Димитров - Камен Калчев

— Поручик! Как эти солдаты попали в офицерский вагон?

— Не знаю, господин полковник!

— Кто же знает? Узнайте, кто они, из какой части.

— Слушаю!

— И сейчас же выбросьте их из купе. Понятно?

— Понятно, господин полковник. Солдат, встать!

Солдат вытянулся.

— Марш за мной!

В чистом вагоне опять стало тихо и просторно.

— Вы не правы, господин полковник, — сказал штатский. — Солдат ранен, вы не имеете права его прогонять. Он простудится под дождем. Да и его товарищи тоже… Чем они вам помешали?

Полковник зло сверкнул глазами, хотел было не отвечать, но не сдержался:

— Кто вы такой? Кто вам дал право вмешиваться в дела военных?

— Я народный представитель, депутат!

— Народный представитель?..

— Да. И я хочу вам сказать, что то, что вы сделали, — это преступление…

— Не ваше дело судить, что преступление и что нет! Кто вы такой, еще раз вас спрашиваю?

— Я же вам сказал. Я депутат. Зовут меня Георгий Димитров. Член Болгарской рабочей социал-демократической партии тесных социалистов. Что еще хотите узнать?

— Ничего мне больше не надо! Мне уже ясно, кто вы такой! Вы еще ответите за свой поступок перед военным судом!

— А вы ответите за свой поступок перед народным судом.

Взбешенный полковник ушел в купе, хлопнув дверью.

Димитров подошел к окну. Ветер стих. Дождь уже не хлестал по вагонам, а падал с легким шелестом. Надвигались вечерние сумерки. С открытых платформ не слышалось ни звука. Казалось, там все вымерли.

ВСТРЕЧА ВО ФРАКИИ

Димитров прибыл в Ксанти, в прифронтовой город[20]. На вокзале его встретил молодой телеграфист из штаба армии. Вместе они отправились в конец города, в дом рабочего-табачника.

Комната была пустой. По соседству с ней плакали дети, кашлял старик. В окно был виден тесный дворик, за которым поднимался громадный табачный склад. Серые его стены напоминали тюрьму, навевали тоску.

Димитров поставил чемодан, присел на низкую деревянную кровать и стал ждать. Люди, которые должны были прийти, все еще где-то задерживались. Димитров поглядел на часы, ему казалось, что он уже давно здесь сидит. Поднялся и стал беспокойно ходить по комнате. В дверь трижды постучали, и в комнату вошел телеграфист.

— Все здесь, товарищ Димитров.

— Сколько их?

— Четверо.

— Пусть войдут.

Телеграфист ввел своих товарищей. Среди них был один офицер — майор действующей армии, в походной форме.

— Здравствуйте, товарищи! — приветствовал Димитров. — Прошу садиться.

Расселись — кто на кровати, кто на единственном стуле; Димитров устроился на своем чемодане, вынул записную книжку.

— Принес я вам большие новости, товарищи. В России произошла социалистическая революция. Там власть перешла в руки рабочих и солдатских Советов… Во главе Советов стоит партия большевиков, партия Ленина… Хозяева положения — рабочие и крестьяне. Идея социализма стала реальным делом. А это факт огромного исторического значения для дальнейшего развития событий во всем мире, а также и у нас в Болгарии… Перед нами стоят важные и ответственные задачи. В связи с этими событиями наша партия выпустила воззвание к рабочим и мелким собственникам в городах и селах. Позвольте мне, товарищи, прочесть это воззвание…

Димитров вынул из кармана листовку и начал читать:

— «Рабочие и мелкие собственники в городах и селах! Кровавая война продолжается, а вместе с ней продолжается и страшное истребление, физическое и моральное истощение и разорение трудящихся в городе и селе. Ужасы войны растут: каждый день пирамида человеческих жертв увеличивается, неимоверно растет число калек, нетрудоспособных, вдов, сирот… Редкий среди нас не оплакивает близкого человека, преждевременно погибшего на войне…»

Слушатели жадно ловили каждое слово.

— «Что сделали и что делают в эти страшные дни всенародного бедствия те, кто создал этот ад? Что делает правительство, Народное собрание, буржуазные партии и сам класс капиталистов, фабрикантов, предпринимателей и торговцев? Ответ один: в эти три года они заботились только о себе — о своих «великих» завоевательных планах, о так называемом «национальном объединении», о своих колоссальных прибылях, спекулянтских сделках, которые достигли таких громадных размеров благодаря войне…»

Димитров поглядел в окно.

— Будьте покойны, товарищ Димитров, — сказал офицер, — мы поставили охрану.

Димитров продолжал медленно и отчетливо:

— «Где выход из этого ада? Только в немедленном всеобщем мире! Мы уже имеем пример такого освобождения. Это пример наших братьев — русских рабочих и крестьян. Одним ударом они сбросили и послали к чертям коронованного кровопийцу Николая и всю его гнусную свору палачей. Теперь русские рабочие и крестьяне, сбросив с шеи ярмо политического рабства, устремили все свои усилия к тому, чтобы освободиться и от экономического рабства… К этому направлены сейчас усилия русских рабочих и крестьян. Такова ныне основная цель русской революции. Но для того чтобы успешно завершить свое экономическое и политическое освобождение, русским рабочим и крестьянам крайне необходим немедленный мир. В лице своего Совета Народных Комиссаров они обратились ко всем народам, воюющим и нейтральным, и открыто им заявили, что русский трудовой народ хочет демократического мира — мира без аннексий и контрибуций, предоставив каждому народу определить свою судьбу…»

Димитров отбросил упавшую на глаза прядь волос и стал читать дальше:

— «Надо понять, что в Болгарии не будет настоящей народной свободы и самоуправления до тех пор, пока судьба болгарского народа находится (в руках одного или нескольких лиц, пока болгарский народ используется кучкой капиталистов только как пушечное мясо, как рабочий скот, обложенный налогами, пока на его шее сидит навязанная свыше военная, административная и судебная бюрократия, которая, вместо того чтобы быть слугой народа, считает себя его хозяином. Болгарский народ станет только тогда свободным и полным хозяином себе, когда из управляемого станет самоуправляющимся народом…»

Офицер настороженно к чему-то прислушался, но потом, успокоенный, сел.

Димитров поднялся и торжественно закончил:

— «Заря социализма и свободы уже освещает нашу землю! Будем, товарищи, на своем посту в эти решающие дни!»

Люди оживились. Рабочий, который все время сидел на корточках возле самого Димитрова, вскочил и, радостно потирая руки, сказал:

— Ну, вот и спета песенка буржуазии!