Потопленные - Мотицура Хасимото

Темнело, выгружена была лишь половина груза, когда с берегового сигнального поста взвилось несколько ракет, вслед за этим началась непрерывная пулеметная стрельба. Командир отдал приказ о погружении, и я поспешно опустился вниз. Но нам не удалось уйти от атаки трех средних бомбардировщиков. Как только мои ноги коснулись палубы центрального поста, раздались звуки пулеметных очередей и взрывы бомб. Одним из взрывов лодку подбросило вверх, и она начала крениться на левый борт. Я ухватился за переборку отсека центрального поста, чтобы удержаться на ногах, на мгновение у меня захватило дыхание. Дальнейшее, что я услышал, был приказ: «Продуть главную балластную цистерну левого борта!» Лодка задрожала и затем медленно стала выпрямляться. Оглушаемая взрывами падающих бомб, под пулеметным огнем команда поспешно спускалась в лодку. Стрелка глубиномера двигалась очень медленно. Пулеметные пули осыпали рубку, как бы преследуя спасающуюся команду. Одна пуля попала в затылок стоявшему на руле старшине-рулевому, он умер, не сказав ни слова. Во время этого смятения некоторые из находившихся в кормовом отсеке матросов приумолкли. Я попытался заговорить с ними, и увидел, что они умирали.

Кто-то крикнул: «В лодку поступает вода!» Осмотр показал, что вода проходит через верхнюю часть рубки с левой стороны. Затем последовало сообщение, что вода проникает и в радиорубку. Был отдан приказ: «Задраить водонепроницаемые переборки».

Вода поступала через пробоины в подволоке вплоть до центрального поста. Когда я оглянулся вокруг в поисках командира, то увидел его сидящим за зенитным перископом и что-то шептавшим слабым голосом, ему, казалось, было трудно дышать. Наконец старшина сигнальщиков задраил крышку люка. Лодка погружалась, открыв клапаны вентиляции главных цистерн.

А в это время команды десантных катеров, которые рассеялись во всех направлениях, наблюдали всплески воды и вспышки, вызванные взрывами бомб и пулеметным огнем противника, на мгновение окутавшие всю лодку, особенно при взрыве бомбы, попавшей в ее кормовую часть. Затем, казалось, лодка все больше начала крениться на левый борт, все время погружаясь, и наблюдавшие с катеров думали, что она потонула. Позднее с эскадренного миноносца был перехвачен сигнал о потоплении лодки. Противник, вероятно, полагал, что выполнил свою задачу. Для нас было большой удачей, что он не повторил атаку, однако ущерб, уже причиненный нам, был и без того значительным. Сигнальщик и старшина-рулевой были убиты, командир лодки и другой сигнальщик — тяжело ранены, в прочном корпусе имелись пробоины. На левой стороне рубки и радиорубки имелись пробоины диаметром 5 см. Трубы воздушной магистрали низкого давления во многих местах были перебиты, дифферентные цистерны затоплены, главная балластная и топливная цистерны также имели во многих местах пробоины.

Собрав личный состав лодки, мы разъяснили опасное положение, в котором находились. Нам угрожала гибель.

Посредством непрерывного продувания главной цистерны левого борта нам, наконец, удалось ликвидировать крен лодки и приостановить ее погружение. Но для этого пришлось израсходовать большое количество воздуха высокого давления, и не исключена была возможность того, что мы были бы не в состоянии дальше производить продувание цистерн. Плавучесть лодки понижалась, так как воздух из главных цистерн и воздушной магистрали быстро исчезал, и лодка становилась тяжелее. Вода все еще поступала через рубку. Она поступала в лодку и через сальники перископа. Аварийная партия отчаянно пыталась заделать пробоины ветошью и всем, что попадало под руку, в то время как другие готовили деревянные пробки из аварийных распорок.

Радиоприемники оказались частично поврежденными, ремонт задерживался из-за сборки запасных частей. Поскольку командир лодки был тяжело ранен, командование перешло ко мне как старшему по званию. Таким образом, судьба лодки находилась в моих руках.

Мне предстояло решить, оставаться ли лодке и дальше под водой или надо всплывать. Учитывая приток воды в лодку, я понял, что дальнейшее пребывание под водой могло нас погубить. В то же время мне казалось, что из-за недостатка воздуха высокого давления нельзя обеспечить нормальное всплытие лодки. Даже если мы и смогли бы всплыть на поверхность на короткое время, нас снова мог атаковать противник, а это означало сдать ему лодку собственными руками. Я ломал себе голову в поисках решения, затем почти интуитивно сказал: «Командир, мы выбросимся на берег и произведем необходимый ремонт». Командир кивнул головой, соглашаясь. Это, несомненно, было самым правильным решением. Если бы, выбрасываясь на берег, лодка оказалась притопленной, то есть имела значительную осадку, мы смогли бы без особых трудностей сняться затем даже при очень большом отливе. Находясь на грунте, мы могли бы сосредоточить все силы и средства на выяснении повреждений и ремонте их и выполнить эту работу скрытно от противника, будучи несколько прикрыты тенью от тропических деревьев, растущих на берегу. Если же осадка будет недостаточной, лодка при отливе окажется вся на виду, мы должны будем постоянно беспокоиться о ее устойчивости и, более того, сможем выполнить только часть работы. Надо было рискнуть, хотя лодка могла навсегда остаться на побережье у Лаэ.

С момента атаки противника действия команды стали автоматическими, инстинктивными. Люди не потеряли самообладание, что объясняется либо незримым покровительством богов, либо проявлением наших внутренних сил и выносливости в критических обстоятельствах.

Пробираясь по воде, я добрался до перископа, чтобы произвести наблюдение. Кроме темных пятен, которые могли быть отражением берега или неба, ничего не было видно. Несколько сосредоточившись, мне удалось рассмотреть вход в устье какой-то реки. Морское дно в южных морях усеяно коралловыми рифами, полностью полагаться на морские карты нельзя. В этом я убедился на собственном опыте, ведя разведку у пункта Буна, когда мы запутались в лабиринте рифов и нам с большими трудностями удалось выбраться из них. Если предстояло выброситься на берег, то нам ничего не оставалось делать, как направиться к устью реки.

Я отдал команду, и лодка медленно, как бы блуждая, направилась к устью реки. Стрелка глубиномера, слабо освещенная единственной лампочкой в темном центральном посту, медленно двигалась от отметки 7,3 м к отметке 8,2 м. Я понимал, что все взгляды устремлены на нее. Затем стрелка начала медленно двигаться в обратном направлении — кризис миновал по мере того, как мы приближались к отмели. Вода перестала поступать через пробоины. «Течь прекратилась, все в порядке», — мой голос дрожал от радости.

По мере приближения тень от берега увеличивалась. Команды: «Малый назад», «Стоп», «Полный назад» быстро чередовались одна за другой, лодка с легким сотрясением коснулась грунта. Она остановилась, имея лишь небольшой дифферент. Находившиеся в центральном посту вздохнули с облегчением. Слова: «Оба двигателя остановлены» репетовались по всей лодке, затем стихли. Напряжение ослабло, и после короткой паузы мы начали думать об опасности, в которой в данный момент находились, и о трудностях, которые нам предстояло преодолеть. Самым важным фактором было время. В момент, когда лодка села на грунт, был как раз отлив. Нам нужно было подняться на палубу, произвести необходимый ремонт, чтобы с наступлением прилива своевременно сняться с мели и затем выполнить нашу основную задачу.

Прежде всего следовало убедиться о том, что ходовой мостик находиться над водой, С этой целью ослабили немного задрайку люка. Вода не протекала внутрь лодки. Полностью открыв люк, я вышел на мостик и в бинокль осмотрел окрестности. Ничего подозрительного не было видно, вокруг стояла тишина. Над водой выступали только носовая часть лодки и ходовой мостик. Я выставил на мостике наблюдателей, достал и зажег дрожащей рукой сигарету. Кажется странным, однако мое курение вселило уверенность в окружавших меня людей, по крайней мере, так мне потом говорили. Необходимо было поднять лодку еще немного из воды, чтобы начать работу по ремонту. Я приказал продуть главные балластные цистерны, и вскоре из воды показались верхняя палуба и були. Я приказал прекратить продувание и закрыть кингстоны. Расход воздуха высокого давления был очень большим, и мы использовали уже большую часть его запасов. Находившаяся в готовности в центральном посту аварийная партия поднялась на верхнюю палубу, осмотрела повреждения и приступила к ремонту.

Включили компрессор воздуха высокого давления. В корпусе лодки было обнаружено много пробоин. Для того, чтобы удобнее было осматривать корпус лодки с верхней палубы, приходилось снимать некоторые листы надстройки. Во время этих работ на мостик поднялся главный механик и сообщил, что при наличии обнаруженных повреждений трудно будет возвратиться в Рабаул, а потом спросил, не лучше ли нам высадиться на берег? Большой крен лодки имеет огромный психологический эффект, и я знал, что команда уже пережила его после последней атаки бомбардировщиков. Я объяснил обстановку главному механику и сказал: «Лодка получила очень серьезные повреждения, но это еще не значит, что она вышла из строя. Я уверен, что мы сможем возвратиться в Рабаул, после того как закончим необходимый ремонт. Я твердо намерен довести его до конца, даже если мы подвергнемся атаке противника». Уверенность, с какой я произнес ему эти слова, еще больше укрепила мою решимость.