Сталин и Гитлер - Ричард Овери

В итоге Штрассера, как и Бухарина, стали рассматривать как подлинную историческую альтернативу диктаторам, которые сумели отбросить их на обочину. Если бы Штрассеру сопутствовал успех и ему удалось бы сократить полномочия Гитлера или занять его место в национальной коалиции в начале 1933 года, личная диктатура Гитлера могла бы стать невозможной; если бы Бухарин сумел воспользоваться своим положением «любимца партии», как об этом было сказано Лениным в «завещании», достигнув успеха в продвижении своей версии революции, возможно, Сталин был бы смещен или вынужден принять условия коллективного руководства111. Не может быть никаких сомнений в том, что истории обоих государств, Германии и Советского Союза, пошли бы совершенно иным путем, если бы те двое получили доверие партий. Однако здесь важно отметить, что предполагаемые выше альтернативы невозможно рассматривать как более приемлемое лицо коммунизма или национал-социализма, слабую тень фанатичной реальности. Штрассер был ярым антисемитом, непреклонным противником марксизма, ревизионистом в вопросах международной политики и противником парламентаризма. Свою карьеру в советской системе Бухарин начал с позиции ультра-революционера, и его приверженность умеренной экономической политике не сделала его большим демократом; будучи членом Политбюро, он оказывал поддержку всем авторитарным решениям, принятым в 1920-х годах. В этом отношении оба они ушли недалеко от Гитлера и Сталина.

В конце концов, ни Бухарин, ни Штрассер не проявили себя достаточно сильными личностями, чтобы преодолеть безмерную слабость всей оппозиции, противостоящей будущим диктаторам. Оба представляли собой прямолинейные и немудреные личности, чье прямодушие было серьезным недостатком в тайной и изощренной политической игре, в которую играли с ними Сталин и Гитлер, наслаждавшиеся искусством политики и являвшиеся совершенно безжалостными и беспринципными личностями. Ни у Бухарина, ни у Штрассера не было ни честолюбия, ни достаточной целеустремленности или силы воли, чтобы взять на себя руководство партией, что стало совершенно очевидным после их неуклюжей реакции на конфронтацию в конце 1920-х годов. Их доктринальные отличия от их главных соперников были сильно преувеличены историками, стремящимися подчеркнуть другие возможности выхода из кризисов 1920-х годов112. Кроме всего прочего, ни один из них не сумел убедить ни партийные массы, ни более широкие слои населения, поскольку не смог успешно донести до их сознания свои обещания. Как Гитлер, так и Сталин через головы других партийных лидеров взывали к рядовым массам, которые в конце концов стали видеть в них незаменимые фигуры для будущего партии. И все же и Штрассер, и Бухарин получили ужасный приговор за то, что стали в истинную оппозицию тому стилю руководства, который был установлен в обеих партиях Гитлером и Сталиным. Штрассера арестовали в его доме 30 июня 1934 года под предлогом того, что он готовил государственный переворот, несколькими часами позже он был расстрелян капитаном СС в подвале штаб-квартиры тайной полиции. Бухарин продолжал цепляться за ограниченную роль в партии, терпя унижения со стороны Сталина на протяжении восьми лет, до тех пор пока в марте 1938 года его не обвинили в контрреволюционной деятельности и в терроризме. Приговоренный к смерти, в ночь расстрела 15 марта 1938 года он написал краткое письмо к Сталину, в котором вопрошал: «Коба, зачем тебе нужна моя смерть?»113

Стремление взять верх над партией не дает исчерпывающего объяснения, почему надвигалась диктатура, хотя это и было важной предпосылкой. Лучшим объяснением надвигавшихся диктатур были два сильнейших социально-политических кризиса, один в Германии, другой в Советском Союзе. Оба носили исторически четко выраженный революционный характер. В период с 1928 года население Советского Союза пережило огромные социальные потрясения: начало коллективизации, запуск пятилетних планов и непрекращающиеся нападки на культуру, идеи и взгляды, считавшиеся «буржуазными», которые первоначально в 1920-х годах казались режиму терпимыми и пригодными для использования. Так называемая «вторая революция» вернулась на радикальную траекторию и возродила социальные конфликты, бывшие характерными для первых послереволюционных лет гражданской войны, цель преобразований состояла в ускоренном построении социализма. В Германии социально-политический кризис, достигший исключительной остроты, был спровоцирован спадом экономики в 1929 году. Он породил националистическую революцию, полностью отвергающую политическую систему, культуру и социальные ценности республики и ставящую своей целью выбор «истинно германской» модели национального объединения. Революция отметала все «буржуазные» ценности, которые рассматривались как западные, космополитические и сеющие рознь. Возрождение нации трактовалось как возврат к траектории самоутверждения, прерванного войной и последующим поражением.

Гитлер и Сталин возникли в горниле внутрипартийной борьбы 1920-х годов как наиболее яркие представители двух революций и тех слоев населения обеих стран, которые поддерживали и участвовали в них. Ни одно из этих потрясений не возникло по мановению руки ни Сталина, ни Гитлера, хотя оба сыграли важную роль в обострении ситуации и сполна воспользовались представившимися политическими возможностями. Обе революции были порождением определенных социальных сил и обстоятельств, трудно предсказуемых и не всегда управляемых, и сопровождались широкомасштабным насилием и политическими конфликтами. В условиях нестабильности обоих сообществ, агонизировавших в эпицентре глубочайшего кризиса, возникло стремление найти харизматичную политическую фигуру, способную преодолеть хаос, сохранив при этом достижения революции. На своем пути к абсолютной власти и Сталин, и Гитлер опирались на поддержку широких масс, их поддерживало и распространенное даже среди тех, кто не горел желанием перейти в другую веру, мнение о том, что именно вождь сможет стать гарантом политической стабильности и революционного порядка. Ни один из них не имел возможности узурпировать власть с помощью прямого переворота или иным непарламентским путем. Установление обеих диктатур было результатом исторического стечения обстоятельств, когда амбиции двух лидеров слились в единый поток с устремлениями тех, кого они хотели представлять.

«Вторая революция» в Советском Союзе стала результатом очевидного парадокса, возникшего в самом сердце революционных преобразований в 1921 году, после того как Ленин положил начало Новой экономической политике. Решение разрешить частную собственность в сельском хозяйстве и торговле вызвало немедленный отклик в обществе, где четыре пятых всего населения были заняты работой на земле, а большая часть «рабочих» была представлена ремесленниками и мелкими торговцами. Принятое в тот же год решение прекратить фракционную борьбу и ликвидировать все альтернативные политические течения привело к тому, что на политической арене осталась преимущественно городская революционная партия, формально ставящая цель построения современного рабочего государства и создания мощной промышленности, партия, которой предстояло руководить сообществом, трудно поддающимся внедрению осовремененного социализма. Это противоречие вышло на поверхность сразу после того, как большая часть партии столкнулась с непреложным фактом, говорящим о том, что революции нигде больше в Европе в 1920-х годах не намечаются. Выводы, вытекавшие из осознания этой реальности, стали непреодолимым яблоком раздора между Троцким и Сталиным. Троцкий представлял тот узкий круг партийцев, которые придерживались мнения, что революция окончательно погибнет, если ее не распространять. Сталин же выступал от имени всей остальной части членов партии, считавших, что построение социализма только в одной стране – Советском Союзе – может стать вдохновляющей прелюдией революций, которые вспыхнут по всему миру. Победа над Троцким заставила партию встретиться лицом к лицу с логикой своей собственной позиции. Если Советскому Союзу предстояло в одиночестве пройти этот путь и явить всему остальному миру образцовую модель социалистического общества, необходимо было произвести стремительные и радикальные социально-экономические изменения. В своей речи перед руководителями промышленности в феврале 1931 года, вторящей его же пояснениям, изложенным в Центральном комитете в ноябре 1929 года, Сталин назвал экономические преобразования фундаментальным фактором выживания революции: «Мы на пятьдесят или сто лет отстаем от развитых стран. Нам надо преодолеть это отставание за десять лет. Мы сделаем это или просто пойдем ко дну»114. Сталин еще раз напомнил слушателям о том, что преображение Советского Союза станет образцом для пролетариата всего мира, который, вглядываясь в достижения модернизированной страны, воскликнет: «Там наш передовой отряд, ударная бригада, власть государства рабочего класса, мое отечество!»115