Если у меня тебя заберут - Виолетта Роман

Схватил ее, злой на нее, п*здец. За самоуправность ее, за наивность. Буквально потащил за собой в тачку. Знал, если сию секунду не свалим отсюда, покрошу Мороза на кусочки.

Втопил педаль газа в пол, руль сжал и пялюсь на дорогу. А самого побрасывает от нервов. Чувствую ее взгляд, слышу тихие всхлипы. Бл*ть, и повернуться, посмотреть себе не разрешаю. Не хочу пугать, больно делать. Просто нужно выпустить пар.

Домчался до дома за пять минут. Вышел из машины, обошел ее и дверь открыл. Сидит, смотрит на меня.

– Выходи, – прорычал. Она в слезы, качает головой. – На х*р все, – ломанулся по лестнице наверх.

Слышу, идет следом. Стоило переступить порог, сгреб ее, к стене прижал.

Смотрю в ее глаза заплаканные, от нее алкоголем за версту. Как представлю, сколько за это время пережила, придушить себя хочется.

– Снимай, – вырвался из груди рык.

– Что? – подбородок дрожит.

– Чулки снимай. И больше эту дрянь чтобы не видел на тебе.

Кивает. Стягивает одежду, сбрасывая обувь.

Беру ее за подбородок, в глаза ее всматриваюсь.

– Что же в твоей голове, Ляль? Ты действительно думала, что мне это поможет? – скривился. Одни только мысли об этом кислотой обжигают.

Дрожит вся, губы свои красные кусает.

– Прости, но он сказал, что тебя убьют, что издеваться будут, если я не сделаю…

Прислонился лбом к ее. И понимаю ведь, что сделала бы. Наступила себе на горло, уничтожила себя, но пошла бы на это ради меня. Чего-то подобного я и боялся всегда. По этой причине постоянно отшивал ее. Рядом со мной всегда будет опасно. С таким, как я, каждый день по грани.

Плачет, а мне самому хоть вой. Быть беспомощным – самый огромный мой страх. Отца не было рядом с самого детства, мне приходилось стоять за себя самому. На улицах только один закон: либо ты, либо тебя. И я выбрал роль агрессора. Чтобы ни одна падла не позволила себе подойди и как-то навредить мне или моим близким. Это я уничтожал, я ломал и крушил все вокруг, даже не заметив, как сам стал той самой падлой.

Я добился многого. Я стал тем, чьего имени боятся. А сегодня я не смог сделать ничего. Позволил ей пройти через этот ад. Она же шла на это добровольно. Какая мясорубка должна была быть внутри нее, чтобы Ляля созрела до такого решения. Я понимаю, что принятый ею алкоголь – лишь средство заглушить боль и придать храбрости. И поэтому этот запах еще больше раздражает меня, заставляет чувствовать себя полным дерьмом.

– Больше никогда так не делай, ясно тебе? – подцепил пальцем подбородок, стер с лица слезы.

Она молчит, в глаза мои смотрит неотрывно.

– Больше никаких жертв. Я дохну – ты живешь дальше.

– Не говори так, – хриплым голосом, сглатывает. – Ты хочешь, чтобы я была в безопасности, но каково будет мне знать, что тебе плохо?

– Ляль, – убрал с ее лица волосы. – Меня не так просто убить. Тобой воспользуются и выкинут. Воспользуются для того, чтобы сломать меня. И ты – единственный способ сделать мне больно. Его больше нет…

Ее лицо кривится в гримасе боли.

– Он говорил такие ужасные вещи… я не…

–Тш-ш, – дотронулся губами к ее лбу, обнял ее. – Все эти вещи я бы сделал с ним, но не они. Глупая ты моя. Такой херью меня не напугать. Чтобы больше не повторилось такого, просто будь подальше от этого…

Она кивнула. Смотрел на нее и сдыхал. Понимал, что неспроста всю жизнь сохну по ней. Смелая, самоотверженная… Хрупкая и нежная, но не побоялась пойти на такое… В ней силы воли и храбрости намного больше, чем в любом мужике.

Достоин ли я ее? Смогу ли сделать счастливой? Смогу ли закрыть от всего дерьма, что творится вокруг?

Потянулся к ее губам, накрыл их. Ощущая ее вкус, чувствуя, как она отдается этой ласке, как вжимается пальчиками в мои плечи, понимаю, что сделаю все, что жизнь отдам, не задумываясь, но только не отпущу. Ни за что, ни при каких обстоятельствах. Я с ней. До конца моей гребаной жизни.

– Люблю тебя, – шепчет, а я под бедра ее подхватываю и на кровать несу.

В запахе ее теряюсь, в густоте волос, в нежности кожи. Грудь ее ласкаю, живот, и с ума схожу. Хочу ее до одурения. Трясет всего, но понимаю, что она достойна большего, чем просто трах. Я дам ей все, только бы она чувствовала себя счастливой.

За окнами уже темно, только силуэт ее вижу, с ума схожу от стонов ее, от криков. Кончает, задыхаясь от восторга. И то, что сейчас происходит, это не сравнить ни с одним кайфом.

Всегда был противником алкоголя и наркоты. Это мой принцип. Единственное правильное в моей гребаной жизни. Но она стала именно тем дурманом, от которого я не смогу отказаться. Чистым неразбадяженным кайфом, на котором я сижу, сколько себя помню. И, бл*ть, собираюсь сидеть до конца своих дней.

– Чиж, – шепчет, я прижимаю ее еще крепче. Мы лежим в тишине, уже скоро утро, но ни один из нас так и не уснул.

– М? – целую ее в висок.

– Как тебя выпустили? Получается, Морозов лгал мне?

При упоминании этого имени зубы скрежещут.

– Я не хочу говорить сейчас об этом ублюдке. Я разберусь со всем, не переживай, Ален.

Она молчит.

– Но как тебя выпустили?

Я усмехнулся. Для меня это тоже вопрос. Как только Мороз после нашей стычки покинул камеру, зашел конвоир и повел меня за собой. Только не в камеру обратно, а на выход.

Мне вернули шмотки и выпустили. Без объяснения причин. И мне это ни не нравилось. Тот, кто это сделал, явно руководствовался не благими намерениями и не желанием помочь. Меня пытаются подсадить на крючок. Вполне возможно, что я уже на нем. Только вот кто этот неизвестный благодетель?

– Чиж, я кушать хочу, – прошептала она расстроено.

Улыбнулся. Поцеловал ее плечо острое, вдохнул ее запах, чувствуя, как снова начинаю заводиться.

– Проголодалась, моя ненасытная, – засмеялся, укрывая ее.

– Дома ничего нет, – с грустью произнесла Алена.

Я поднялся с кровати.

– Сейчас смотаюсь в круглосуточный, возьму что-нибудь.

Со стороны коридора раздается звонок мобильного. Слышу, как звонит мобильный. На экране высвечивается имя, от которого накрывает злостью. А этому что надо?

Беру трубку.

– Ну, здравствуй, Иван. Что-то не спешишь ты благодарить родственника за спасение.

Твою ж. Давлю пальцами на глаза, пытаясь взять себя в