Среди легенд - Шопперт Андрей Готлибович

– Нет, я так-то не настоящий милиционер, я в хоккей играю. – Куда ты влез?

– Жаль. Там, у моего дома, бандиты всякие иногда сидят.

Вот тебе и ангел. Не то чтобы Вовка испугался, но лезть с головой в омут чужих приключений… Отступать поздно.

– Прорвемся.

– Спасибо тебе, Вова, ты хороший. Только ты перестань про всяких ангелов. Я комсомолка, еще кто услышит. Нет никаких ангелов, там космос и звезды.

«Такие девушки, как звезды, такие звезды, как она». Про светлую Свету с ямочками песня.

В соседнем магазине на автомате Фомин купил картошки и килограмм говядины. Магазин коммерческий и очередь небольшая, но постоять все равно пришлось. Так что в общежитие он заявился уже после пяти часов. Соседей дома не было, и Фомин решил пожарить себе картошки и потушить мяса. Потом передумал. Примус один, а времени до назначенного свидания уже совсем немного осталось. Потому сразу поставил жариться мясо, добавив туда немного лучка и моркови, а сам за это время почистил и порезал картошку. Треть гнилой оказалась, не дают ведь выбирать. Подставишь сумку, и продавщица чуть приоткрывает заслонку, сколько и чего получилось, что ссыпалось в подставленную сумку, то и взвесили ему. Плати и отчаливай, не задерживай других покупателей. Далеко еще до помытой и упакованной в сеточки картошки одного практически размера.

Масло горело, и еще он решил на секунду отвлечься и в чемодане найти кастет, который взял с собой из Куйбышева. Кастет нашел, а картошка подгорела и чадить начала, даже комендант заглянул, поинтересовался, не пожар ли.

Ужинал Вовка уже без аппетита. Зачем девушку с пути сбивает? Может, проводить и сказать на прощанье, что ему и семнадцати лет еще не исполнилось? Точно языком себе могилу роем. Пальто выпендрежное надевать не стал. Если вдруг будет драка, то могут порвать или порезать, а ведь это чуть ли не единственная у него приличная вещь. Надел старый ватник. И сразу себя чуть увереннее стал чувствовать.

Метели с холодами решили Москву на время оставить, чуть потеплело и ветра почти не было. Как и все безусые юноши, Вовка прилетел к магазину на двадцать минут раньше назначенного времени. Сначала вышагивал вдоль подслеповатых окон магазина. Он находился в полуподвальном цокольном этаже, и хоть снег почистили, и он не заваливал окна, но видно все равно через них ничего не было. Все в морозных толстенных узорах. Через десять минут топтания Фомин начал замерзать и, пересилив какую-то дурацкую детскую застенчивость, спустился в тепло магазина.

Света обслуживала покупателя. Мужчина в белом тулупе покупал набор серебряных вилок. Шесть штук. Тридцать шесть рублей. Словно не из серебра сделаны. Стоп.

Серебро столовое. Клад Нарышкиных в Ленинграде. Что-то под пятьсот килограммов и сотни изделий плюс изделия из золота и платины, да еще не факт, что те таджики отдали все, уж больно легко они отказались от прав на тот клад. Про клад этот столько шуму было в газетах и на телевидении, что каждый гражданин СНГ всю эту историю наизусть выучил.

Ремонтировали таджики бывший особняк Нарышкиных и нашли между вторым и третьим этажами, где половинки «Г»-образного здания соединяются, на черной лестнице, потайную комнату с ящиками, полными серебра. О своей находке рабочие, граждане братского солнечного Таджикистана, не сообщили ни владельцу здания, ни государству. А найденные ценности попытались тайком вывезти со стройплощадки и продать.

При попытке вывоза они и были задержаны. Сторожу стройки показалось подозрительным, что мусор вывозится ночью и на обычной «Газели». Да и мешки как-то странно позвякивали. Сторож решил проверить, а уж не цветмет ли вывозят рабочие, чтобы сдать в металлолом? Таджики они еще и не на такое способны. Оказалось, что в мешках именно металл, да еще какой! Нет, не цветной. Благородный. Серебро самой высокой пробы.

Однако к ответственности за кражу бедолаг не привлекли, поскольку заявления о хищении ни от собственников здания, ни от Смольного в полицию не поступило. Задержанные даже на перекрестном допросе и очной ставке заявили, что никакого клада и вовсе не находили. Нет тела – нет дела. Раз клад не находили – то и на процент от государства претендовать не будут. За такую сговорчивость они отделались только штрафом за нарушение миграционного законодательства, без возбуждения уголовного дела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Вова, ты чего на стул смотришь? Купить хочешь? Он дорогой, – тронула его за плечо Света.

Размечтался. А если… Нет… А вот если… А вот это попробуйте.

– Вова, что с тобой?

– Сколько, говоришь, стул стоит?

– Сто пятьдесят семь рублей.

– Ого. Ты скоро?

– Да, сейчас уже закрываться будем. Ты меня на улице подожди.

Фомин вышел на свежий воздух и легкий морозец, и мысли чуть прояснило, как там у Ильфа и Петрова про бриллиантовый дым? «Бриллиантовый дым держался под потолком» и что-то там про прыгающие жемчужины.

В Москве ведь тоже клад нашли незадолго до его переноса в это тело, делали раскопки в старом Гостином дворе и нашли два больших кувшина, полных серебряных монет. Что-то около ста тысяч серебряных чешуек семнадцатого века, да еще сколько-то талеров и серебряная посуда. Уже точно Челенков не помнит, но больше сотни килограммов серебра. Стоит прогуляться там и посмотреть, как это выглядит в 1948 году. От их общежития всего с километр. Только там ведь при сносе старых домов нашли в подклети, так что, скорее всего, этот клад сейчас недоступен. Никто сносить Гостиный двор не даст. Тогда на самом деле только Ленинград остается. Но прогуляться и посмотреть стоит.

– Все, Вова пошли, – вывела его из задумчивости девушка. – Нам туда, – и они потянула его вдоль улицы.

Глава одиннадцатая

Поехали на дачу. Там солнце греет жарче И все от счастья плачут. Поехали на дачу. Поехали на дачу. Пораньше, не иначе. И станет жить чуть слаще. Поехали на дачу. Натали

Света была ростом примерно метр шестьдесят. Схватилась за локоть, выставленный Фоминым, и почти повисла на нем. Спускались под небольшим уклоном. Впереди была накатанная ледовая дорожка, и девушка бросила Вовку на произвол судьбы и, чуть разбежавшись, на валенках, покатилась по льду. Упала в конце и весело засмеялась, зазвенела колокольчиками. Беда.

Дорожки такие до ее дома еще несколько раз попадались, и каждый раз Света бежала прокатиться и почти каждый раз падала, Вовка бросался поднимать, в последний раз она специально дернула его на себя, и Фомин бухнулся сверху, припечатав хрупкое создание к тротуару. Света только пискнула. Их лица находились рядом совсем, и так и тянуло попробовать на вкус чуть розовые, без следов помады, губки.

– Молодые люди, тут ведь дети ходят! – проскрежетало над ними.

Встали, отряхиваясь, аж подскочили. Никаких детей рядом не было, стояла женщина в белом полушубке и укоризненно качала головой. Прохожие были, но далеко, и детей среди них не наблюдалось. «Облико морале».

Дом Светы находился как бы внутри двора из более высоких домов и даже не двора, чуть ли не парка. Высокие липы и березы. Липу с другим деревом зимой не спутаешь, она словно забыла сбросить свои цимозные зонтиковидные соцветия. Или свиристелей ждет, чтобы рассеять деток по окрестностям.

Они подошли к подъезду. В этом дворе-парке, чуть дальше вглубь, раздавались пьяные выкрики и даже свист. Вовка потянул Свету к двери от беды, а второй рукой стал нащупывать кастет в кармане, когда там метрах в тридцати грохнул выстрел, и крики смолкли. Потом бахнул еще один, и послышался шум разбегающихся людей и крик: «На помощь!»