Красное и черное - Стендаль (Мари-Анри Бейль)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если же господин де Муаро, владевший тремя домами, принадлежащими сносу в черте расширения, сделается первым помощником, а затем и мэром, в случае, если господин де Реналь будет выбран в депутаты, он будет, когда надо закрывать глаза и, возможно, будет незаметно подправлять дома, выходящие на общественную дорогу, и таким образом они еще простоят лет сто. Несмотря на высокую набожность и признанную честность господина де Муаро, все были уверены в его сговорчивости, ибо он был обременен детьми. Среди домов, подлежащих сноске, девять принадлежали важным лицам в Верьере.
На взгляд Жюльена, эта интрига была гораздо важнее истории битвы при Фонтенуа, название которой он впервые встретил в одной из книг, посланных ему Фуке. Многие вещи изумляли Жюльена в течение пяти лет, когда он ходил по вечерам к священнику. Но так как скромность и смиренность ума считались первыми свойствами ученика богословия, невозможно было задавать вопросы.
Однажды госпожа де Реналь давала приказание лакею своего мужа, врагу Жюльена.
– Но, сударыня, ведь сегодня последняя пятница месяца, – отвечал тот многозначительно.
– Ступайте, – сказала госпожа де Реналь.
– Итак, – сказал Жюльен, – он отправился в это странное учреждение, когда-то бывшее церковью и недавно возвращенное духовенству; но для чего? Вот одна из тайн, которую я не могу разгадать.
– Это очень полезное, но очень странное учреждение, – сказала госпожа де Реналь. – Женщин туда не пускают, все, что я об этом знаю, это то, что все там говорят друг другу «ты». Например, лакей встретится там с господином Вально, и этот человек, столь надменный и глупый, нисколько не рассердится, когда Жан будет говорить ему «ты», и сам будет ему отвечать так же. Если вам интересно узнать, что там делается, я расспрошу подробно господина де Можирона и господина Вально.
Время летело. Воспоминание о прелестях возлюбленной отвлекало Жюльена от его мрачного честолюбия. Необходимость воздерживаться от глубокомысленных разговоров, раз они принадлежали к противным партиям, усиливала его блаженство и ее власть над ним.
В минуты, когда присутствие слишком развитых детей заставляло их говорить лишь на языке холодного разума, Жюльен чрезвычайно внимательно слушал ее житейские рассказы, глядя на нее глазами, горящими любовью. Часто, рассказывая о каком-нибудь искусном мошенничестве по случаю прокладки дороги или поставки, госпожа де Реналь удалялась от своего сюжета, предаваясь мечтам; Жюльену приходилось сдерживать ее, она позволяла себе в обращении с ним ту же непринужденность, что и с детьми, ибо случались дни, когда ей казалось, что она любит его, как своего сына. Да разве ей не приходилось беспрестанно отвечать на его наивные вопросы о тысяче простейших вещей, известных каждому ребенку из порядочной семьи в пятнадцать лет? Минуту спустя она уже восхищалась им как своим повелителем. Его ум иногда даже пугал ее; с каждым днем ей казалось, что она все яснее видит будущего великого человека в этом юном аббате. Она воображала его Папой, первым министром, подобно Ришелье. «Доживу ли я до того, чтобы увидать тебя во всей твоей славе? – говорила она Жюльену. – Все дороги открыты великому человеку; монархия, религия нуждаются в нем».
Глава 18. Король в Верьере
N'êtes-vous bons qu'à jeter lа comme un cadavre
de peuple, sans âme, et dont les veines n'ont plus de sang.
Disc. de l'Eveque, à la chapelle de Saint-ClémentИли вы годны на то лишь,
чтобы выкинуть вас словно падаль, – народ,
души лишенный, у кого кровь в жилах остановилась.
Проповедь епископа в часовне св. Климента3 сентября, в десять часов вечера, жандарм, промчавшийся галопом по Большой улице Верьера, разбудил все население; он привез известие, что его величество король *** прибудет в следующее воскресенье, – это же было во вторник. Префект разрешил, говоря иначе, потребовал образования почетной гвардии; следовало устроить все как можно торжественнее. В Вержи была послана эстафета. Господин де Реналь прибыл ночью и нашел весь город в смятении. Каждый имел свои претензии; наименее занятые нанимали балконы, чтобы посмотреть въезд короля.
Кто возьмет на себя командование почетной охраной? Господин де Реналь тотчас сообразил, как важно в интересах домов, подлежащих сносу, чтобы это командование получил господин де Муаро. Это давало бы ему право на место первого помощника. Против набожности господина де Муаро нечего было возразить: она превышала всякие сравнения, но он никогда не сидел на лошади. Это был человек лет тридцати шести, чрезвычайно застенчивый, одинаково боявшийся и упасть, и показаться смешным.
Мэр призвал его к себе в пять часов утра.
– Вы видите, сударь, что я прибегаю к вашему совету, словно вы уже занимаете пост, к которому предназначают вас все честные люди. В этом несчастном городе процветает промышленность, либералы становятся миллионерами, стремятся к власти и умеют все обращать в свою пользу. Позаботимся об интересах короля, об интересах монархии и прежде всего об интересах святой нашей религии. Кому, полагаете вы, сударь, возможно поручить командование почетной охраной?
Несмотря на ужасную боязнь лошадей, господин де Муаро наконец с видом жертвы согласился принять эту почесть. «Я сумею прилично держаться», – сказал он мэру. Едва хватило времени привести в порядок мундиры, служившие семь лет тому назад при проезде какого-то принца крови.
В семь часов госпожа де Реналь прибыла из Вержи с Жюльеном и с детьми. Свою гостиную она нашла переполненной дамами-либералками, предлагавшими объединение партий и явившимися умолять ее склонить своего мужа предоставить место их мужьям в почетной охране. Одна из них уверяла, что, если ее мужа не выберут, он от огорчения обанкротится. Госпожа де Реналь быстро выпроводила весь этот народ. Она казалась страшно озабоченной.
Жюльен был удивлен и еще более раздосадован тем, что она делала тайну из причины своего волнения. «Я это предвидел, – говорил он себе с горечью, – ее любовь померкла перед счастьем принимать короля в своем доме. Вся эта суета ослепляет. Она снова меня полюбит, когда кастовые идеи перестанут ее волновать».
Как это ни странно, его любовь к ней лишь возросла.
Дом стал наполняться обойщиками; долго и тщетно искал Жюльен случая сказать ей два слова. Наконец он встретил ее, когда она выходила из его комнаты и несла его одежду. Они были одни. Он хотел с ней заговорить. Она скрылась, отказавшись его выслушать. «Какой я болван, что люблю подобную женщину, – честолюбие так же сводит ее с ума, как и ее мужа».
Она зашла еще дальше: одно из ее самых сильных желаний, в котором она не осмелилась признаться Жюльену из боязни его шокировать, заключалось в том, чтобы заставить его хотя бы на один день сбросить мрачное черное одеяние. С хитростью, изумительной в столь простодушной женщине, она добилась сначала от господина де Муаро, а затем от господина супрефекта де Можирона, чтобы Жюльена назначили в почетную охрану, хотя на это место претендовали еще пять-шесть молодых людей, все сыновья состоятельных фабрикантов, и по меньшей мере двое из них отличались образцовой набожностью. Господин Вально, рассчитывавший предоставить свою коляску самым красивым дамам города и тем выставить напоказ своих прекрасных нормандок, согласился одолжить одну из своих лошадей Жюльену – самому ненавистному для него существу. Но у всех охранников были свои собственные или взятые на прокат красивые небесно-голубые мундиры с двумя серебряными эполетами, блиставшие семь лет тому назад. Госпожа де Реналь хотела достать новый мундир, а оставалось всего четыре дня, чтобы послать в Безансон и привезти оттуда мундир, шляпу, шпагу – словом, все, что необходимо почетному гвардейцу. Забавнее всего было то, что она считала неосторожным заказать мундир для Жюльена в Верьере. Она хотела поразить его – и его, и весь город.
Когда почетная охрана была сформирована и общественное мнение подготовлено, мэр занялся организацией большой религиозной процессии: король *** непременно желал поклониться в Верьере знаменитым мощам святого Климента, покоившимся в Бре-ле-О, на расстоянии менее одного лье от города. Желательно было собрать многочисленное духовенство, но это казалось всего труднее устроить: господин Малон непременно пожелал устранить присутствие господина Шелана. Тщетно господин де Реналь представлял ему всю неосторожность такого образа действий. Господин маркиз де Ла Моль, предки которого так долго управляли этой провинцией, был назначен в свиту короля ***. Он знал аббата Шелана в течение тридцати лет. Разумеется, он пожелает иметь о нем известия, прибыв в Верьер; и, если найдет его в немилости, он способен отправиться разыскивать его в сопровождении целой свиты в маленький домик, куда тот удалился. Вот это будет всем пощечина.
– Я буду опозорен здесь и в Безансоне, – отвечал аббат Малон, – если он появится среди моего духовенства. Ведь это янсенист, великий Боже!