Медный всадник - Полина Саймонс

Татьяна больше не старалась избегать Александра, когда при каждом новом толчке ее бросало на него. Теперь она, затаив дыхание, ждала этих толчков и в очередной раз придвигалась все ближе. Он неизменно успевал поддержать ее. Сегодня он долго не снимал руки с ее талии, сделав ей знак продолжать. Но она не могла, пока он не убрал руку.

– Хочешь сказать, как он относится к тому, что не стал офицером?

– Нет. К тебе. Что ты обо всем этом думаешь?

Трамвай остановился. Александр поспешно поддержал Таню под руку. По ее телу прошел озноб. Он немедленно отпустил ее и продолжил:

– По-моему, Дмитрий считает, что мне слишком легко все достается.

– Что именно?

– Не знаю. Вообще все. Учеба, служба…

Он остановился. Татьяна выжидающе смотрела на него. Служба и что еще? Что еще легко дается Александру?

– Он не прав. Тебе ничто не достается легко, – сказала она наконец. – Редко кому выпадает на долю такая тяжелая жизнь.

– Но она едва началась, – возразил он с обманчивой мягкостью. – Мы с Димой очень давние друзья. Я хорошо его знаю. Потерпи, и он наговорит обо мне такое, что тебе и в голову не приходило. Удивляюсь, почему он до сих пор молчит.

– И что же он наговорит? Правду или ложь?

– На это мне трудно ответить. Правильнее всего будет так: чистую правду, искусно смешанную с самыми невероятными небылицами. У него просто дар на подобные вещи. Ты ни за что не отличишь одно от другого.

– Ничего себе дар. И что же мне делать?

– Ты все равно ничего не поймешь. Если хочешь знать правду, спроси меня, и я расскажу.

– Все-все?

– Все-все.

Татьяна затаила дыхание, потому что сердце на миг перестало биться. Как раз в тот момент, когда она прикусила язык, чтобы с губ не сорвался вопрос. И еще какой: «Ты любишь меня?..»

Ей хотелось надавать себе пощечин за глупость, чтобы даже мыслей подобных не возникало.

Но вопрос продолжал терзать ее с такой силой, что она почти теряла рассудок.

– Ты о чем-то хочешь меня спросить? – неожиданно выпалил он.

– Нет, – покачала она головой, уставясь на металлический поручень и седую голову стоявшей впереди женщины.

– Вот и добрались, – объявил Александр, когда трамвай остановился у Обводного канала.

Но пересадку они не сделали и последние пять километров прошли пешком.

– Знаешь, – вдруг заметил он почти задумчиво, – в один прекрасный день тебя могут спросить, о чем говорил с тобой Александр Белов, провожая домой.

– С чего это вдруг? – удивилась Татьяна. – И в таком случае зачем ты вообще откровенничаешь со мной, если знаешь, что меня будут допрашивать?

– Нужно же мне доверять кому-то.

– Почему бы тебе не довериться Даше?

Прежде чем ответить, Александр помолчал.

– Потому что для меня важно доверять именно тебе.

– Ты можешь мне доверять, – радостно поклялась Татьяна, подталкивая его в бок. – Но сделай одолжение, ничего больше мне не рассказывай, хорошо?

– Поздно! – торжественно провозгласил он.

– Хочешь сказать, что мы обречены? – хихикнула Татьяна.

– Навечно. Купить тебе мороженого?

– Да, пожалуйста! – просияла она.

– Крем-брюле, как всегда?

– Разумеется.

Они устроились на скамейке и долго болтали, пока Александр не глянул на часы и поднялся.

К тому времени как они остановились на углу Греческой и Второй Советской, в трех кварталах от ее дома, было уже почти десять.

– Значит, ты придешь попозже? – вздохнула Татьяна. – Даша сказала, что ты собирался.

– Да. – Он тоже вздохнул. – С Дмитрием.

Он был так близко, что она ощущала его запах. Чистый и приятный. Присущий только Александру.

Ей показалось, что он хочет что-то сказать. Открыл рот, наклонился вперед, нахмурился. Татьяна напряглась, застыла, отчаянно ожидая его слов, не желая их слышать, ненавидя свои уродливые коричневые рабочие ботинки, жалея, что не надела красные босоножки, вспомнив, что они принадлежат Даше, что у нее самой нет хороших туфелек, мечтая очутиться перед ним босой, изнывая от сознания собственной вины, прежде ей неведомого.

Татьяна отступила.

Александр отступил.

– Иди. Увидимся сегодня.

Татьяна ушла, спиной чувствуя его взгляд. Потом не выдержала и оглянулась. Он смотрел ей вслед.

Александр и Дмитрий пришли в начале двенадцатого. За окном по-прежнему было светло. Даша еще не вернулась. Начальник заставил ее работать сверхурочно, снимать у пациентов золотые коронки. В тяжелые времена люди предпочитали иметь золото: его легче обменять на еду и предметы первой необходимости. Даша все больше ненавидела свою работу. Ей хотелось, чтобы окружающие вели себя так, словно было обычное ленинградское лето: теплое, пыльное, ленивое, когда все молоды, счастливы и влюблены.

Татьяна, Дмитрий и Александр маялись в кухне, слушая, как капли воды стучат по чугунной раковине.

– Что это вы такие мрачные, дети мои? – осведомился Дмитрий, переводя взгляд с Татьяны на Александра.

– Я устала, – отмахнулась Татьяна, соврав лишь наполовину.

– А я голоден, – поддержал Александр.

– Таня, пойдем погуляем?

– Нет, Дима.

– Да. Оставим Александра ждать Дашу, – улыбнулся Дмитрий. – Мы им не нужны. Дадим возможность влюбленным голубкам побыть вдвоем, Верно, Сашенька?

– Вряд ли им это удастся, – пробормотала она. И слава Богу.

Александр подошел к окну и глянул во двор.

– Я вправду не могу, – запротестовала Татьяна. – Я…

Дмитрий властно взял ее за руку.

– Пойдем, Танечка. Ты уже поела? Можно и погулять. Честное слово, мы ненадолго.

Татьяна увидела, как Александр расправил плечи. Как ей хочется назвать его Шурой!

– Александр, хочешь, мы что-нибудь принесем?

– Нет, Таня, – ровным голосом ответил он. Глаза на миг блеснули отчаянием, но тут же погасли: очевидно, ему удалось взять себя в руки.

– Может, зайдете? Бабушка испекла пирожки с мясом. И борщ есть… – лепетала она, но Дмитрий уже тянул ее по коридору.

Они переступили через валявшегося на полу Славина, и, когда уже казалось, что на этот раз все обойдется, он внезапно перевернулся на бок и вцепился Татьяне в щиколотку.

Дмитрий, мгновенно сориентировавшись, прижал его руку сапогом. Славин взвыл и, отпустив Татьяну, стал плаксиво уговаривать:

– Оставайся дома, Танечка, дорогая, не гуляй по ночам. Оставайся дома.

Дмитрий выругался и снова наступил ему на запястье.

– Хочешь мороженого? – спросил он, когда они очутились на улице.

Татьяна не хотела, но из вежливости кивнула:

– Да. Ванильное.

Она почти с отвращением ела на ходу мороженое. И в голову ничего не лезло, кроме…

– О чем ты думаешь?

– О войне, – солгала она. – А ты?

– О тебе. Я никогда не встречал такой, как ты, Танечка. Ты так не похожа на тех девушек, за которыми я обычно ухаживаю.

Татьяна невнятно поблагодарила и сосредоточилась на мороженом.

– Надеюсь, Александр найдет время поесть, – пробормотала она. – Даша скорее всего придет совсем поздно.

– Таня, ты об этом хочешь поговорить? Об Александре?

Даже неопытное ухо Тани сумело различить холодок в голосе Дмитрия.

– Нет, конечно нет, – поспешно заверила она. – Это я просто так. А что ты сегодня делал?

– Рыл окопы. Заградительная линия на севере почти закончена. На следующей неделе мы будем готовы к атаке финнов, – самодовольно улыбнулся он. – Бьюсь об заклад, ты давно гадаешь, почему я тоже не офицер?

Татьяна ничего не ответила.

– Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь?

– Не знаю.

Ее сердце забилось чуть быстрее.

– Как будто тебе и без того все известно.

– Да нет, ничего.

Ей захотелось выбросить остаток мороженого и поскорее бежать домой.

– Ты говорила с Александром обо мне?

– Никогда! – нервно бросила она.

– Как же, ни разу не спросила, почему я солдат, а он офицер?

Татьяна не потрудилась ответить. До чего же он странно себя ведет. И к тому же она ненавидела ложь. Лучше молча отвести глаза. У нее просто язык не поворачивается соврать.

– Мы с Сашей хотели стать офицерами. Один из пунктов нашего первоначального плана.

– Какого плана?

Дмитрий не ответил. Вопрос повис в воздухе и твердо укрепился в голове Татьяны.

Ее руки слегка задрожали.

Она не хотела быть наедине с Дмитрием.

Не чувствовала себя в безопасности.

Они добрались до угла Суворовского и Таврического сада. Хотя солнце еще не закатилось, в парке лежала тень.

– Хочешь немного погулять по саду?

– Который час?

– Понятия не имею.

– Знаешь, мне в самом деле пора, – решительно объявила она.

– Тебе вовсе не обязательно так рано ложиться.

– Обязательно, Дмитрий. Мои родители не любят, когда я задерживаюсь. Они очень расстроятся.

– Не расстроятся. Я им нравлюсь. – Он придвинулся ближе. – Особенно отцу. Кроме того, им сейчас не до тебя. Они тревожатся о Паше.

Татьяна остановилась и повернулась: