Время - ноль - Александр Чернобровкин

Ему нравилось идти рядом с Инной, ловить завистливые взгляды мужчин и подшучивать, что кто-нибудь из них шею себе свернет. Впрочем, подобное и Инна могла сказать о женщинах. Но самым приятным было возвращение с ней из кафе, где они протанцевали до закрытия. Темные улицы дышали тревогой, редкие прохожие держались подальше друг от друга. Инна хваталась двумя руками за его руку, прижималась, насколько возможно при ходьбе, и вздрагивала при каждом звуке. Но при этом успевала замечать всякие мелочи.

– Смотри – кошка! А глазищи зеленые – как два такси!.. Походка какая у женщины – будто босиком идет!.. Ой, сирень поздняя! Нарви, Сереж!

Светлые гроздья свисали с веток за высоким забором, пришлось попрыгать.

– Ой, она вялая... – разочарованно произнесла Инна, и букет полетел под соседний забор.

У ее дома кучковались подвыпившие подростки, негромко переговаривались, курили и часто сплевывали. Молодняк скучал, высматривал, над кем повыделываться.

– Зайдем с другой стороны, – шепотом предложила Инна.

– Нет.

Рано или поздно ему придется иметь дело с этими щенками, уж лучше сразу разобраться. Не справится сам, завтра с друзьями привалит.

Кто-то из подростков размотал цепь, позвенел ею, точно давал сигнал к нападению. Сосед его щелкнул нунчаками и чуть отодвинулся, чтобы не зацепить корешей при размахе.

Сергей шел прямо на этих двоих и все крепче прижимал к боку Иннины руки. Когда приблизился настолько, сто можно было разглядеть лица, щенок с цепью уступил дорогу и сказал:

– Привет, Серега!

– Привет!

Тусовка раздвинулась, давая пройти, поприветствовала вразнобой.

– Откуда ты их знаешь? – спросила Инна.

– Я их не знаю, зато они меня знают... Со мной часто незнакомые здороваются.

– Ну да, «афганец» же! – догадалась она. – Представляешь, это хулиганье никому жизни не дает! Кто бы ни провожал меня, обязательно изобьют, хоть переезжай в другой район!.. А с тобой я никого не боюсь, – сказала она, когда Сергей остановился у входа в ее подъезд, чтобы здесь попрощаться и договориться о следующем свидании, и потянула за собой по неосвещенной лестнице на второй этаж, где перед дверью в квартиру предупредила: – Не шуми, а то родители спят.

Иннины родители спокойно относились к тому, что Сергей ночевал в их квартире. С матерью он почти не встречался, только с отцом по утрам за завтраком, который оба, спеша на работу, ели быстро. Иннин отец служил прапорщиком в исправительно-трудовой колонии строгого режима, зоне, расположенной на окраине города. Глядя на его простецкую физиономию и загорелую, наполовину лысую голову, трудно было поверить, что Инна – его дочь. Но однажды Сергей боковым зрением увидел, какие у него глазницы – похожие на бортовые стрелковые щели бронетранспортера. У такого чужих детей не может быть и с голоду он никогда не умрет. Жена и дочь не работали, а одевались на зависть. Квартира – выставка дефицита. Можно только предположить, чего это стоило зекам. Правда, складывалось впечатление, что зеков прапорщик любит, чего не скажешь о его отношении к жене и дочери. Утром он с радостью убегал на работу, даже завтрак сам готовил, а возвращался поздно, сразу оседал перед телевизором и за вечер мог не проронить ни слова. Сергея прапорщик зачислил в союзники.

– Человеческое лицо в доме появилось, – признавался он несколько раз по утрам.

На день рождения жены, который отмечали вчетвером за столом, накрытым на дюжину гостей, прапорщик, подвыпив, оказал Сергею особую честь.

– Могу тебя к нам устроить, место хорошее освободилось. Подучат, прапорщика получишь. Работа хлопотная, но... – он потер большой палец об указательный, – в накладе не останешься.

Мать и дочь воспротивились в один голос, особенно возмущалась первая:

– Ну, здрастье! Не хватало, чтобы моя дочь стала женой прапорщика!.. Ему учиться надо, в институт будет с Инной поступать. Нечего им хоронить себя в этой дыре. Инночка хорошо подготовилась в этом году, должны принять.

– Там не знания нужны, – возразила дочь.

– Слышишь? – обратилась жена к мужу. – Не мешало бы тебе побеспокоиться.

– У меня таких денег нет, – буркнул прапорщик набитым ртом. Пережевав, сказал, глядя в тарелку: – Пусть своим умом поступает.

Учиться Сергей не собирался. После службы устроился мастером участка на небольшой завод неподалеку от дома, причин уходить оттуда пока не было. С другой стороны, без институтского диплома выше заместителя начальника цеха не подымешься. а Инне этого будет мало, и в Донецке хотелось пожить, все-таки областной центр, есть где погулять. Поэтому, подражая прапорщику, уставился в тарелку, давая понять, что ради Инны согласен на учебу.

Его, как орденоносца, приняли без экзаменов, а Инна срезалась на первом. Наверное, поэтому и согласилась, наконец-то, выйти замуж за Сергея, ведь, уезжая поступать, заявила, что в любом случае домой не вернется.

Каждый раз, когда возвращался в Донецк, мать нагружала сумки так, что руки отваливались, пока дотащишь до общежития. Инны в комнате не было, наверное, у подруги сидит, жалуется на судьбу. Сергей прошелся по комнате, собрал и сложил в шкаф разбросанные повсюду вещи жены. Из-за висевших на стенах трех зеркал и разложенных на полочках и тумбочках бесчисленного количества флакончиков, пузырьков, баночек, тюбиков казалось, что находишься в гримерной, которую видел в школьные годы, когда ушел с нудного спектакля изучать театр. Вот только коврик над кроватью разрушил эту иллюзию. На нем был выткан толстый оранжевый тигр с кислым мурлом, как будто недоволен, что попал в такое убогое жилье. Видел бы он, какой была комната, когда Сергей вселялся в нее: побоялся привозить Инну до окончания ремонта. Делал ремонт сам. Переклеил обои, покрасил окно и дверь, раздобыл за литр водки у коменданта новую мебель – получилось здорово. Пока не кончились деньги, подаренные на свадьбу, в комнате было лучше, чем в раю. Потом превратилась в камеру-одиночку на двоих. Инна часами сидела на кровати и смотрела на тигра, точно безмолвно рассказывала ему, что бестолковый муж не умеет добывать деньги. Знать бы, сколько ей надо, как-нибудь бы расстарался, но чем больше приносил, тем быстрее исчезали. Долгов – хоть в коридор не выходи, потому что каждый встречный – кредитор. Когда молчание жены становилось совсем невмоготу, Сергей ехал к родителям.

Мать невзлюбила Инну, но ни разу не обмолвилась об этом, только перед свадьбой попросила, печально глядя на сына:

– К нам в дом не веди ее.

– В Донецке будем жить, мне, как инвалиду войны, отдельную комнату в общежитии дали.

– Ну и слава богу...

В комнату влетела Инна, с радостным визгом бросилась к Сергею.

– Я уже заждалась!.. Ой, сколько ты всего привез!.. У-у, печенье! – она осторожно, словно кошка из воды, выгребала из кулька жирное домашнее печенье, надкусила, а остальное сунула Сергею в рот. – Вкуснотища, правда?

– Угу.

– Твоя мама умеет печь!.. Да, ты деньги привез?

– Угу.

– Сколько.

– Двести.

– Вот хорошо! Я тут сапожки купила осенние за сто пятьдесят и...

– Но у тебя же есть сапоги!

– Они старые, целый год в них ходила.

– Да, очень старые... А на что мы будем жить?

– Займем у кого-нибудь.

– Меня однокурсники уже избегают: всем должен.

– Опять ты за свое! Сказал бы, что жадничаешь, что тебе наплевать, в чем жена ходит, хоть в лохмотьях!

– Ничего себе – лохмотья!

– Да, на нищенку похожа! Ты посмотри, как другие женщины одеваются!

– Но у нас сейчас нет таких денег. Если бы ты работала...

– Вот! С этого бы и начинал! Я догадывалась, что ты не хочешь, чтобы я в институт поступила, слишком умная жена тебе не нужна.

– Мне это в любом случае не грозит.

Инна обиженно заморгала длинными ресницами, на щеки выкатились слезы. Через десять минут мокрым было все: носовой платочек, подушки, рубашка на груди Сергея. Казалось, и толстый тигр впитал шерстью немного слез, поэтому был еще толще и косился еще недовольнее.

– Ну ладно, покупай сапоги, только не плачь...

Инна еще немного повсхлипывала и, не вытерев слез, помогла раздеть себя, а в постели окончательно утешилась, словно бы выпрашивала прощения, будто это она не хотела давать деньги, а не наоборот. Потом положила голову ему на грудь и, весело посмеиваясь, рассказала последние сплетни общежития.

Сергей слушал в пол-уха, поглаживая ее волосы, решал, кому отдать долг из оставшихся пятидесяти рублей.

– Кушать хочу, – сообщила вдруг Инна.

– Там в сумке колбаса есть, тушенка домашняя.

– Надоело всухомятку. Давай в ресторан сходим? – предложила она и поцеловала Сергея, чтобы не мог возразить. – Мы ведь так давно не были...