Обнаженная натура - Владислав Артемов

Пусть и он получит Нобелевскую премию! — пожелал Родионов успеха своему союзнику. Подумал и поправился, ревниво отгораживая свою творческую ниву: — В области науки!..

Не хотелось знать, что за этим освещенным окном, лишенном занавесок и ни разу не мытом, просто три приятеля распивают бутылочку горькой, добытой в коммерческом киоске у метро.

Заварив чай, Родионов направился в свою комнату. Как ни удивительно, призраки порожденные его воображением не унимались. Теперь что-то глухо шмякнулось за дверью на лестнице, словно там уронили тяжелый мягкий куль…

Родионов удивленно прислушался, но опять сомкнулась вокруг него мертвая тишина. Проходя мимо аквариума, погладил холодное стекло, испытывая странную симпатию к затаившейся там земноводной твари. Как благожелателен ко всему миру человек в минуты творческого подъема…

И снова, едва прикоснувшись к авторучке, Родионов выпал из мира. Когда вспомнил про чай, он был уже безнадежно остывшим. Выпил теплой заварки, не прерывая скорого письма, отмечая обрывками слов, пиктограммами, стрелками и кружочками сразу несколько параллельно всплывающих мыслей и образов, чтобы после, когда наступят бесплодные обыкновенные дни, не спеша расшифровать эти обрывки, развить и продолжить. Бывали такие черные дни, когда ни единой стоящей мысли не приходило в голову, ни одного живого образа. Поле было пустынно и голо, как весенняя пашня и приходилось долгие скучные часы просиживать за столом в унынии, водя бессмысленным пером по бессмысленной бумаге, рисуя листочки, веточки, закорючки, петли…

Внезапно наступило светлое утро, словно незримая рука повернула выключатель. Солнце как и накануне хлестало в окно. Все еще не остыв, полный азартной дрожи, откинулся Родионов на спинку стула, сладко потянулся, захрустев затекшими позвонками. Можно было и еще продолжать, еще оставались кое-какие мелочи, но главное было выстроено — все части его повести наконец-то соединились в единое целое. И самое главное — явлен был ему прекрасный чудный образ, образ женщины по имени Ольга, выписанный пока еще с пошловатой вычурностью, как «девушка в белом сияющем платье и счастливыми насмешливыми глазами» — литературная банальность, но образ уже для него внутренне цельный и живой.

Что-то снова творилось в коридоре, доносились оттуда крики и ругань. Павел вышел на шум. Оказывается ночью, пользуясь темнотой, скорняк Василий Фомич с помощью своих подельников-якутов тайно захватил комнату Розенгольц, натащив туда браконьерских шкур. Приделан был к двери уже и висячий крепкий замок…

— Да при чем тут козел! — горячился скорняк, размахивая перед всеми куском бурой шкуры. — Это же лисопес, да будет вам известно! Отныне тут будет пушной склад. Собственность. Наше общее достояние. Теперь никто не имеет права, иначе — суд!

Так вот какие, стало быть, призраки — с огорчением подумал Родионов и уныло направился во двор, чтобы посидеть в тишине на вчерашней скамейке и перебороть душевную обиду. Открыл входную дверь.

На крыльце перед ним стояла девушка в белом сияющем платье и счастливыми насмешливыми глазами глядела на него.

— Ну, здравствуйте, — сказала она. — Меня зовут Ольга…

Часть вторая

Глава 1

Глупый дурак

Ровно через час Павел Родионов, в разорванных на колене брюках, с ладонями, содранными об асфальт, дыша часто и взволнованно, возвратился к себе. В комнате все было по-прежнему, все вещи стояли на своих местах, рыжий кот Лис мирно дремал на подушке. Только косая солнечная дорожка переместилась с дивана на пол, и Павлу на миг показалось, что именно в этом невинном смещении солнечного света кроется главная причина резкой и трагической перемены, которая произошла в его жизни.

То, что с ним произойдет нечто именно «трагическое», он понял сразу, едва взглянул на странную посетительницу. Девушка усмехалась, и он покорно улыбнулся ей в ответ, хоть и почувствовал болезненный укол — предупреждение мудрого и здравого еще в ту минуту сердца.

Теперь два чувства боролись в нем — чувство страшной и непоправимой утраты из-за своей собственной бестолковости, ненаходчивости, косноязычия, и — ощущение нежданного подарка судьбы, который враз изменил его жизнь.

То, что жизнь переменилась, в этом не было ни малейшего сомнения, все произошло так естественно, так просто, что по-иному и быть не могло. Не то чтобы он ожидал чего-нибудь в этом роде, какого-нибудь внезапного известия, телеграммы или прибытия нарочного с запечатанным пакетом, в котором извещалось о том, что умер троюродный дед в Канаде и он теперь наследник неслыханного богатства, нет… Но как всегда в таких случаях, когда происходит резкий перелом в жизни человека, Павлу уже и самому казалось, что да, он ожидал, давно предчувствовал, готовился…

Всего лишь час назад в этой самой комнате сидел он точно так же за столом, радовался тому, что впереди огромный солнечный день, радовался своему бодрому и деятельному настроению. Теперь вдруг все дела его оказались совершенно ничтожными, пустыми, ненужными, и единственная их польза состояла только в том, что они помогут как-нибудь скоротать, превозмочь это, сделавшееся огромным и докучным, время.

Павел Родионов присел к столу. Да, так будет правильнее всего — нужно, пользуясь вдохновенным состоянием, потрудиться часа два перед тем, как отправиться на службу. Конечно, вдохновение это болезненное и нервное, и вряд ли из него выйдет что-то стоящее, но куда-то же надо его деть, как-то избавиться от него, освободиться.

Он резко открыл картонную папку, извлек рукопись, высоко поднял ее над столом и с силою опустил, пытаясь этими энергичными действиями мобилизовать свой мозг.

Но ухищрения его не подействовали, мозг наотрез отказался вникать в отвлеченную писанину, и никакой силой нельзя было его заставить забыть произошедшее.

Родионов откинулся на спинку стула, сцепил ладони на затылке. Стул опасно закачался на двух ножках и, потеряв равновесие, повалился на пол вместе с Родионовым. Удар получился несильным, он успел развернуться и вытянуть руки, всколыхнулись только остатки предыдущей боли в поврежденном плече, заныли ссаженные об асфальт и гравий ладони. Он так и остался лежать на полу, как лежал полчаса назад на трамвайных путях, но теперь не надо было вскакивать и спасаться…

Нет, усмехнулся он, ничегошеньки она не забыла. Если бы ей было все равно, не стала бы она возиться со мной, обмывать мои раны, просто спокойно и равнодушно ушла бы восвояси.

Родионов лежал, зажмурясь от света, в зыбком багровом мареве, в другом мире, не чувствуя под собою жестких половиц и ни о чем уже не думая, только впитывая наплывающие невесть откуда расплывчатые и отрадные образы. Так он задремал незаметно все так же тихо улыбаясь, и так же незаметно проснулся, когда солнце уже ушло с его лица и стояло теперь на стене вертикальной полосой, как трюмо. Теперь он был почти спокоен, словно за время его недолгого отсутствия в мире сияющая взвесь радости осела и улеглась в сердце — теплые золотые крупицы.

— Дурак! — сказал он громко вслух и стал подниматься. — Глупый, глупый дурак!

— Дядя Паша! У вас кот не кормлен, а вы на полу валяетесь…

Павел смутился, увидев на пороге Наденьку с блюдцем молока в руках. Она стояла, склонив голову набок, хитрые ее глаза лучились иронией и насмешкой.

— Ах да, Лис… Да… — задумчиво протянул Родионов. — Послушай, Надя, как ты думаешь… Сколько тебе лет, пятнадцать?.. Да… Так вот, должна понимать. Вот представь такую ситуацию — человек знакомится с девушкой, причем, девушкой неординарной, умной, красивой, возвышенной… Всучивает ей свой телефон, насильно, можно сказать. Так?

— Так, — заинтересовалась Наденька.

— Дает он ей свой телефон, и она звонит ему через три… через некоторое оговоренное время… Ею самой, между прочим, назначенное. Это важно, что она сама назначила, а не он…

— Да, это важно, — подтвердила Надя. — Она, значит, сама это оговорила… Вот стерва!..

— Возможно, что и стерва, но… И вот она звонит ему, они беседуют о всяких пустяках, а потом, в самом конце, он идет на некоторую невинную хитрость… Он говорит…

— Ну и что же он такое ей говорит? — тихо спросила она.

— А говорит он такое… Сперва вздыхает так, чтобы она расслышала этот вздох по телефону, а потом говорит, как бы решившись. Вы знаете, говорит он печально, не звоните больше мне, ибо я чувствую, что со мною происходит то, чего бы мне не хотелось, чтобы со мною происходило. И с этими грустными словами кладет трубку. Может быть, даже не простившись… По-моему, тут есть какая-то интрига…

— Эта девушка, конечно, заинтересуется и захочет ему позвонить еще. Если это обычная девушка и хочет замуж. А необычная звонить больше не станет. — твердо сказала Наденька, не поднимая головы.