Сапёр, который ошибся - Игорь Афанасьев

Веками они носят тяжёлые камни, для того чтобы подпереть террасы, после чего засыпают их землёй, принесённой из долины. Потом выкапывают арыки и создают интересную систему полива, направляя воду из горных ручьёв на свои поля. Думаю, что картошку скорей всего они выменяли у русских.

Пробовали сделать блинчики из кукурузной муки, но она не хотела спекаться и разваливалась, так что пришлось разогревать кашу. Ночью пришлось нести дозор. Всё было спокойно, только несколько раз артиллерия обстреливала дальний край кишлака, а это тревожило, как бы по ошибке не ударили по нам.

На рассвете нам поставили задачу; в разбитом кишлаке собрать деревянные балки домов и всё что горит. С топливом в полку были настоящие проблемы и перебои. К середине зимы кончается уголь, Выдают его очень мало, и в палатках очень холодно. Молодых посылают воровать уголь, или в соседние роты, или на угольный склад.

Угольный склад — место, где сгружают уголь с машин. За ангарами столовых было расчищено место и обнесено колючей проволокой, там самосвалы сгружали уголь. Иногда уголь привозили бортовые машины, и тогда роты бросали на разгрузку угля.

Воровство принимало массовые масштабы и необычайные последствия. Ночью пробирались к кучам и в полной темноте, на ощупь, собирали в мешки крупные фрагменты угля. Как кроты, на угольных кучах работали 15–20 бойцов. Через некоторое время подлетала команда на 2-х «козлах». Разворачивали машины так, чтобы фары освещали кучи угля. Приказывали всем оставаться на своих местах, но самые чуткие начинали бежать уже при приближении машин. Из машины выскакивали солдаты и открывали огонь поверх голов. Однажды какой-то отморозок дал несколько длинных очередей поверх куч, пули прошли мимо нас, не задев, а рядом упал раненый боец. Проклиная этих уродов, мы, пригибаясь, бежали между куч угля. Помогли друг другу преодолеть колючую проволоку, и добежав до столовой, остановились посмотреть, как солдаты грубо собирают пленных, и заставляют вытряхивать мешки с углём.

Зима в этот год выдалась морозной. Большие проблемы с углём довели до того, что по ночам разбирали гарнизонный туалет, где-то на добрую сотню посадочных мест. Сначала стали ломать перегородки между очками, потом отрывали доски от стен. И когда мела метель, то в большие бреши наметало целые сугробы. Плюс ко всему в туалете не было света, и когда на ощупь подходил к очку и начинал расстегивать ширинку, то оттуда раздавался голос: «Ты чего это удумал?». В кромешной темноте и не видно сидящего на очке бойца. «А ты чего, сидишь и молчишь?». Идёшь дальше искать свободное очко.

Вынуждены были даже патрулировать, расположение полка, в вечернее и ночное время, но эта мера не могла остановить волны воровства. Все, что было плохо приколочено, отрывали и бросали в печку. Однажды попробовали топить тротилом. Ночью на дрова бросили несколько шашек тротила, они расплавились и, сгорая, стекли в поддувало и чёрный, густой, едкий дым устремился в палатку. Все вскакивали с кроватей и выбегали на улицу, на мороз. Долго проветривали, а потом никак было не натопить выстывшую палатку.

Истопник Тэркеш получил тогда хороших…. тумаков, хотя это я подбил его на эту глупость, т. к. был тогда дежурным по роте. Тэркеш был призван откуда-то из Туркмении, но черты лица были у него вполне европейские. У него были явные нелады с головой, но несмотря на неимоверную силу, он был совершено безобидным.

Однажды на Искаполе взяли трофейный ДШК (крупнокалиберный пулемёт), и в шутку сказали Тэркешу, чтобы он его нёс. Он, несколько не сомневаясь, подсел под треногу, выпрямился и понёс. Весила эта конструкция килограмм под 150. Взводный, когда увидел это, то просто обалдел, и здорово наехал на нас за то, что так жестоко издеваемся над Тэркешем, т. к. он мог запросто надорваться.

Запомнился ещё такой эпизод с Тэркешем. Когда приехал на замену новый командир взвода, то на первой утренней проверке обратил внимание на то, что у Тэркеша одето два левых ботинка!? Оказалось, что у него врождённое искривление стопы, и он на правой ноге может носить только ботинки с левой, а мы никогда на это не обращали внимание. Интересно о чём думали в военкомате, когда призывали его на службу?

Тем более что выпало служить ему в горной пехоте, где столько утомительных переходов. Надо сказать, что Тэркеш очень хорошо переносил переходы и никогда не «умирал». На нём в полной мере проявилась народная мудрость о том, что везёт дуракам, потому что ни разу он не был ранен, и даже царапнут, несмотря на тормознутую реакцию и высокий рост.

Ни какие репрессии не могли остановить разгул воровства. Был дан приказ оставить в палатках по одной печке, и топить только с 17–00 до 8–00. За исполнением приказа следила специальная комиссия, которая в назначенное время ходила по палаткам, и заставляла выгребать даже не догоревший уголь.

В палатках было холодно, истопники умудрялись топить автомобильными покрышками, которые накануне целый день пилили ножовками по металлу. Виртуозы-истопники умудрялись выжимать из печек по максимуму, добиваясь ярко-красного светящегося ободка в верхней части печки, и удерживали в таком состоянии печку до утра. В нашей палатке не было специалистов такого класса, и сверху на одеяло накидывали шинель.

Так вот, командиры указали на развороченные огнём артиллерии дувалы, и приказали собирать дрова и грузить на машины. Мы вырывали из обломков деревянные части перекрытий. Афганцы строят дома из глины, и только на перекрытия и двери идёт лес. Крыша состоит из жердей, переложенных хворостом, и ровно заделанных глиной, вперемешку с соломой. Работа не спорилась, потому что десяток дедов «кантовал» столько же молодых, которые уныло выковыривали деревянные обломки из пересохшей глины.

Мощный залп разворотил небольшую мечеть, от неё остался большой фрагмент стены, и часть перекрытия опиралась на красивый резной столб. Один из наших дедов, водитель «Урала», запал на эту колонну. По его просьбе, мы выпилили один из самых красивых резных фрагментов, украшенных яркими красками, длиной с бампер «Урала». Дед был очень доволен, и приделал резную колонну на бампер.

До чего всё-таки люди не понимают святого, тонкостей духовного, и наносят обидный укор чувствам верующих. К слову сказать, и я, атеист, воспитанный в коммунистических традициях, впервые встретил истинно верующих людей, не стеснявшихся своей веры, и с усердием возносивших свои молитвы к Богу, именно в Афганистане. В России были церкви, только верующих людей было мало, и они были скромны и незаметны. Вера преследовалась, и наказывались все её проявления, от крестин до отпевания.

Тогда не в полной мере, но осознавал, какое чувство горечи и ненависти к оккупантам вызывает вид колонны из мечети на бампере русского «Урала». Прости нас Господи, ибо не ведали что творили! К вечеру погрузку закончили, и готовились на следующий день отправиться в путь.

Наутро нас ждал неприятный сюрприз. Духи взорвали дамбу, и воды горной реки хлынули на дорогу. Мы с раннего утра ездили на БМРке и взрывали обочины, чтобы сбросить воду в ущелье, но не везде это удавалось. Особенно от этого страдали боевые машины с низкой посадкой, такие как «Шилки». «Шилка» — бронемашина на гусеничном ходу, с 4-мя скорострельными пушками, и современными по тем временам системами наведения, расположенными в бронированной башне.

В одном месте «Шилки» гнали перед собой волну, которая местами заливалась в люк механику-водителю.

Мы боялись, что духи заминировали перед этим дорогу, и потом направили реку, чтобы невозможно было разминировать, но всё обошлось, и мы с трудом к вечеру оставили Ургун.

Наш полк не вёл ожесточенных боевых действий, прикрывая десантников и другие части. Мой земляк Андрей Еланский потом вспоминал такой эпизод из этой операции. Его как огнемётчика придали десантникам, которые шерстили тылы духов. Они однажды спускались с хребта и увидели внизу караван. Командир приказал стрелять, и он сделал залп из огнемёта. Надолго он запомнил безумные, душераздирающие, оглушительные вопли людей и животных, сгорающих заживо. Он панически испугался тогда, а вдруг это наши. Не помню, чтобы когда-нибудь брали пленных из каравана.

Очень хотелось мне посмотреть на крепость Ургун, но не повезло, мы не подходили к городу.

Уже в полной темноте мы разворачивались в небольшой долине, зажатой между двух хребтов, вершины которых были поделены между ротами для охраны расположившегося внизу полка. Одна из них досталась нам. Мы поделили очередь, мне довелось нести службу со старослужащим Толей Перетятку. Где-то посредине ночи часовой разбудил нас, и мы стали подниматься вверх. Подъём занял почти полчаса, к тому же я на плече тащил целый «цинк» патронов, для того чтобы не скучно было тащить службу.