Бандитские жены - Валерий Карышев

При этом Кирилл никаких угрожающих криков не издавал. Я специально построил так позицию, полагая, что соседи не пойдут в суд показывать на то, что они слышали или видели. Уж такая у нас традиция!

Затем наступила очередь допроса Алика. Когда его завели, я просто ужаснулся — его вид был просто ужасным. Он был бледным, руки его тряслись.

Увидев меня, он сразу успокоился и посмотрел на меня с большой надеждой. Я постарался его обнадежить.

— Алик, не волнуйся, Кирилл дал признательные показания по стволу. Так что ты не при делах. Я буду настаивать на твоем немедленном освобождении.

В глазах Алика блеснула надежда.

В дальнейшем мы стали строить показания о непричастности Алика к пистолету.

Следователя, видимо, удовлетворили такие показания. Через некоторое время допрос окончился, и я вышел на улицу.

Все вопросы Маши были стандартными для любой женщины: как там они, что сказали, как посмотрели, какие перспективы.

Вечером того же дня Маша вновь пришла ко мне на дачу еще раз подробно расспросить обо всем и узнать, что делать дальше.

Через пару дней она вновь попросила меня поехать к Алику и Кириллу, тем более что разрешение от следователя было получено.

Перед самым моим визитом Маша передала мне две записки для Алика и Кирилла.

Я обратил внимание, что записка для Алика была значительно тоньше, чем для Кирилла.

К первому я решил пойти к Алику. Алик уже значительно повеселел, я еще раз успокоил его, сказав, что скоро подам жалобу и его освободят дней через пять.

Кирилл два раза прочел записку Маши. Затем он задумался и неожиданно обратился ко мне:

— Знаете, не поймите меня плохо, я по определенным причинам хотел бы, чтобы у меня вообще не было адвоката, — сказал Кирилл.

От таких слов теперь я оказался в шоке. Конечно, у меня бывали ситуации, когда с клиентами начинались противоречия и я выходил из дела. Но здесь совершенно нестандартный вариант. Клиент, можно сказать, близкий знакомый, которому нужна моя помощь, вдруг отказывается.

«Здесь явно что-то произошло, но что?» — думал про себя я.

— Хорошо, — сказал я ему, — твое желание — это твое право. Тебе решать. Только напиши официальное заявление об отказе. Таков порядок.

Кирилл быстро написал заявление и протянул его мне.

— Только не обижайтесь на меня, выхода другого нет. Вы сами скоро это поймете, — сказал он мне на прощание.

Когда я вышел из изолятора и рассказал Маше об отказе Кирилла от меня, мне показалось, что она уже заранее знала об этом и совершенно не удивилась.

Но новые потрясения ждали меня при новой встрече со следователем. Когда я протянул ему заявление Кирилла, он тоже не удивился. Напротив, он вдруг мне заявил, что собирается выпускать Кирилла.

Тут уже не выдержал я сам и спросил у следователя, почему он поменял свое решение.

Ответ его был для меня не менее ошеломляющим.

Оказывается, вчера Кирилл отказался от своих первых показаний и дал новые показания, в которых указал, что пистолет не его и принадлежит он Алику.

От такой новости я снова был в шоке.

Когда я приехал домой, то странные мысли и подозрения закрались в мою голову. А может, записка Маши повлияла на решение Кирилла, думал я про себя.

Через три дня ко мне на дачу приехала Маша и сообщила, что Алика перевели из ИВС отделения милиции в следственный изолятор, который находится недалеко от Москвы, а Кирилла выпустили под подписку о невыезде.

Для меня такой перевод был очень странным. Обычно всех москвичей размещали в московские изоляторы. Правда, иногда, в силу определенных обстоятельств, например, когда следственные органы располагают данными о том, что подследственный осуществляет тесные контакты со своими сообщниками, которые находятся на свободе, или вступает в близкие контакты с работниками сизо, его переводят в другое место. Но ни первый, ни второй случай к Алику не относился. Значит, существует еще какая-то причина такого перевода. Следователь на мой вопрос о странности такого перевода формально сослался на перегрузку в сизо Москвы.

Маша предложила съездить к Алику, навестить его. Я сразу согласился.

— А я, — сказала Маша, — постараюсь передачу ему передать.

Конечно, перспектива частых поездок на большие расстояния меня не очень прельщала. Но отказывать было неудобно, и мы поехали в тот небольшой городок.

Когда мы приехали в город, то узнали, что Алика уже перевели в другой следственный изолятор, который находился шестьюдесятью километрами дальше.

Я понимал, что следователь затеял какую-то непонятную для меня игру. Но нам ничего не оставалось, как ехать в другой город.

Через полтора часа мы добрались до места. Следственный изолятор нашли без труда. Как ни странно, он находился в центре города и напоминал старую крепость с кирпичными стенами.

Вход в следственный изолятор был с двух сторон: с левой стороны были комнаты для свиданий и передач, справа — служебный вход, куда входили и следователи, и адвокаты.

Я пошел на встречу с Аликом. Он был подавлен и очень раздражителен. От него я узнал истинную причину такого перевода. Оказывается, его стали «колоть» на признание в убийстве местного авторитета Зеленого, которого Алик в глаза не видел. Правда, пистолет, из которого был убит Зеленый, был схож с оружием Алика, но экспертиза пока не подтвердила этого. Алик понимал, что самое страшное позади. Раз разборка в городе, который контролировал Зеленый и где находился первый изолятор, не состоялась, то теперь ему трудно будет его достать.

Алик сразу стал писать записку для Маши. Я тоже почувствовал себя не в своей тарелке. В том, что Алик не имеет никакого отношении к устранению Зеленого, у меня никаких сомнений не было: пути его никогда не пересекались с ним. Но тут Алик стал объяснять:

— Знаете, какую они выдвинули версию? Они же интересовались, кто моя «крыша». А затем стали утверждать, что якобы моя «крыша» враждует с бригадой Зеленого. Я, пожалуй, напишу маляву ребятам, пусть Машка им передаст. Они пусть чего-нибудь придумают.

Вскоре Алик написал небольшую записку. Теперь ему нужно было решить, запечатывать ли записку, как это обычно делалось, чтобы никто посторонний не читал, либо дать мне ее открытой. Вероятно, текст записки предназначался не для моих глаз, и Алик раздумывал. Я понял это и сам предложил ему:

— Запечатай, на всякий случай. Как-то неудобно просто так передавать.

Алик быстро вытащил прозрачную обертку от сигаретной пачки, аккуратно вложил записку и с двух сторон заплавил края зажигалкой.

— Вот, передайте Маше. И вот еще что. Наверное, вы не можете так часто ездить ко мне?

— Конечно, не могу. Расстояние-то больше ста пятидесяти километров.

— А Маша хочет, чтобы адвокат ходил ко мне каждый день. Вы не возражаете, если она пригласит местного адвоката?

— Конечно, не возражаю, — облегченно вздохнул я. — Пускай приглашает!

— А на суде будете вы, ладно?

— Конечно, Алик! Для меня это даже удобнее.

— А местный адвокат пусть ходит ко мне каждый день — передачи передает, записки.

Когда я вышел из следственного изолятора, Маши там еще не было. Я вошел в комнату, где принимали передачи. Там я застал неприятную картину. У маленького окошка столпилось много женщин со свертками. В них были так называемые продовольственные передачи.

У самого окна стояла Маша. Она плакала, вытирая слезы платком. На большом столе возле окошка были разложены ее продукты, и она занималась тем, что вынимала содержимое из каждой пачки сигарет и выкладывала в отдельный мешочек.

Я обратил внимание, что рядом валялись пустые емкости из-под шампуня и зубной пасты, содержимое их также было выдавлено в пакеты. Таковы требования тюремной администрации.

Очередь шумела, поторапливая Машу.

— Что ты там копаешься, как курица? — кричали ей женщины.

Наконец Маша закончила и снова стала передавать сверток. Но женщина, принимающая передачу, будто издеваясь над ней, сказала:

— А конфеты?

— Что конфеты? — переспросила Маша.

— Конфеты нужно тоже развернуть, — сказала женщина.

Очередь еще больше заволновалась. Маша вновь заплакала. Тут к ней подошли две старушки и стали помогать разворачивать конфеты.

Мне было как-то не по себе. Я вышел на улицу. Вскоре появилась Маша. Руки у нее тряслись, лицо было заплакано. Она начала курить одну сигарету за другой.

— Завтра нужно снова приехать сюда, мне разрешили еще одну передачу привезти, — сказала она наконец.

— Ты что, будешь теперь сюда каждый день ездить?

— А что делать! — ответила Маша, садясь в машину. — Придется. Надо же как-то поддержать Алика. Да, он вам передал записку для меня?

— Да, — кивнул я и достал небольшой пакетик. Маша быстро схватила его, развернула и прочла маляву. Вероятно, в этой записке и было сказано, что необходимо найти местного адвоката.