Император и Пустота - Сергей Верник

— Выглядел-то он как, этот Куча? — Гордей в задумчивости принялся теребить бороду.

— Невысокий такой, сутулый, — пояснил Модест, подняв ладонь от пола метра на полтора. — Постоянно шапку носит, скрывая лысину. А на правом глазу бельмо.

— Не встречал, — признался Гордей.

— Ты мог и не заметить, — Падрыж склонился над блюдечком, в котором уже плавало что-то зеленоватое. Поморщился. — Колдуны ведь народ капризный, хуже нашего брата. Не заметил его, и на, получи в спину словечко скверное. Вот, помнится прадед мой одному чароплету под ноги подвернулся в неурочный час. Так тот его как послал… Хорошо хоть кобыла в соседнем дворе оказалась, далеко ходить не пришлось. Всем семейством потом вытаскивали.

Зеленая жижа в блюдце почернела, стала вонять. Домовой досадливо крякнул, затем брезгливо отвернулся.

Неожиданно входная дверь скрипнула, и настежь открылась. На пороге стоял невысокий сутулый мужичок средних лет в длинном зеленом плаще. На голове его была черная фетровая шляпа с большими полями. Он окинул присутствующих взглядом единственного здорового глаза, так как зрачок второго скрывался под мутной пленкой страшного бельма, а затем криво улыбнулся.

— Пришел, падла?! — воскликнул Модест, судорожно хватая рукоятку маузера. Застежка кобуры предательски не хотела отстегиваться.

— Тут я, тут, — забормотал возле его ног домовой.

— Да не ты, Падла! А он — падла. Пришел глумиться над нами, мразь! Ух, контра недобитая! К стенке! К стенке тебя!

— Мужики, — голос гостя был заискивающе беспомощным. — Я тут… это… Не найдется для меня одного местечка?

Необычные друзья

Голова Чарли лежала на коленях Пулес, и девушка ласково трепала его черные, вьющиеся мелким бесом волосы. Чарли щурился и улыбался.

— Как же мне хорошо с тобой, моя Масяндра, — тихо проговорил он, хитро приоткрывая один глаз.

— Кто, кто? — Пулес крепкими пальцами вцепилась ему в мочку уха.

— Ай! Больно же! — вскрикнул Чарли, резко вскакивая. — Ты чего?

— А ты чего обзываешься? — фальшиво надулась девушка. Но глаза ее задорно блестели.

— Я разве обзываюсь? — Чарли лукаво подмигнул ей. — Это я любя. А что обидного в «Масяндре»? По-моему, тебе идет. Разве нет?

— Сам придумал? — Пулес искоса глянула на него.

— Ага, — кивнул тот. — Само в голову пришло. Что-то большое, белое, лохматое… И постоянно рычит.

— Ах, так? — девушка повалила Чарли на теплый бетонный парапет, и придавила локтем сверху. В нескольких сантиметрах от них крыша здания обрывалась пропастью в пятьдесят этажей, но этот факт ребят несколько не смущал. Скорее наоборот, придавал их коротким встречам немного остроты.

С крыши здания учебного центра открывался изумительный вид на Оазис, — крохотный клочок живой природы, не тронутый человеком, но запертый им в тесное кольцо цивилизации. Скудная память о непроходимых джунглях, некогда занимавших большую часть планеты, своего рода заповедник. Но с орбиты Оазис выглядел всего лишь крохотной клумбой, разбитой у крыльца Разума.

То место на крыше, где сидели Чарли и Пулес, было особенным. Если долго-долго смотреть только прямо, поверх колышущихся далеко внизу белесых крон, высотные здания из стекла и бетона на периферии зрения вдруг растворялись, а бетонный парапет становился нагретой солнцем скалой. Мир распахивался, становился бескрайним, чистым, просторным, диким. Таким, каким его застали первые колонисты. И даже тянущееся до самого горизонта серое поле космодрома за спиной превращалось в тихое спокойное море, а ровные ряды боевых крейсеров становились мирно спящими диковинными животными.

Это был их мир, существующий только для двоих подростков, временное убежище от скучной суровой действительности. Вот только небо в этом мире по-прежнему оставалось беззвездным.

— Ты хотел бы снова увидеть звезды? — вдруг спросила девушка. Легла рядом с Чарли, и мечтательно уставилась в серую высь. Где-то там, за непроницаемой пеленой смога, пряталось тусклое размытое пятнышко малой луны. — Я была совсем маленькой, когда включили карантинное поле. Почти не помню, какое небо было по ночам. Красивое, наверное…

— Красивое, — вздохнул парень. — Только поле вовсе не карантинное, а защитное. Какая же ты упрямая. Настоящая Масяндра.

— Не спорь со мной! — Пулес вскочила. Ее смуглое лицо, слишком светлое для коренного жителя Эбена, исказилось досадной гримасой. — Тебе же мозги запудрили, Чарли. Нас заключили в клетку, как неугомонных цепных псов. Неужели не ясно? Предал нас император! Ради союза с чужими предал!

— Так, так, — раздался рядом тихий, но в то же время проникновенный голос. — Кто тут императора всуе поминает? Ага, старший кадет Руэло и трудновоспитуемая Марнелли. Сладкая парочка.

В нескольких шагах от диффузора вентиляционной шахты стоял невысокого роста, сутулый старик с наголо выбритой головой. Мышиного цвета свободный костюм висел на нем мешком, скрывая истинные очертания фигуры. В руке старик сжимал тонкий, сверкающий хромом жезл.

— Наставник Райб, — Чарли вскочил как ужаленный. Поспешно склонил голову в знак почтения. Пулес осталась стоять безучастной. — Мы просто разговаривали. Не заметили, как вы подошли.

— Если бы заметили, то утром получили бы зачет по спец подготовке, — с серьезным видом произнес Наставник. — А так как этого не произошло, извольте разбежаться по своим комнатам. Живо!

Наставник Райб рявкнул так мощно, что Чарли непроизвольно втянул голову в плечи. Взяв Пулес за руку, потянул ее к распахнутой настежь двери аварийного выхода.

— Старый пердун, — буркнула Пулес, но Чарли сразу же прикрыл ей рот ладонью.

— Кадет Руэло, — неожиданно обратился к парню Наставник. Чарли остановился, медленно поворачиваясь. — Вы не забыли, что у вас завтра первый Контакт?

— Нет, Наставник, — голос Чарли дрогнул. Мир вдруг стал тяжелым, лег на плечи свинцовой тяжестью, потянул вниз, к грязной пыльной земле. Как вообще о таком важном событии можно забыть? Он не забыл… Он помнил, не мог спать, и именно поэтому был с Пулес здесь, на крыше, в их собственном мире грез. Искал успокоения и защиты. И ему почему-то казалось, что эта встреча была последней.

— Да вдохнет в тебя Господь частицу Гнева своего, — проговорил Наставник, указывая на Чарли жезлом. — Да будет крепко тело твое перед врагом человеческим, а движения в бою стремительны и смертоносны. Иди спать, Чарли. Светлого тебе Завтра.

Чарли на миг показалось, что с кончика жезла сорвалось что-то неуловимое, словно порыв горячего ветра. Ударило его в грудь, и разлилось по телу теплой волной. Хотя Наставник Райб и походил на доброго чародея из почти забытых детских сказок, никакого волшебства не могло быть. Это была всего лишь иллюзия, порождение фантазии. Тем более, Наставник перешел на «ты», а это означало лишь одно — он искренне верил в своего ученика. После такого уже нельзя допускать глупых и нелепых ошибок. На кону поставлена честь Наставника и жизнь кадета. Не больше не меньше.

— А вам, трудновоспитуемая Марнелли, я бы порекомендовал больше времени уделять теоретической стороне учебы, — строго произнес вдогонку девушке Наставник. — Не игнорируйте мои слова. Я к вам обращаюсь, Пулес! Пулес! Дурная девка! Я с тобой говорю! Куда пошла?!

— Отстань, дед! — девушка обернулась, махнула рукой. — Надоели твои нравоучения. Тебе этих оболтусов не хватает? — Пулес легонько толкнула Чарли в бок локтем. — Он же дрожит при твоем появлении. Они все дрожат и преклоняются. Ты и из родной внучки хочешь послушную куклу сделать? Как пытался сломать волю своего сына?

— Пулес! — рявкнул Наставник Райб. Чарли инстинктивно пригнулся.

— Ну, что Пулес? Я уже пятнадцать лет как Пулес. И я имею право жить так, как хочу. Ясно?!

Девушка втолкнула Чарли в узкий дверной проем, и они стали медленно спускаться по крутой металлической лестнице.

Большой круглый зал, стены и потолок которого светятся мягким белым светом. Чарли стоит посредине, на стартовой отметке. Его трясет и лихорадит, но это не страх. Это азарт охотника. Впрочем, он еще даже не знает, кто будет его жертвой. Да и какая разница. Чарли обучен тысячам способов, чтобы причинить противнику нестерпимую боль или просто моментально убить. Все зависит от ситуации, все зависит от его настроя. Сейчас Чарли может позволить себе немного поиграть. Совсем чуть-чуть, самую малость.

В нос бьет мерзкий запах меркаптана. Парень мгновенно разворачивается, и наносит удар. Пусто… Цзыгу, в своем естественном обличии, стоит чуть в стороне и рассматривает его фасеточными глазами. Одна особь, это даже не боец, а простой рабочий. Безмозглая кукла из мяса и хитина. Одна — это слишком мало.