Красное и черное - Стендаль (Мари-Анри Бейль)

«Ах! – думала она, – если бы я познакомилась с Жюльеном десять лет тому назад, когда я еще считалась хорошенькою».

Жюльен был очень далек от этих мыслей. Его любовь была все же тщеславна; его радовало, что он, злосчастный и презираемый бедняк, обладает такой красавицей. Его обожание, его восторги при виде ее прелестей наконец немного успокоили ее насчет разницы лет. Если бы она обладала хоть немного той опытностью, которая присуща всякой тридцатилетней женщине в более цивилизованной среде, она бы опасалась за продолжительность любви, казалось основанной только на неожиданности и восторженном самолюбии.

Когда Жюльен забывал о своем честолюбии, он восторгался даже шляпками, даже платьями госпожи де Реналь. Он не мог вдоволь насладиться их благоуханием. Он открывал ее зеркальный шкаф и целыми часами любовался красотою и порядком всего в нем находившегося. Его возлюбленная, прислонясь к нему, смотрела на него; а он рассматривал ее драгоценности, ее наряды, наполнявшие накануне ее свадьбы свадебную корзину.

«И я могла бы выйти за такого человека! – думала иногда госпожа де Реналь. – Что за пламенная душа! что за восхитительная жизнь была бы с ним!»

Что касается Жюльена, никогда он еще не находился так близко от этих грозных доспехов женского вооружения. «Невозможно, – думал он, – чтобы в Париже могло существовать что-либо прекраснее!» В такие минуты он не находил никаких возражений своему счастью. Часто искреннее восхищение и восторги его возлюбленной заставляли его забывать глупую теорию, сделавшую его таким неловким и почти смешным в первые моменты их сближения. Бывали минуты, когда, несмотря на свою привычку лицемерить, он находил необычайную усладу, признаваясь восхищавшейся им знатной даме в своем незнании множества житейских правил. Госпожа де Реналь в свою очередь находила необычайное наслаждение обучать множеству мелочей этого гениального юношу, на которого все смотрели как на человека, которому предстоит блестящее будущее. Даже супрефект и господин Вально не могли не восхищаться им; от этого они казались ей менее глупыми. Что касается госпожи Дервиль, она была очень далека от выказывания подобных чувств; то, чего она опасалась, видя, что ее благоразумные советы невыносимы женщине, буквально потерявшей голову, приводило ее в отчаяние, и она уехала из Вержи без всяких объяснений, которых, впрочем, у нее предусмотрительно не потребовали. Госпожа де Реналь пролила по этому поводу несколько слез, но вскоре ей показалось, что ее блаженство увеличилось. Благодаря этому отъезду, она проводила почти весь день наедине со своим возлюбленным.

Жюльен охотно разделял приятное общество своей подруги, ибо, как только он долго оставался наедине, роковое предложение Фуке снова начинало его смущать. В первые дни этой новой жизни случались минуты, когда он, до сих пор никем не любимый и никогда не любивший, находил такое наслаждение в искренности, что готов был сознаться госпоже де Реналь в честолюбии, бывшем до сих пор основою его существования. Ему бы хотелось посоветоваться с нею о странном искушении, которое возбудило в нем предложение Фуке; но одно маленькое событие помешало всяким откровениям.

Глава 17. Первый помошник мэра

О, how this pring of love ressembleth

The uncertain glory ofan April day;

Which now shows all the beauty of the sun;

And by and by a cloud takes ail away!

Весна любви напоминает нам

Апрельский день, изменчивый, неверный.

То весь он блещет солнечным теплом,

То вдруг нахмурится сердитой тучей.

Однажды вечером, на закате солнца, он сидел возле своей возлюбленной посреди фруктового сада в глубокой задумчивости. «Столь сладкие мгновения, – думал он, – будут ли они длиться вечно?» Душа его была погружена в трудность выбора жизненного пути; он скорбел об этом несчастье, которым заканчивается детство и омрачаются первые годы необеспеченной молодости.

– Ах! – воскликнул он, – Наполеона сам Бог послал молодым французам! Кто заменит его? Что станется без него с несчастными, даже более богатыми, чем я, у которых ровно столько средств, чтобы получить образование, но недостаточно, чтобы в двадцать лет подкупить нужного человека и пробить себе дорогу! Что бы ни было, – прибавил он, глубоко вздохнув, – это роковое воспоминание навсегда помешает нам быть счастливыми!

Вдруг он заметил, что госпожа де Реналь нахмурила брови и приняла холодный и презрительный вид; подобный образ мыслей казался ей приличествующим лакею. Ей, воспитанной в сознании своего крупного богатства, казалось, будто Жюльен тоже богат. Она любила его в тысячу раз больше жизни, не придавая никакого значения деньгам.

Жюльен не подозревал ее мыслей. Нахмуренные брови вернули его на землю. У него хватило находчивости перетолковать свою фразу и дать понять знатной даме, сидящей так близко от него на дерновой скамье, что сказанные слова он услыхал во время своего путешествия к приятелю лесотоорговцу. Это, конечно, рассуждения нечестивцев.

– Ну! и не водитесь больше с этими людьми, – сказала госпожа де Реналь, все еще сохраняя свой холодный вид, внезапно сменивший выражение самой пылкой нежности.

Эти нахмуренные брови или, вернее, раскаяние в своей неосторожности нанесли первый удар иллюзиям Жюльена. Он сказал себе: «Она добра и кротка, ее привязанность ко мне велика, но она воспитана в неприятельском лагере. Они особенно боятся того класса людей, которые, получив хорошее воспитание, не обладают достаточными средствами для начала карьеры. Что сталось бы с этими дворянами, если бы нам привелось сражаться равным оружием! Например, я, будь я мэром Верьера, с добрыми намерениями, честным, каков в сущности господин де Реналь, как бы я разоблачил викария, господина Вально и все их плутни! Как восторжествовала бы справедливость в Верьере! Все их таланты не помешали бы мне в этом… Они словно наощупь ходят».

В этот день счастье Жюльена было на пути к упрочению… Нашему герою не хватало смелости быть искренним. Надо было иметь мужество начать сражение, но немедленно; госпожа де Реналь была удивлена словами Жюльена, ибо люди ее общества постоянно твердили, что возвращение Робеспьера было возможно именно благодаря молодым людям низшего сословия, получившим хорошее воспитание. Холодность госпожи де Реналь длилась довольно долго и показалась Жюльену знаменательной. Дело же объяснялось тем, что за отвращением к дурным словам, сказанным им, последовала боязнь – не сказала ли она косвенно ему чего-либо неприятного. Это огорчение живо отразилось в чертах ее столь наивного и чистого лица, сохранявшего это выражение, когда она радовалась, удаляясь от докучных лиц…

Жюльен не осмеливался больше мечтать вслух. Успокоенный и уже менее влюбленный, он нашел, что с его стороны неосторожно навещать госпожу де Реналь в ее комнате. Лучше было бы, если бы она приходила к нему; если кто-нибудь из слуг увидит ее расхаживающей по дому, двадцать различных причин послужат объяснением этого обхода.

Но это положение дел имело также свои неудобства. Жюльен получал от Фуке книги, которых он, воспитанный на теологии, никогда бы не смог получить из библиотеки. Он решался читать их только ночью. Часто ему очень хотелось, чтобы это не прерывалось посещениями, ожидание которых, еще накануне сцены в фруктовом саду, не позволяло ему прочесть ни строки.

Госпоже де Реналь он был обязан тем, что начал понимать книги совершенно по-новому. Он осмеливался задавать ей вопросы о множестве различных вещей, незнание которых препятствует развитию молодого человека, родившегося вне общества, какой бы великий ум в нем не предполагали.

Для него было счастьем это любовное воспитание, исходившее от абсолютно невежественной женщины. Жюльен увидал общество непосредственно таким, каково оно в настоящее время. Ум его не был засорен рассказами о том, каким оно было прежде, две тысячи лет тому назад или всего шестьдесят лет тому назад, во времена Вольтера и Людовика XV. К его неописуемой радости, с глаз его упала пелена; он понял наконец ход вещей в Верьере.

На первый план выдвинулись чрезвычайно сложные интриги, завязавшиеся два года тому назад вокруг безансонского префекта. Они опирались на письма из Парижа, написанные весьма знаменитыми людьми. Дело шло о том, чтобы сделать господина де Муаро, самого набожного человека в округе, первым, а не вторым помощником верьерского мэра.

Конкурентом его являлся очень богатый фабрикант, которого необходимо было оттеснить на место второго помощника.

Жюльен понял наконец намеки, которые долетали до него, когда высшее местное общество собиралось на обед к господину де Реналю. Это привилегированное общество было чрезвычайно занято выбором первого помощника, о возможности появления которого даже не подозревали остальные горожане, и в особенности либералы. Значительность вопроса состояла в том, что, как всем было известно, восточная часть главной верьерской улицы должна будет расшириться более чем на девять футов, ибо эта улица сделается королевским путем.