Пятая Космическая - Вячеслав Шалыгин

Гарри обследовал дверь и пришел к выводу, что она до сих пор на месте лишь потому, что это единственная в хирургическом отсеке настоящая переборка. Видимо, по проекту подсобка была чем-то другим, например, аварийно-техническим помещением. Депп указал на мощный вращающийся замок, а затем на стальную вешалку в углу.

– Закрой изнутри и заклинь вот этой штукой. Когда они уйдут, я постучу.

Девушка снова кивнула.

Гарри вышел и закрыл за собой дверь. Звук проворачивающегося замка был едва слышен. Склонившийся над двумя другими девушками Томба одобрительно моргнул и отвернулся. «Всех спасти нельзя, – теперь, глядя на грязных, истерзанных медсестер, Гарри едва не плакал. – Война...»

Ни утешением, ни оправданием ссылка на войну не служила. Депп это понимал, но ничего другого сказать собственной совести в оправдание чужих грехов он не мог.

Френо проснулся сразу с головной болью. Накануне он не выпил ни рюмки, но состояние было очень похожим на похмелье, разве что не подташнивало. Президент уселся в постели и промычал: «Кофе». На столике у кровати тут же появилась чашечка с напитком и круассаны на стеклянном блюдце. Френо сделал глоток, откашлялся и буркнул: «Новости». Объемный кадр новостной программы заполнил спальню, превратив ее в часть улицы, на которой разворачивалось действо. Шел сюжет о тревожных настроениях, царящих в столице и других крупных городах в связи с угрозой нападения марсиан. Рефреном звучало недоуменное восклицание «Как же так?!» Френо вздохнул. Вот именно, как же так? Еще вчера побеждали, а уже сегодня стоим на краю бездны. Журналисты намекали на бездарность командования, и президент был с ними согласен. Полководец из администратора Френо получился отвратительный.

Улицы Стокгольма исчезли, вместо них появилась панорама Красной площади. Ракурс был взят такой, будто бы Френо смотрит с Мавзолея. Лежать, пусть и виртуально, на балконе этой странной гробницы было неприятно. Но еще неприятнее было смотреть на митингующую толпу москвичей, заполонившую всю площадь перед Кремлем. Над головами людей развевались национальные флаги и переливались красочные лазерные транспаранты. Френо слабо владел русским, но некоторые слова понимал. Русские требовали отставки правительства и передачи власти парламенту – понятное дело, имея в виду не все законодательное собрание Земной Федерации, а лишь его председателя Прошкина. Мелькали и лозунги типа «Долой ефрейтора Дюссона!», «Слава «Возрождению»! С ним Бог!» Френо отлично понимал, о каком «Возрождении» идет речь, но в верхах было не принято говорить о таких вещах. Официально такой партии не существовало. В парламенте заседали только шесть легальных фракций, представляющих ровно такое же количество партий, а все остальное расценивалось, как мелкое сектантство. И того, что «Возрождение» имело реальный вес в России, Восточной Европе, а также на «солнечных» спутниках и в армии, Дворец Наций предпочитал не замечать.

Кадр снова сменился. На этот раз Френо забросило в Нью-Йорк. Тут тоже было неспокойно, но по иной причине. Народ толпился на Таймс-сквер и скандировал: «Нет мобилизации!» Рассчитывать на что-то другое было глупо, Северная Америка с самого начала выступала против войны с Марсом.

В Мекке, столице Арабского региона, было поспокойнее, но и тут журналистам нашлось, за что уцепиться. За мобилизацию выступили сунниты, что, естественно, побудило шиитов выступить против. Конфликт был пока неявным, но, благодаря умелым действиям прессы, разгорался все сильнее.

Спокойнее всех выглядел Дальний Восток и юго-восточный регион. Там все будто бы задремали, чтобы скоротать ожидание и очнуться, лишь когда станет ясно «кто кого». Типичное восточное лукавство, воспринимаемое европейцами, как мудрость.

Из Африки ничего доброго не передавали. Впрочем, злого тоже. Черный континент и Южная Америка никогда не возмущались, что бы ни решил Дворец Наций. Мобилизация так мобилизация, в космос, значит, в космос – меньше голодных ртов останется на планете.

Австралии было просто не до митингов. На юге континента бушевали зимние грозы, а на севере беспрерывно рыдали тропические ливни. Климат в последние три десятилетия испортился окончательно.

– Очень тревожные известия, господин президент. – Сквозь голографическую картинку проступило лицо Дюссона.

Френо выключил новости, и спальня снова приобрела вид нормальной комнаты, с той лишь разницей, что посреди нее стоял маршал с президентским халатом в руке. Дюссон подал одежду Френо.

– Я видел, – президент, кряхтя, поднялся и набросил халат. – Марсиане еще не ударили, а крысы готовы бежать с корабля. Вернее, готовы сожрать капитана и экипаж.

– Марсиане нанесли мощный удар по стратегическим объектам Федерации, – ровным голосом, будто автомат, доложил маршал. – Это произошло сегодня в три часа ночи.

– В три часа? – Френо похлопал глазами. – Они... начали без Стивенсона? И каков результат удара?

– Марсиане решили все поставленные задачи, – сухо ответил Дюссон. – Земля и Луна окружены. Мы успели стянуть к метрополии все войска, кроме Первой и Четвертой ударных армий, но я уже говорил вам, мсье президент, что без решительных мер это лишь продлит агонию Федерации.

– Агонию?! – Президент сел на кровать. – Неужели все настолько плохо?

– А разве я вас не предупреждал? Из «солнечных» колоний флаг Земли пока держат только Каллисто и Европа. Их прикрывает Накано. Часть полицейской армии «Беркут» блокирована на Ганимеде.

– Значит, марсиане так и не сняли с этого фронта свой Четвертый флот?

– Нет. Вместо него в ударную группировку влились корабли Седьмого флота. – Дюссон хмуро взглянул на президента. – Если мы подождем еще немного, к ним присоединится и Шестой флот. С двумя космопехотными армиями на бортах.

– Но его удерживает Овчаренко!

– И что толку? Марсиане порвут наши орбитальные заслоны в клочья и без Стивенсона. Его группировка потребуется марсианам для захвата планет. Если мы уничтожим Стивенсона, Марс победит в космосе, но ему будет нечем штурмовать грунт. Это конечно не тот расклад, что хотелось бы, но лучше, чем поражение.

Что-то в аргументах Дюссона было не так, Френо чувствовал это печенкой, но выявить фальшивые нотки он был не в состоянии. Он уже и соображал-то с трудом.

– Делайте как знаете. – Президент вяло махнул рукой.

– Эскадрилья «Марк-3» уже вышла в поход. Бомберы на полпути к цели. Они ждут подтверждения приказа. Вы подтверждаете приказ о начале операции «Татьяна» против Колонии Лидия? – повысив голос, уточнил Дюссон.

– Подтверждаю, – кивнул Френо.

– Разрешите выполнять?

Президент снова махнул рукой и отвернулся. Когда Дюссон вышел, Френо просто упал ничком на кровать и тихо заскулил.

5. Июль 2290 г., Колония Лидия.

Полковник Холли, еще час назад такой важный и высокомерный уроженец Нью-Орландо, что в Южной Сидонии, выглядел теперь, как побитая собака. Он стоял перед генералом Стивенсоном, глядя в пол и нечленораздельно мыча, когда командующий применял особо обидные для марсианского джентльмена словечки. Стоящий навытяжку позади полковника майор Джемисон даже немного сочувствовал непосредственному начальнику. С тем, что Холли полная тактическая бездарность, майор был согласен, а вот насчет «наряженного гея в бриолине» сомневался. Холли, конечно, любил наряжаться в увешанную побрякушками и подогнанную по фигуре униформу, но красовался исключительно перед штабными девицами. Что такое «бриолин» Джемисон и вовсе не знал. Наверное, что-то вроде вазелина, только специально для геев. Майор незаметно ухмыльнулся. У военных половые проблемы – больное место. Львиная доля шуток, да и ругательств, базируются именно на этой платформе. Почему так – вопрос к психологам. Сам Джемисон строил на этом фундаменте вообще сто процентов своих многоэтажных ругательств (шутить он не умел), и даже самые завзятые сквернословы признавали, что майор в этом деле ас из асов. Некоторые даже искренне восхищались этим наименее опасным из талантов Мясника и пробовали выведать секрет, но Джемисон тайну своей одаренности не выдавал никому. А между тем ларчик открывался просто: так зло и виртуозно сквернословить майора заставляло жуткое чувство ущербности. Ведь в интимном плане Джемисона не интересовали ни женщины, ни мужчины. Вернее, женщины его интересовали, но у него с ними ничего не получалось. Последние двадцать лет он был полным нолем в постели, и этот факт постепенно привел его психику в плачевное состояние. Когда он видел привлекательную бабенку, ему почему-то хотелось выругаться и пустить кровь. Необязательно этой бабенке, можно кому-нибудь еще. Врагу, преступнику или нерадивому подчиненному. Если не убить, то хотя бы дать в зубы или врезать плетью по голой спине. С оттягом, до крови, и, конечно же, грязно ругаясь между взмахами. А поскольку смазливых баб в форте Гатлинг было предостаточно и видел их Джемисон по сто раз на дню, доставалось солдатам от майора каждые пять минут. Потому его и прозвали Мясником.