Смерть и жизнь рядом - Борис Тартаковский

Пани Гуличкова рассказывает (в который уже раз!), как ее дорогой и незабвенный Йозеф «схватил инфлюэнцу и сгорел за три дня». Это случилось в 1919 году. А Ян Колена мысленно опять возвращается к своим девочкам. Все ли у них в порядке, не нужна ли им помощь?.. На некоторое время, должно быть, придется укрыть их в безопасном месте. Немцы такие шутки не прощают, начнутся репрессии. Колена вспоминает семьи патриотов, которые могут предоставить кров его девочкам. «Может быть, у инженера Кужняра? Или лучше у грузчика Недбала? Нужно сегодня же выяснить».

«Однако вначале, — размышляет Колена, смакуя кофе, — надо заглянуть на Вайсшнеевскую к портному Холмовскому». Здесь в одиннадцать назначена встреча с Коллером, возглавляющим группу патриотов в управлении пограничной стражи.

— Сегодня превосходный кофе, пани Гуличкова. Благодарю вас, — говорит Колена, поднимаясь.

Тысячу раз, а может быть, и больше слышала хозяйка кафе эту похвалу, но всякий раз она доставляет старухе большую радость. И в этом нет ничего удивительного. Клиенты сейчас пошли угрюмые, вечно озабоченные своими делами, а зачастую озлобленные невзгодами. Эта война, нашествие прожорливой саранчи из Германии внесли в жизнь людей много горечи и беспокойства. Нет, Анна Гуличкова не обвиняет людей в черствости. Но тем более приятна похвала такого человека, как пан Колена.

— Желаю вам успеха во всех делах! — сердечно напутствует старуха. — Смотрите, промочите ноги, обязательно на ночь насыпьте в носки горчицы…

— Непременно.

— Да хранит вас святая Мария!

Если бы она только знала, какие тучи собираются над седеющей головой пана Колены! Но старуха Гуличкова уверена, что ее клиента интересуют только швейные машины. «Политика, пани Гуличкова, — как-то признался он, — не моя сфера».

Ян Колена медленно идет по улице и мысленно обсуждает с Коллером план диверсии в порту. Сейчас особенно важно вывести из строя портальные краны. Пускай пока один, как предлагает Коллер, чтобы не вызвать подозрения немцев. Но вывод из строя даже одного крана, например третьего, снизит скорость разгрузки не менее чем на три часа в сутки. Он подсчитал.

Этот портальный кран занимает его внимание в конторе во время оформления заказов на несколько машин и тогда, когда он ведет переговоры с дотошным и нудным коммерсантом из Ламачи. Часы показывают без пятнадцати одиннадцать, когда он достигает, наконец, Вайсшнеевской улицы.

Скромная вывеска сообщает, что портной мужской и женской одежды Штефан Холмовский проживает на втором этаже. Колену встречает жена портного — приветливая женщина, любящая угощать друзей мужа кофе, приготовленным из разного рода плодов, но только не из настоящего кофе. Да и где его сейчас достанешь!

— Штефан сию минуту будет, — приветливо сообщает пани Холмовская и усаживает дорогого гостя в кресло на тонких ножках.

Через минуту на низеньком столике появляется чашечка кофе какого-то особого вкуса.

— Вы только попробуйте, и я не сомневаюсь, что попросите еще чашечку. Штефан говорит, что такого он еще не пил…

Появляется хозяин, полный мужчина с вечной улыбкой на круглом лице. Что бы ни случилось, Штефан Холмовский всегда спокоен и приветлив. На нем отлично сшитый костюм и сверкающий белизной крахмальный воротничок. Как только входит хозяин, жена исчезает, чтобы не мешать разговору с гостем. Знает ли она, каким опасностям подвергает муж и ее, превратив дом в явочную квартиру патриотов? Конечно, знает. И гордится мужем, хотя вечно в страхе за него. А когда он как-то намекнул на те опасности, которым подвергает ее, и просил простить его, она лишь сказала:

— А где это написано, что жена пана доктора может быть патриоткой, а жена портного может и не любить свою родину?

Рассказывая об этом Колене, когда тот спросил его о жене, Холмовский признался, что после этого разговора он как будто вновь открыл «эту замечательную женщину, которую, поверите ли, я люблю больше своей жизни…».

Вскоре приходит Лео Коллер. Движения его быстры и несколько угловаты. Коллеру тридцать семь лет, но выглядит он значительно старше. Возможно, потому, что сутул и в светлых волосах заметно проглядывает седина. Но глаза у него совсем молодые, взгляд ясен и проницателен.

На Коллере его обычная зеленая форма подпоручика пограничной стражи. В управлении, где он работает, Коллер создал группу Сопротивления. В нее вошли офицеры, решпициенты — сержанты пограничной стражи, служащие в министерстве и непосредственно в порту.

После крепкого рукопожатия Ян Колена и Лео Коллер сразу же переходят к делу, как только затихают за дверью шаги хозяина.

— Я говорил с Йозефом по поводу интересующего вас крана. Что ж, это возможно, — говорит Коллер.

Обоим хорошо известен Йозеф Милко — руководитель группы Сопротивления в порту, и называть его фамилию нет необходимости. Колена к тому же знает, что Йозеф коммунист и слов на ветер не бросает. Будучи заведующим портового склада, Йозеф Милко постоянно в курсе всех портовых дел и сумел привлечь не только грузчиков, с которыми ему больше всего приходится общаться, но и рабочих водокачки, типографии и служащих почты. Две «удерки» созданы из числа речников, работающих на грузовых судах, и ремонтных рабочих.

— Если Милко что-нибудь обещал, то сделает обязательно, — одобряет Колена. — И на какое же время можно вывести кран из строя?

— Думаю, недели на две.

— А дальше?

— Ну, пока сменят шестеренки в первом кране, говорит Йозеф, можно вывести из строя пятый. Немцы встревожились, но думают, что все дело в масле.

— Вот как!

— Да, так. Масло, считают, дрянное, вот и плавятся подшипники, летят шестеренки и все летит к чертовой матери. Эту версию горячо поддерживают все специалисты словаки, даже и те, кто не входит в группу патриотов. Да и чиновников эта версия устраивает: лучше ругать масло, чем признаться в своей слабости против патриотов…

Кто-то робко стучит в двери, и входит пани Холмовская.

— Не угодно ли чашечку кофе?

— Очень благодарны, пани Холмовская.

Поставив кофейник и две свежие чашки, пани Холмовская уходит.

— Лео, а вам не приходила мысль, что этим маслом ведь можно воспользоваться и на судах… — оживляется Ян Колена.

— Еще бы!

— Ну и что же?

— Я говорил с Йозефом, и он обещал попробовать…

— Это было бы превосходно. Словом, задача остается прежней, но теперь она имеет первостепенное значение: чем дольше мы будем задерживать военные грузы, тем лучше, сами понимаете. Сейчас многое решают время, часы…

Попивая кофе, они на минуту задумываются. И каждый по-своему представляет себе немецкую военную технику — танки, скрытые в буковых и ясеневых рощах Словакии, камуфлированные самолеты, ожидающие горючего на оперативных аэродромах, и полки, дивизии, настойчиво требующие патронов, снарядов, военного снаряжения. Колена вспоминает шифровку Зорича: «Во что бы то ни стало задерживайте отправку на фронт боеприпасов и горючего…» Об этом он говорил и тогда, когда они прощались. Колена неплохо разбирается в технике. Хотя он имеет университетское образование, но любовь к технике у него осталась с юных лет, и теперь это может пригодиться.

— Я много думал о вашем предложении и пришел к выводу, что оно представляет интерес, — говорит Колена. — Но я еще не получил ответа от Зорича. Думаю, однако, что принципиальных возражений не будет, и поэтому не следует ли уже сейчас начать подбор людей?

Речь шла о подготовке диверсии на мосту важнейшей железнодорожной магистрали немцев. Колена сообщил майору Зоричу о намерении группы Коллера, но связной еще не возвратился. Однако Колена, как, впрочем, и Лео, был уверен, что дело задумано хорошее.

— Рад сообщить вам, что подготовка начата, отобраны исполнители и они выясняют конкретные условия для осуществления нашего проекта…

Оба опять берутся за кофе, потом взглядывают друг на друга, и глаза этих людей, ежедневно и ежечасно подвергающихся смертельной опасности, выражают теплое участие и дружбу. С делами покончено, все выяснено, и сейчас тянет просто, по-человечески, поговорить о том, ради чего они рискуют жизнью и во имя чего готовы в любую минуту отдать ее.

— Иногда, в ночные часы, когда почему-то не спится и в голове бродят легкие и утешительные мысли, я хочу представить себе будущее, — начинает Коллер. — Ведь так редко выпадает возможность поговорить о том, ради чего, собственно, живешь и работаешь. Вы не испытывали этого, Ян?

— Вы прямо заглянули ко мне в душу, Лео.

— Я смотрю на молодых и думаю: боже, они даже не представляют себе, в какое время они будут жить. Вы имеете детей, Ян?

— Нет, Лео, я ведь холост.

— А я имею. Моя семья, знаете ли, живет в Зволене. И вот, иногда я думаю, что, может быть, нам с вами и не увидеть рассвета… Зато его увидит Чехословакия…