Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша - Андре Кастело

Зима, последовавшая за Термидором, была ужасна. В лавках больше не было ни крошки съестного: нигде ни мяса, ни свеч, ни дров. Даже липкая черная смесь, именуемая хлебом и выпекаемая из отрубей, бобов и каштанов, становится редкостью. Все больше парижан в конце недели отправляется за город в поисках чего-нибудь съедобного. Капуста, простая капуста, и та подскочила с восьми су до восьми франков[81], да еще пойди ее найди! В довершение всего Сена покрывается льдом, и, несмотря на варварские порубки в Булонском и Венсенском лесах, многие парижане умирают от стужи; иные — и от голода… Лишнее основание не упускать случая попировать хотя бы затем, чтобы отбить воспоминание о вонючем супе, секретом приготовления которого так хорошо владели на кухнях у кармелитов или в тюрьме Форс!

Считается также хорошим тоном советоваться с гадалками, предсказательницами и прочими ворожеями, к которым наведывается и Роза: это напоминает ей о Мартинике и к тому же она суеверна, как все креолки. В сопровождении Терезии, г-жи Амлен или Жюли Тальма[82] она посещает знаменитую м-ль Ленорман в доме N 5 — он существует поныне по улице Турнон, — владевшей тринадцатью способами отвечать на вопросы клиенток: «по осмотру трупа, по вызыванию тени, по вызыванию привидений, по отражению воды в зеркале, по разбрасыванию золы при северном ветре, по сальным свечам, лавру, вербене, яичному белку, по ногтям, огню, птицам, по петуху, откормленному специальным зерном и помещенному между буквами алфавита».

Неизвестно, предрекла ли и м-ль Ленорман, что Роза станет «почти королевой», зато гадалка, кажется, дала ей рецепт умиротворения поставщиков — пойти к кому-нибудь на содержание.

Как упрекать Розу за то, что одна, без мужа, с двумя малолетками на руках она принялась искать себе богатых и влиятельных покровителей? Маленькая креолка была житейски безоружна. Для Розы имела значение только любовь, и в этом была ее слабость. Разве природа не «соткала ее из кружев и газа», как скажет Бонапарт?

Дороже всего неотразимая креолка стоит маркизу де Коленкуру, отцу будущего наполеоновского обер-шталмейстера. Бывший генерал-лейтенант Людовика XVI не эмигрировал. Его жена состояла статс-дамой при графине д'Артуа, а с маркизом, обаятельным, но теперь уже пятидесятилетним мужчиной, Роза познакомилась еще перед революционной грозой у маркиза де Монморена в Фонтенбло. Теперь для начала хорошенькая вдова оказала де Коленкуру услугу, удачно отрекомендовав его сына Армана, которому в это трудное время пришлось стать простым вахмистром, хотя прежде он был уже лейтенантом. У второго сына, Огюста, вообще нет никакого места. Роза делает все, что в силах, но без особого успеха. К счастью, благодаря другим связям, Коленкур добивается благоприятного решения по своему делу, и ему выплачивают генеральскую пенсию за три года, с которой наша милая креолка взыскивает изрядную долю, что позволяет ей остаться элегантной женщиной, а это для нее — главное. Маркиз платит охотно: он по-настоящему влюбился в Розу. Генеральские пятьдесят четыре года не пугают тридцатидвухлетнюю вдову, хотя по сердцу ей, скорее, мужчины моложе, чем она сама, — и так будет вплоть до ее последнего любовника.

Андре Гавати полагает, что именно о Коленкуре думал Гош, когда писал своему другу Шампену, что «Роза причина всех моих горестей». Похоже, что Коленкур, «порабощенный полуденным бесом»[83], подумывает даже о разводе и женитьбе на соблазнительной вдове. Маркиза де Коленкур? Почему бы нет? У ее вздыхателя есть деньги и прекрасное поместье, которое не конфисковали. Однако в это время Роза еще надеется, что у Гоша хватит духу расстаться с глупенькой Аделаидой.

И потом, ее вскоре увлекут другие связи.

Через короткое время после переезда на Университетскую улицу г-жа де Богарне задумывает пригласить к себе Барраса. Наряду с Тальеном, Баррас был, безусловно, самым сильным человеком в Конвенте, получившим наибольшие выгоды от термидорианского переворота. Председателю Конвента, члену комитета общественной безопасности, командующему войсками Парижа, ему недолго оставалось ждать дня, когда он станет «директором», одним из пяти некоронованных королей Франции при Директории.

В начале 17 95 Роза пишет ему такую записку:

«Я уже давно не имела удовольствия видеть вас. С вашей стороны нехорошо забывать старую знакомую. Надеюсь, мой упрек вас проймет. Теперь я живу на Университетской улице, дом 371».

Баррас, разумеется, навестил ее, но не так, как этого хотелось Розе, которая в феврале снова подбивается к нему, о чем свидетельствует другая записка:

«Передайте Баррасу, что я четвертый день лежу с простудой, что, так и не навестив меня, он поступает очень дурно и что нужно быть ему настоящим другом, чтобы его простить».

Она стала его подругой и простила его. Любила ли она Барраса? Можно ли любить виконта и цареубийцу[84] Поля де Барраса, мужчину умного, красивого, элегантного, обаятельного в обращении, смелого, утонченного, мастера острот и в то же время являющего собой пример самой отвратительной порочности? Как бы там ни было, это Розу не остановило. Любил ли ее Баррас? Нет, он любил только деньги. Деньги и еще больше — роскошь! И чтобы иметь то и другое, был готов на все. Любил он и женщин, «богинь его разума», но был совершенно не способен любить одну из них.

— Демократия — вот что такое любовь, — повторял он.

Не брезговал он при случае и молодыми людьми. Этот тщеславный и циничный игрок, этот продажный политикан наслаждался не самой властью, а тем, что она может ему дать. О нем говорили: «Он любит трон, потому что тот — бархатный». Он наслаждается данной минутой, — заметил кто-то, хорошо его знавший, — «и живет изо дня в день наедине со своим умом, кошельком, любовницами и совестью». Последней у него, правда, было мало — вернее, вовсе не было. Тем не менее он услужлив. «Он легко оказывал услуги, — говорит г-жа де Шатене[85], — и здесь не делал различия между просителями, не чванился и не чинился», и Роза вовсю использовала его. Протекция «генерала»[86] помогла ей получить для Круасси корову, драгоценный подарок в условиях III года Республики, и — хотя Роза отнюдь не была наследницей своего покойного мужа — пару лошадей и карету в порядке компенсации за экипаж, оставленный Александром в Рейнской армии и реквизированный комиссарами Конвента.

Когда именно молодая женщина вступила в гарем Барраса, состоявший из новых, будущих и прежних его любовниц? Историки расходятся во мнениях на этот счет. Одни считают, что аппетитная вдовушка вошла в число подружек «генерала» с октября 17 94, другие — что зимой или весной 17 95. Согласно Андре Гавоти, а он лучше всех знает проблему, связь началась лишь на другой день после Вандемьера[87]. Не будем становиться ни на чью позицию. Если бы такой вопрос задали впоследствии обоим наиболее заинтересованным лицам, они, пожалуй, и сами не ответили бы на него. Для Поля де Барраса и Розы де Богарне телесная близость в контексте прочих похождений была не настолько уж важна, чтобы запоминать связанные с ней даты. Как позднее выразится Баррас, «г-жа де Богарне принадлежала к свите дам, составлявших компанию Тальену и мне».

К свите!..

А принадлежать к свите короля казнокрадов означало для Розы возможность расширить свои «дела». Речь теперь шла уже не о голове сахара или паре чулок! У г-жи де Богарне более широкие виды. Робер Ленде упоминает, что однажды к нему явился Уврар и предложил сто тысяч франков за контракт на военные поставки. Будущий министр финансов Директории, а тогда член Комитета общественного спасения закричал:

— Выйдите, сударь, или я вышвырну вас в окно!

— Не могу предложить вам больше, — невозмутимо отозвался банкир. — Баррасу и госпоже де Богарне я даю столько же.

Благодаря своим «делам», Роза 17 августа 17 95 может позволить себе расход явно не по средствам. В этот день она снимает у Жюли Карро, бывшей Луизы Жюли Тальма, принадлежащий этой девице легкого поведения небольшой особняк, расположенный неподалеку от шоссе д'Антен и предместья Монмартр, — дом N 6 по улице Шантрен[88], которую назвали так потому, что когда-то там квакали лягушки[89]. Это было очень уютное жилище, восхитительная прихоть особы, состоящей на содержании, — м-ль Карро состояла на нем у виконта де Сегюра. Решетчатые ворота между двумя домами — особняками д'Аржансон и де Сен-Шаман — позволяли по узкой аллее длиной в 90 метров, обсаженной липами, добраться до маленького дворика-сада[90]. У входа в него располагались два флигелька — конюшня, где помещалась пара вороных, и каретник, где стоял экипаж, полученный от Республики. Посреди красивых деревьев, производивших впечатление парка, возвышалась осуществленная мечта — небольшое зданьице в четыре окна по главному, увенчанному аттиком фасаду и примыкающая к дому ротонда, откуда через высокие застекленные двери можно было попасть в сад. В полуподвале помещались кухни и погреба, на втором этаже комнаты повара Галлио, горничной Луизы — она заменила Агату Компуэн — и гражданина Гонтье, дворника и слуги одновременно.