Крылья распахнуть! - Ольга Голутвина

Сел юный провинциал за стол. Его тут же взяли в оборот Рыжий Альбинец и Помело. Как всегда, пару кругов они сыграли на проигрыш — чтобы простак освоился, чужое серебро в руках подержал, в азарт вошел. Они с третьего круга всерьез за дело берутся.

Мне-то от дверей не шибко видно, как идет игра, а только замечаю, что и третий круг, и четвертый уже — а юнец делеры к себе по столу придвигает. Рыжий Альбинец потирает левой рукой бровь: верный признак — злится. А Помело на весь дом закричал хозяину:

«Эй, Пузан, нашему новому другу везет! Это дело надо обмыть. Каррасинского нам! За мой счет!..»

Я не забуду, Райсул, как ты меня вытащил из заварушки в «Охапке дров» и три проулка на себе тащил, чтоб меня со сломанной ногой стража не сцапала. Так я тебе по дружбе говорю: будешь в «Улыбке удачи» — поосторожнее с каррасинским, особенно если тебе его кто-нибудь ставит. Как бы с того винца у тебя голова не закружилась да в глазах не зарябило!..

Рыбья Кость — помнишь нашу подавальщицу? — мигом обернулась, кубки не перепутала, кому какой подносить. Помело и Альбинец выпили за здоровье и удачу Дика Бенца. А сам он сделал маленький глоточек, поставил кубок на край стола и говорит, улыбаясь до ушей:

«Хорошее какое вино… Играем дальше, господа, пока моя заступница ко мне добра. Она капризница, привередница. Миг — и передумает мне помогать».

«А кто у тебя в заступницах?» — поинтересовался Джек-Левша из-за соседнего стола.

Бенц с готовностью расстегнул камзол…

Ну, ты видел, наверное, — в лавчонках кипами лежат кожаные лоскуты с изображениями Младших богов. Ты-то, халфатиец, можешь не знать, но мы часто нашиваем лики своих заступников на куртки и камзолы — с изнанки, чтоб к сердцу ближе. Во, гляди: у меня Больд Могучий, даритель крепости и силы…

Так вот, распахивает Бенц свой камзол — и глядит на нас Риэли Насмешница, божественная циркачка. Красивая, веселая, в шутовском пестром наряде — и шариками жонглирует, богов потешает. А каждый шарик — судьба человеческая…

Все притихли: где и почитать богиню удачи, как не в игорном доме! А Бенц принялся камзол застегивать — да локтем кубок зацепил, на пол опрокинул. Так огорчился, бедняга, охнул даже!

Рыбья Кость тихонько спросила хозяина: не принести ли гостю другой кубок? А я рядом стою и слышу, как умный и тертый наш Пузан так же тихо отвечает подавальщице:

«Незачем добро переводить. Все равно на полу окажется».

А простак из захолустья продолжает потрошить Альбинца и Помело, как хозяйка потрошит гусей перед копчением. Рыжий Альбинец от злости себе бровь чуть до дырки не протер.

Тут Помело сорвался, начал волну гнать: мол, у франусийца такие пышные манжеты, что полколоды упрятать можно.

Бенц не обиделся. Даже заулыбался польщенно:

«Вы приняли меня за шулера? Ух ты! Дома расскажу — не поверят. Но вы поглядите мои манжеты, обязательно поглядите!»

Но подошел почему-то к Рыжему Альбинцу, ему и руки протянул: мол, проверь!

Альбинец без охоты прощупал манжеты — и продолжилась игра. К концу круга я ближе подошел. Гляжу: Помело кладет поверх расклада двух дам — франусийку и виктийку. Рыжий чуть помедлил и выложил джермийского лучника. А Бенц поверх этой роскоши аккуратненько так примостил вожака грифонов. Все, расклад побит!

Рыжий перестал тереть бровь. Глянул на Бенца. На карту с грифоном. Снова на Бенца. И говорит этак учтиво, но твердо:

«Пожалуй, с меня на сегодня хватит. Вы оба как хотите, а я кладу карты».

Помело если и удивился, то виду не показал, тоже прекратил игру. Эти двое давно в паре работают.

А у меня возникло подозрение: пока Рыжий проверял манжеты франусийца, не пропало ли у него самого что-нибудь из рукава или из-за отворота куртки? И не была ли это карта — вожак грифонов?

«Даже отыграться не хотите? — удивился Бенц, сгребая серебро. — Как это благородно, как по-дворянски… вы ведь оба дворяне, правда? Я это с первого взгляда понял».

Не знаком ты, Райсул, с Помелом и Рыжим, не то понял бы, почему весь игорный дом ржать начал, даже мы с Пузаном не удержались. У этой парочки словно малярной кистью на рожах написано, что родились они в придорожной канаве, а росли на каторге.

Ну, это им как нож в глотку — и деньги упустить, и посмешищем оказаться.

Переглянулись и кинулись нового друга провожать. Альбинец ему дверь отворяет, а Помело позади держится, поближе к кошельку.

Тут Бенц шляпу уронил, нагнулся поднять — да головой Альбинцу в живот угодил. Тот от боли пополам сложился. Бенц ойкнул, шагнул назад — Помело как раз ему под каблук ногой попал, до сих пор хромает. Я сунулся вмешаться, — а Бенц пошатнулся, на дверь оперся, так мне дверью в лоб прилетело.

Альбинец за брюхо держится, Помело воет и на одной ноге прыгает, у меня в глазах круги плывут, игроки от смеха на столы повалились.

А твой капитан говорит этаким несчастным голосом:

«Ой, какой я неуклюжий! Не надо мне было пить каррасийское вино. Пойду, может, на свежем воздухе полегче станет… Но мне здесь понравилось. Я завтра снова приду, можно? Вдруг опять повезет?..»

Не сомневайся, и назавтра ему повезло, и послезавтра. А потом он перебрался к Джакомо Ньето — по слухам, тамошних стервятников ощипывает.

А наши завсегдатаи хором клянут захолустный городишко Ульдамер, где по вечерам мальчики играют в карты со своими дядюшками…

4

Я врагов крупнее жажду,

По зубам и по уму,

Мне из них понятен каждый,

Я не ясен никому.

Я за ними наблюдаю,

Изучаю каждый шаг.

Вы, друзья, мне много дали,

Вдвое больше дал мне враг.

Далеко не все деньги, добытые в игорных домах, Дик Бенц вносил в «корабельную казну». И не все время тратил на карты. Он шастал по городу, заводил знакомства (иногда весьма странные), сыпал налево и направо монетами, держал ушки на макушке, а язык на привязи.

Команда узнавала о похождениях своего капитана со стороны. Однажды Райсул и Хаанс принесли из порта рассказ о том, что Бенца на задворках старого склада попытались взять на клинки люди эдона Манвела — «за то, что сует свой острый нос куда не просят». Тут выяснилось, что Дик Бенц умеет драться не только шваброй. Портовый люд злорадно перешептывался: шайка манвеловских прихвостней расползлась латать шкуры, а молодой франусиец и царапины не получил.

Встревоженный погонщик попробовал урезонить бретера:

— Эдон Манвел опасен, как змея на солнцепеке. Оставили бы вы, сударь, его в покое.

— В покое? Не дождется. Я его издали видел — и узнал. Встречались мы, давно, я тогда был еще мальчуганом. Тогда он за дерзкое словцо попытался меня убить. Всерьез… Ничего, ничего, посчитаемся…