыл глаза, они заговорили:

— Учителю лучше!

— Слава Богу, вы очнулись!

— Мы увидели из окна, что вы упали.

— И мы прибежали на помощь.

— Как вы себя чувствуете?

— Вы совсем побледнели…

Ян обнял детей и сказал:

— Сейчас мне получше. Уже посветлело на душе… Где Ясем?

— Мы бегали и искали его.

— Но нигде не нашли.

— Вам что-то причудилось?

— Что вы видели?

Учитель думал, как лучше описать свои видения детям, но неожиданно дверь шалалша тихо приоткрылась, и на пороге Ян увидел человека…

— Не может этого быть… — прошептал Ян.

В комнату вошел человек в фламандском пурпурном плаще, с величественным золотым посохом с инкрустированным бриллиантами текстом молитвы «Отче наш» на латыни. На левой руке вошедшего сверкнул перстень из бургундских сокровищ, и Ян сказал:

— Кардинал Лохелиус…

Мальчики подскочили на месте от страха, и Ян обнял их, чтобы успокоить.

Увидев это движение, кардинал сказал:

— Приветствую тебя, пастор. Не беспокойся. Как видишь, я пришел один. Здесь нет солдат, нет охраны. В дверях меня ждет лишь мой верный помощник, пастор Флуктус. Я хочу только поговорить с тобой наедине.

Ян обратился к близнецам:

— Друзья мои, подежурьте часовыми у дверей, пожалуйста.

Эраст с широко раскрытыми глазами рассматривал кардинальский посох, который сочетался с расшитым золотом и украшенным драгоценными камнями плащом кардинала, а Бенедикт уставился на бриллиантовую инкрустацию молитвы «Отче наш».

Заметив, что близнецы ошарашены, Ян привел их в чувства, повторив просьбу:

— Друзья, очнитесь! Вы — часовые. Идите дежурить снаружи.

Мальчики согласились и вышли, не отрывая глаз от сверкающего кардинала.

Некоторое время кардинал оглядывал шалаш Яна и всматривался в рукописи, разложенные по столу. Ян же чувствовал утешение и спокойствие. В его сознании пульсировала тихая внутренняя молитва, оставшаяся после его встречи с Ангелом в сердце своем, и он сказал кардиналу:

— Я потерял семью в войне, которую начали вы. Но мои тяжелые переживания ушли далеко. Теперь я знаю: все испытания, все человеческое насилие в делах земных, возносится к Богу и на Него же возлагается. Все это — дивные пути Господа, его уроки продвижения меня к себе. Я не ведаю, куда и как Он, руководитель всех, направляет своих избранных. Не способен я осознать Его действа, но Он был, есть и будет со мной всегда! Он водит меня окольными путями, только ради того, чтобы привести меня к себе. И теперь передо мной вы, ваше преосвященство, злейший враг нашего народа, тоже как урок Бога. Мне надо выучить все уроки, чтобы прийти к себе… Так вот, я приветствую, ваше высокопреосвященство. Чем могу служить?

Кардинал подошел к столу, осмотрел рукописи внимательнее и сказал:

— Это настоящее чудо, что твои рукописи восстали из пепла после того, как я их сжег.

Ян согласился:

— Бог пожелал их спасти.

Кардинал кивнул задумчиво и сказал:

— Я пришел к тебе с предложением о спасении всего вашего сообщества.

Горькая улыбка показалась на лице Коменского:

— Ваше высокопреосвященство, это звучит как насмешка. Вы губите нас, убиваете мужчин, женщин и детей. Разрушаете наши храмы. Не даете нам искать наш путь к Богу, запрещая нам причащаться хлебом и вином и молиться на понятном нашему народу языке. Теперь вы хотите нас спасать. Так не противоречите ли вы себе самому? Надо ли сначала губить, чтобы потом спасать? Не легче ли не губить, дабы не было необходимости спасать?

Выслушав это, кардинал ответил:

— Не я ваша гибель. Не я причина ваших бед. Поверь, я скорблю вместе с вами и разделаю вашу боль. Но причиной ваших бед является ваше собственное отступничество. Вы предали Бога и церковь. Вы отказываетесь подчиняться законам Бога. Это первопричина вашего бедствия.

— Вы же понимаете, что это ложь. Мы отказываемся подчиняться папе, а не Богу. Ибо папа не есть Бог на земле. Он сам должен первым показывать пример смирения и подчинения Богу, как первые апостолы. Но он этого не делает. Он разрушает устои церкви. Бога нет в церкви, Бог в моем сердце. Оттуда вы Его не можете отнять. Замкнувшись в этом убежище, я почувствовал истинное блаженство, ибо в сердце я имею лишь одного Господа Бога единственным советником, вождем, другом и товарищем во всех делах. Даже в миг великого горя лишь Он мне помогает, и все от Него.

Кардинал ответил:

— Мне искренне жаль. Вы вправе винить меня. Но я считаю себя рукой Господа. Я служу Ему и считаю своей обязанностью наставить всех отступников на верный путь. А вы — отступники. Вы еретики. Вы предаете Христа.

— Как же? Как мы предаем, когда единственное, что мы делаем — ищем связи со Христом. Объявляя себя защитником Христа, не надо ли первым делом следовать Его законам? Когда и где Он учил внедрять веру силой? Когда и где Он наставлял народы под дулом пушек, под острием сабель и под страхом разорения? Когда Он просвещал под запахом пороха? Когда и где Христос учил вас крестить мечом и проповедью? Когда и где Он проповедовал продавать искупление грехов за золото, а затем на это золото строить замки папе и его слугам?

Лохелиус сказал:

— Я понимаю тебя. В тебе сейчас говорит горечь, вызванная утратой семьи. Я правда сожалею и молюсь за их души. Царство им небесное. Но этот спор сейчас нас увлечет далеко. Тем более, что у нас не университетский диспут, а война, которая может погубить пол — Европы. Я этого