КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены - Галина Львовна Кузичкина (Кокосова)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начальником Управления «С» в 1976 году был генерал Кирпиченко. Он был «варягом». На языке Управления «С» это означает, что человек не был выходцем и воспитанником этого управления, а прислан туда со стороны. Карьера Кирпиченко сложилась довольно интересно. Он был из 18-го отдела ПГУ и специализировался по арабским странам. Он был резидентом КГБ в Египте, когда отношения с Садатом стали давать трещину. Резидентуре КГБ через свои источники стало известно о планах Садата выдворить всех советских советников из Египта. Источники были надежными, одним из них был сам начальник службы безопасности Египта Сами Шараф. Резидентура направила эту информацию в Центр, но, к их удивлению, никакой реакции не последовало. Наоборот, стали задавать вопросы, насколько надежна информация и т. д. Дело в том, что советский посол в Египте Владимир Михайлович Виноградов в то же самое время направлял в ЦК КПСС информацию совершенно противоположного характера, убеждал Москву в том, что Садат продолжает оставаться «верным другом» СССР. Тревожная информация продолжала поступать от агентов резидентуры, и Кирпиченко отсылал ее в Центр. Посол же гнул свою линию, и в Политбюро верили ему, так как он был членом ЦК КПСС. Но информация Кирпиченко настораживала, и Москва просила посла подтвердить эти сведения. Посол настаивал, что все нормально. Более того, за день до объявления Садатом о выдворении советских советников посол Виноградов провел с ним встречу и получил личные заверения в теплых дружеских чувствах. На следующий день советские были выброшены из Египта. Косыгин, который был тогда председателем Совета Министров, куда входил и КГБ, распорядился «присвоить этому толковому резиденту звание генерала и дать высокую должность в Центре». Вот так Кирпиченко стал начальником Управления «С». А что же сделали с тем послом? А ничего. Он возвратился в Москву и получил должность заместителя министра иностранных дел. Членов ЦК у нас не наказывают.
И вот наступил день, когда мне в отделе кадров выдали удостоверение сотрудника КГБ, краснокожее, с гербом на обложке. Наверное, каждый сотрудник КГБ испытал это чувство при вручении УДОСТОВЕРЕНИЯ. Чувствуешь, что тебе вручили символ власти, при предъявлении которого любое твое желание будет выполнено как по взмаху волшебной палочки. Такое чувство создается у молодого офицера ходящими по всей стране слухами о всесилии КГБ.
Но вот кадровик «вылил мне на голову ведро холодной воды»: УДОСТОВЕРЕНИЕ НИКОМУ НЕ ПОКАЗЫВАТЬ. Особенно сотрудникам милиции. И вовсе не потому, что ты сотрудник разведки и должен держать свою причастность к этой организации в секрете. Дело совсем в другом. Между милицией и КГБ существовала настоящая вражда, которая шла с самого верха. Председатель КГБ Андропов и министр внутренних дел Щелоков ненавидели друг друга. Прежде КГБ имел возможность держать милицию под контролем, имея там своих агентов. Но вот Щелоков, который был приятелем Брежнева, убедил генерального секретаря сделать милицию независимой от КГБ полностью. Брежневу эта идея пришлась по душе, так как этот шаг ослаблял влияние КГБ и превращал милицию в равного КГБ соперника. Все это позволяло Брежневу проводить политику «разделяй и властвуй». Стравливая эти две организации, партия направляла их злобу друг на друга, оставаясь при этом в полной безопасности. И если одна из этих организаций попытается выступить против партии, то ей всегда можно противопоставить другую. Несмотря на вражду, Брежнев. Андропов и Щелоков жили в одном доме на Кутузовском проспекте, 26, и этот дом охранялся как сотрудниками КГБ, так и МВД.
Коррумпирование общества происходило на глазах у КГБ, но сделать сотрудники ничего не могли. У них не было на это никаких прав. Сотрудники КГБ называли свою организацию инвалидом с отрубленными руками, который все видит, но поделать ничего не может. Но парадокс заключался в том, что об этом положении было известно только ЦК КПСС и самому КГБ. Даже в МВД правда была известна только немногим высшим чинам. По стране продолжали ползти слухи о неимоверном всесилии и влиянии КГБ, и многие граждане, недовольные распространением коррупции, открыто спрашивали, куда же смотрит КГБ. В большинстве случаев сотрудники КГБ молчали об истинном положении по двум причинам. Во-первых, было стыдно признаться, что такая «всемогущая» организация на деле превращена партией в бумажного тигра. Во-вторых, этому все равно никто бы не поверил, настолько невероятно все это звучало. Я как-то пытался объяснить своим друзьям истинное положение КГБ. От меня просто отмахнулись, сказав, что я все выдумываю.
Эту слепую веру в народе во всесилие и вездесущность КГБ очень умело использовали партийные работники, отводя недовольство людей от партии и направляя его против КГБ.
Чем же в это время занимался КГБ в целом? Разведкой за границей, контрразведкой против иностранцев в СССР, охраной государственных границ, радиоперехватом иностранных коммуникаций, охраной высшего партийного руководства, работой по диссидентам и валютчикам. Никакого отношения и доступа к борьбе с коррупцией. Партия с коррупцией бороться не хотела, она использовала ее для своего обогащения.
Естественно, что КГБ не был чист от коррупции, но она не была столь ужасающей, как в МВД. Андропов строго карал тех, кто был замешан в коррупции. Например, в 1972 году сотрудники КГБ, работающие по валютчикам, были арестованы за получение взяток от «своих подопечных». Наказание было очень суровым. Большинство из них были расстреляны.
Я отнюдь не утверждаю, что сотрудники КГБ являются людьми другого сорта. Они такие же обычные советские люди, как и все, но строгая дисциплина и отсутствие прямого доступа к источникам коррупции сдерживали ее распространение. Коррупция в КГБ имела вид небольших подарков непосредственному начальству после возвращения из загранкомандировки, устройства обедов в ресторанах и у себя дома. Но и все эти «невинные» вещи были строжайше запрещены. Да и не только это. Даже отмечание повышений в должности, звании и дней рождений с приглашением своих коллег были тоже строжайше запрещены в КГБ. Все это, конечно, делалось, но очень тихо и с большим риском. Если кто-то попадал в милицию в нетрезвом состоянии после подобного мероприятия, то страдал не только он, но и устроитель, и остальные присутствовавшие. Виновный мог быть выгнан из КГБ без пенсии. Карьеру остальных можно было считать замороженной
