Приключения вертихвостки - Ира Брилёва

Эмик загадочно улыбнулся.

— Понимаешь, одно, да не одно. Ты так никогда не пробовала? — Я мотнула головой, опустив, что я вообще никак никогда не пробовала. Театр был для меня совершенно закрытой темой, и, если бы не Сашок, то я бы вообще об этом ничего не знала. — Знаешь, я раньше так тоже не делал, а потом один раз попробовал и мне понравилось. Очень интересно смотреть разные трактовки одного и того же. И я теперь иногда этим занимаюсь. Когда время есть. — Я поняла. Это было что-то вроде спорта. Только круче.

Мы за неделю обошли четыре театра. Один и тот же спектакль, конечно, мне слегка поднадоел, но в этом действительно что-то было.

Но однажды наступил день, которого я ждала и боялась. Эмик торжественно объявил, что завтра мы идем в большой зал консерватории слушать «моего любимого Вивальди». Мне стало слегка не по себе. Я вспомнила, как я когда-то уснула прямо посреди концерта, и только деликатность Сашка спасла тогда меня от публичного позора. Я хоть и недолюбливала Вивальди, но всегда умела хорошо держаться на людях. А тут такой казус!

Делать было нечего. Вечером я надела маленькое черное платье, нитку жемчуга и длинные черные перчатки. С тяжелым сердцем я входила в зал имени знаменитого композитора Чайковского.

Но случилось чудо. Как только послышались первые звуки, и аккорды посыпались со струн скрипок, словно бело-розовые лепестки цветущей вишни с весеннего дерева, я вдруг увлеклась процессом, и через пару минут даже покачивала ногой в такт легкому, порхающему птичьими крылышками, ритму. Неожиданно для себя я услышала МУЗЫКУ, настоящую. Звуки переливались, как струи в фонтане, они искрились, журчали, иногда барабанили тяжелыми дождевыми каплями по барабанным перепонкам. Это было забавное ощущение. Но мне оно понравилось.

Эмик блаженно улыбался, прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла так, словно бы собирался слегка вздремнуть.

— Ты, смотри, не усни, а то некрасиво будет, — шепнула ему я. Он повернул ко мне свое расплывшееся в блаженной улыбке лицо и тихо ответил:

— Эта музыка не для сна. От этой музыки жить хочется, — и снова повернулся к сцене, с которой выпархивали и летели в зал все новые и новые звуки, похожие на крохотных птичек колибри. Эти птички рассаживались на люстрах, на портретах композиторов, чинно висевших на стенах зала. И весь воздух вокруг постепенно наполнялся этими птичками, певшими и певшими свою красивую бесконечную мелодию. Я настолько увлеклась музыкой, что даже не заметила, как она закончилась. Только шквал аплодисментов, чуть не снесший меня с моего места, вывел меня из этого волшебного забытья. Мне казалось, что я грезила наяву.

Когда мы ехали назад, я поймала себя на том, что напеваю тему из «Времен года» Вивальди. И — удивительная вещь! — теперь «рэп» уже не казался мне таким уж привлекательным. Странно! Раньше я всегда любила ритмичную музыку.

Эмик сладко посапывал, откинувшись на спинку заднего дивана в его роскошном авто. Я посмотрела на него и заботливо подоткнула полы пальто так, как это делают в кино заботливые мамаши. «Пусть поспит, — подумала я, — он так устает на работе».

Глава 9

Я еще несколько раз навещала Дэвика в больнице. Ранение оказалось не таким простым, как я думала. «Что там может быть сложного, в таком незатейливом месте», — с улыбкой думала я, сидя напротив Дэвика в его палате и наблюдая, как он чистит очередной апельсин. Но пуля задела что-то важное в самой глубине Дэвикова могучего организма, и ему пришлось задержаться в больнице дольше, чем хотелось бы.

Я давно заметила, что даже самый смелый и отчаянный мужик втайне боится зубного врача. Не говоря уже про хирурга. Дэвик не был исключением. Он был мнительным человеком и очень заботился о своем здоровье. Дэвик с удовольствием делал все процедуры, предписанные врачами, и доставал медперсонал расспросами о своей болячке. И так осточертел всем со своими стонами и жалобами, что медсестры, издали завидев Дэвика, старались испариться из коридора, что серьезно мешало лечебному процессу для остальных болящих.

Но наконец врач объявил ему, что опасность миновала, и Дэвик воспрял духом.

— Вы точно знаете, что я могу быть спокоен? — Дэвик пытал врача так, как не пытали инквизиторы в средние века самых рьяных еретиков. Врач, злой как черт, нервно шипел сквозь зубы, что все в порядке.

— А ты ему заплати, — сказала я, когда врач вышел.

— За что? — искренне удивился Дэвик. — Я и так оплатил свое лечение. У меня и чек есть.

— Ну, как, — я задумалась, — так принято. Я всегда плачу своим врачам…

— Ага, и потом мы все дружно боремся с коррупцией, — миролюбиво закончил Дэвик мою тираду.

Я об этом как-то никогда не думала. Положено платить врачам, вот я и платила. Так они становятся твоими друзьями. А друзей ведь всегда жальче, чем посторонних людей.

— И чего это ты вдруг стал заботиться о нравственном здоровье нашего государства? Ты же сам нотариус. И, небось, все время «подмазываешь» и приплачиваешь всяким там чиновникам? — я включилась в эту игру. А что же это могло быть, как не игра? Серьезно на эти темы не будет разговаривать ни один здравомыслящий человек!

— Ну, это же совсем другое дело! — возразил мне Дэвик. — А врачи, они, понимаешь, должны нас лечить, заботиться о нас. Они клятву Гиппократа давали.

— Клятву кого? — не поняла я.

— Гиппократа. Врач такой был. В древности.

— И чё? Они теперь из-за этого древнего врача должны голодными ходить? — искренне удивилась я. Дэвик задумался.

— Не знаю, — наконец признался он мне. — Я об этом не подумал.

— Во-во. А ты подумай, а потом врачу денег дай. Так он твой бред будет выслушивать с удовольствием и даже радостью. А то, вон, сбегает от тебя, как от чумы. Надоел ты ему со своими расспросами и жалобами.

Дэвик вздохнул.

— Вот так и все у нас. Никому никого не жалко.

Дэвик был холостым, и его жалоба лично мне была понятна. Наверное, ему хотелось просто немного человеческого тепла. А за это и в самом деле платить было как-то неправильно. Даже врачам.

Он недавно выписался и поехал долечивать свой драгоценный холодцеобразный зад в Европу, временно спихнув свою нотариальную контору на младшего компаньона.

— Ничего, пусть поработает, — ворчливо сказал мне Дэвик, когда я поинтересовалась, как же он оставит здесь бизнес без хозяйского глаза. — А то что-то в последнее время я его на работе почти не видел, все дела какие-то личные, сквозь зубы здоровается, и вообще непонятно, что с ним происходит. Пусть поработает вволю. Трудотерапия вылечит любой нервный стресс.

— Послушай, а это случайно не он тебя сдал? — вдруг оживилась я от собственной проницательности.

— Я уже думал об этом, — признался Дэвик, — но, понимаешь, никого тогда в офисе не было. Никто не мог нас с Сашком подслушать. Я специально всех услал куда подальше, как только Сашок мне позвонил и объяснил вкратце, чего он от меня хочет.

— Ну, тогда я не знаю, — задумчиво протянула я. Дэвик улыбнулся:

— Не дрейфь. Мы обязательно его вычислим, вражину семибатюшную.

Теперь мы просто перезванивались. Я не стала сообщать ему об изменениях в моей жизни. Зачем? Человек будет волноваться. А может даже и ревновать. Не стоит ставить двух мужчин на одну линию огня. А то можно потерять обоих.

Настоящие женщины знают об этом и никогда не нарушают этот неписаный закон.

Детективы регулярно, два раза в неделю, докладывали мне обстановку. Но ничего существенного ни вокруг Фёклы, ни вокруг моей бывшей квартиры не происходило. И никакого «хвоста», который так переполошил всех нас пару месяцев назад, уже давно не было видно. Наверное, баба Маша спугнула наших врагов. Ведь они никак не рассчитывали на круглосуточную опеку моей скромной персоны некоей внезапно появившейся престарелой родственницей. Одно дело, когда жертву можно взять голыми руками. Это же очень удобно, если молоденькая девушка проживает одна. Создается иллюзия ее полной незащищенности от всего этого опасного мира. Но совсем другое дело моя матерая мисс Марпл! Она так бурно и громогласно вела себя рядом с моей Фёклой, когда они выходили на прогулку — нельзя же сидеть без свежего воздуха! Так стоически находилась рядом с ней по двадцать четыре часа в сутки без перерыва, что ни у кого не было никакой возможности приблизиться к девчонке на пушечный выстрел.

Милиция еще пару раз посетила «меня», то есть, Фёклу. Но бабМаша их к Фёкле и близко не подпустила и дала им отпор: «Человек спит — отдыхает, и нечего здесь ходить, мирных людей тревожить». Больше никто не приходил. Что ж поделаешь, нарисовался у наших «органов» классический висяк. И я не собиралась помогать им с раскрываемостью преступлений в моей отдельно взятой квартире. Мне оставалось совсем недолго ждать своего колоссального наследства. А там мне вообще будет все «по барабану». Так сказал Дэвик.