Сапёр, который ошибся - Игорь Афанасьев

В одном месте вышли к дороге, которая петляла вдоль ущелья. Вечер всё окрасил в голубые тона. Внизу шумела река, извиваясь между заросших кедрачом, и засыпанных мягким снегом, хребтов.

На дороге, над обрывом стоял подбитый бронетранспортёр, времён Великой Отечественной войны, с открытым верхом и металлическими бойницами по бокам. Возле него у костра топтались два церандоевца. Подошли к ним, закурили. Попытались поговорить, но они почти не понимали по-русски. Стремительно темнело, и надо было возвращаться в расположение полка.

Когда добрались до расположения полка, нас ждали новости. Где-то нашли трофейное стадо, голов 50, и комендачи охраняли его в крытом КамАЗе. Деды поставили мне задачу стащить овцу, дали в помощь паренька покрепче. Стимул один, не принесёте овцу, получите по полной программе.

И вот глубокой ночью нас поднимают на дело. Обошли машину, посмотрели на 2-х комендачей в неудобной позе дремавших в кабине. Парень остался на шухере, а я потихонечку развязал край тента, и приподнял. Овцы тихо толкались в глубине тентованнаго кузова. Постарался потише влезть, но когда приблизился к стаду, то овцы стремительно бросились в рассыпную от меня, громко топоча. Не сразу, но схватил первую попавшуюся овцу, и выбросил под ноги комендачей.

Комендачи были ребята крепкие, из Новосибирска, потом познакомился с ними в другой обстановке. Затянувшуюся паузу оборвал один из них: «Ну, давай прыгай!».

Паренек, который стоял на шухере, м.б. и успел мне крикнуть, но в азарте борьбы за овцу не мог быстро покинуть машину. Он прохаживался метрах в 30-ти от неё, и поглядывал, как будут развиваться события.

Собрался с духом, протиснулся в узкую щель между тентом и бортом, и только спрыгнул на землю, как на меня посыпался град ударов, с двух сторон. Ушёл в глухую защиту, и пытался протиснуться вдоль борта, в сторону и убежать, но сильные удары отбрасывали меня назад.

Комендачи дубасили меня молча, от души, не целясь, поэтому и удары почти не достигали цели. И тут подошёл паренёк: «Чего это вы его бьёте?».

— Он хотел спереть овцу!!!

— Так и что, из-за этой овцы надо дубасить человека!?

— А ты что вместе с ним?

— Нет, просто иду мимо, гляжу, бьют знакомого солдата. Решил узнать, за что и почему? (Это в третьем-то часу ночи!)

Комендачи видимо выпустили пар, и отпустили меня. Пришлось возвращаться с помятой фигурой и без овцы.

На утро деды пожалели, что мне не удалось добыть овцу, но ободрили, чтобы не переживал из-за этого. Инцидент получил неожиданное развитие, вечером командир роты взял кого-то из старослужащих и пошли за овцой, которую деды быстренько освежевали, разделали и нажарили мяса.

С утра решили полакомиться блинчиками, и меня с кем-то из молодых бойцов зарядили на это дело. Деды где-то раздобыли металлическую банку, трофейного сала, литров на 10. Похоже японское или корейское «Три короны». Это было топлёное сало, со шкварками.

Блинчики делали в цинках на дровах. Деды показали, как это надо делать, и рассказывали о том, что ни в коем случае нельзя блины печь на солярке, или тротиловых шашках, т. к. блины будут плохо пахнуть, а только на дровах, чтобы ароматно припахивали костерком.

Потом деды удалились в палатку, ожидая первую порцию блинов. Но первые блины мы попробовали сами, потом деды похитрее встали около цинка, и с удовольствием проглатывали горячие блинчики, с пылу с жару. Деды так же «надыбали» очень хорошей муки, возможно, она была уже с дрожжами, потому что мы замесили тесто на воде, а получились аппетитные пышные оладушки. Было очень вкусно, на морозном воздухе есть горячие оладушки, с горячими свиными шкварками.

Деды в палатке почуяли, что блинчиков им не дождаться, и с руганью полезли на улицу. Наехали на нас, на дедов, которые перехватывали блины, и тоже стали в очередь. Потом они насытились и отвалились, а мы продолжали печь блины, угощая своих товарищей. Это было, несомненно, приятнее, чем этих уродов-дедов.

Дедов своих не любил, за жлобство и капризный характер, при этом они мало понимали в службе, и при любом удобном случае подставляли молодых. Конечно же, среди них были хорошие и «шарящие» ребята, но их было явное меньшинство, и они не влияли на общую атмосферу.

Благодаря тому, что мы были всё время у костра, стали свидетелями и участниками странного спектакля. В расположение полка пришла делегация старейшин, из какого-то кишлака с красным «знаменем» в руках. Просто красного цвета тряпка, одетая на черенок. Командир полка и нач. штаба вступили с ними в переговоры.

Через некоторое время они отделили одного старейшину, и повели в расположение сапёрной роты, которая находилась за пригорком. Нам было велено достать верёвку, и перекинуть её через сук дерева. Старика сначала поднимали на дыбку, чтобы пытать, со связанными за спиной руками, через переводчика выспрашивая сведения.

Но старик уверял, что ничего не знает, после чего пытки и угрозы продолжались. Афганские старики были седые, но чувствовалось, что телом они крепкие и выносливые. Глаза были острые и очень эмоционально реагировали на эту унизительную процедуру.

Потом заставили встать старика на чурбан, а на сухую и жилистую шею накинули петлю и стали подтягивать, но старик продолжал уверять, что ничего не знает.

После этого инсценировали расстрел. Нам велели взять автоматы, и стрелять в ствол дерева на уровне груди. Сорвали с головы старика чалму, и бросили в растоптанный снег, а самого схватили и потащили спиной вперёд по рыхлому снегу, за следующий пригорок.

Привели следующего участника драмы, когда он пришёл, и увидел «декорации» с затоптанной в снег чалмой, у него по максимуму округлились глаза, и в изумлении отвисла челюсть.

Его протащили через всю «обязательную программу», и потащили за пригорок, где охраняли первого старика. Надо сказать, что старики вели себя очень достойно, хотя было видно, что они очень сильно перепуганы. Не теряли голову, и не умоляли о пощаде своих безжалостных палачей.

После того, как закончил своё «выступление» последний старик, вывели всех участников «шоу». Командир ещё раз с ними поговорил, извинился и отпустил. Старики взяли своё знамя, и пошли прочь. Они шли молча, и долго были видны их обиженные спины.

Мне было жалко стариков, но видно было такое время, что никому нет доверия и пощады.

К вечеру пошли слухи о том, что завтра меняем дислокацию. На утро нас ждали печальные известия, о том, что не сработали часовые механизмы во взрывателях, и мины ждут своих сапёров.

Такое часто случалось и с гранатами для подствольных гранатомётов. Говорили о том что, возможно, это скрытая диверсия, но я думаю это простая русская расхлябанность и безответственность.

Мы поставили около 30-ти мин, а часы сработали только у трёх, одна мина рванула с опозданием почти на 3 часа, как раз в тот момент, когда мы выходили их снимать. Все восприняли это как грозное предупреждение. Пошли снимать втроём, два деда и я. Разумеется, деды следили издалека за моей работой, на почтительном расстоянии.

Сердце замирало каждый раз, когда подходишь к мине, и видишь часики, остановившиеся на нуле. Вставляешь детонатор с бикфордовым шнуром в тротиловую шашку, и кладёшь вплотную к мине, боясь её задеть, или зацепить растяжку. Шнур делаешь длиной где-то 50 сантиметров, из расчета, что 1сантиметр шнура горит 1 секунду, а значит, у тебя есть 50 секунд, чтобы добежать до укрытия.

Раздаётся взрыв, со свистом над головой проносятся осколки, и с громким удаляющимся жужжанием уносится вверх крышка от мины, блин диаметром около 10 сантиметров и толщиной с палец. Через несколько секунд слышится её нарастающее жужжание, и она падает в снег.

Однажды она упала у наших ног. Деды вздрогнули: «Дембель в опасности!», и стали выбирать позиции подальше. К обеду дело было сделано. После обеда стали собираться, переезжать в другое место.

Быстро собрались, свернули палатку, вычистили печку, и выдвинулись в сторону какого-то кишлака, который перед этим несколько недель подряд утюжили «грады».

Подошли к кишлаку вечером. Он раскинулся в уютной, почти круглой долине, со всех сторон опоясанной цепочкой зелёных гор, укутанных белым снегом. На горах стояли сторожевые башни, высотой метров 8–10. Возле одной из них жгли костёр церандоевцы, а возле другой держала оборону наша пехота. Они наверное, и наводили огонь артиллерии и «градов» на кишлак.

Мы вышли на окраину кишлака и заняли оборону в одном дувале. Нашли овечьи шкварки, кукурузную муку и мелкую картошку. Недоумевали о том, что неужели афганцы здесь выращивают картофель, где пахотные земли большая редкость, т. к. с огромным трудом афганцы обживают склоны гор.