Чужая земля - Александр Афанасьев

— Тебе это простится.

— Но потом мы приехали туда, где много правоверных. Правда и они — не усердны в вере.

— Да? И в чем же это выражается?

— День там продолжается намного дольше, чем здесь, это дает правоверному больше возможностей к тому, чтобы возблагодарить Аллаха. Но многие из них хоть и говорят «Аллах Акбар» — встают на намаз по одному-два раза в день, а то и вовсе ни разу. Впрочем, это, наверное, извиняется тем, что они ведут джихад против неверных.

— Да, вероятно. Ибо сказано: даже если ты будешь совершать намаз круглые сутки без перерыва, или делать зикр — ты не сравнишься с тем, кто вышел на пути Джахада. А с кем они сражаются?

— Они сражают с русскими, господин генерал.

— С русскими…

Генерал задумался. Он был старым и мудрым человеком, он помнил, как воевали в Афганистане русские — и не хотел, чтобы где-то еще моджахеды воевали с русскими. Ибо это нелегкая война. Очень нелегкая.

— И много там русских, лейтенант?

— Мы не знаем. Братья говорили — не меньше дивизии.

— В Афганистане была целая армия русистов… — зловеще ощерился генерал Бадар — и где они теперь?

— Не следует недооценивать своего врага — сказал Гуль, самый мудрый из всех — а сколько там всего военных, лейтенант?

— Немного, господин генерал. Оружие есть у многих, почти у всех, но они не военные. Больше всего военных — у русских, и у организации, Ордена.

— А стрелы шайтана, сеющие смерть с неба там есть? — спросил Хаккани. Это было самое больное для него: он, как и все командиры боевиков в зоне племен опасались погибнуть от удара ракетой с беспилотника.

— Скорее всего, нет — сказал лейтенант, к Хаккани он никак не обращался, потому что тот был бандитом, а не военным — если и есть, то я ничего о них не слышал. Там нет спутников и этими машинами наверное, никак нельзя управлять.

— Хвала Аллаху… — сказал командон[42] Хаккани.

Порасспросив лейтенанта еще о каких-то деталях того мира, например, что там едят, есть ли там самолеты, ракеты и прочее — генерал поблагодарил его, вручил толстую пачку рупий и отправил домой на своей машине. В предстоящем разговоре — ему места не было.

— Кяффиры… — сказал генерал Бакар — там кяффиры, и у них есть земля. У них земли столько, что не окинуть глазом, но в то же время правоверные здесь вынуждены голодать и обрабатывать куски земли, которую можно охватить одной лишь рукой. Разве Аллах хотел этого?

— Приди и возьми — пожал плечами генерал Гюль.

— Мои люди придут туда, и не будет ни одного места, где бы не славили Аллаха! — сказал Хаккани.

— Иншалла. Но там слишком много вооруженных людей. Это может быть непросто.

— Если Аллах пожелает — он растопчет и унизит кяффиров!

— Да, но сделать это будет непросто — сказал Бакар — кто контролирует точки перехода? Американцы?

— Не совсем. Это международная организация. В основном, конечно же, американцы. Мы сотрудничаем с ними, отправляем туда тех, кого не должно здесь быть. Но сегодня — мы получили первое доказательство того, что путь Аль-Исра можно пройти в обе стороны.

— Нужно накопить силы. И нужно заполучить свои ворота. Как их контролируют?

— Гадири не знает. Ворота контролируют оттуда. Он знает частоты — но дверь с той стороны может закрыться в любой момент. Связь можно оборвать с этой стороны — но можно и с той.

— Интересно…

Генерал Гуль задумался. Он был практик, бывший глава Межведомственной разведки Пакистана и хорошо знал, что надо полагаться не на технику, а на людей.

— В таком случае — надо сделать так, чтобы с той стороны ворота не смогли закрыть. При всем их желании.

Генерал Бакар согласно кивнул.

— Надо готовить людей. Верных людей. Переправлять их туда. Одного за одним.

— У меня есть люди, эфенди — сказал Хаккани — но они нужны для войны с неверными здесь.

— Сделать можно так. Есть люди, которые больше не могут здесь оставаться. По понятным причинам — никому не хочется оказаться в Гитмо[43]. Или погибнуть от удара Предатора. Есть и те, кто сидит в наших тюрьмах — хотя могли бы принести пользу. Нужно перебрасывать этих людей туда, пусть создают там умму, крепкую умму, пусть тренируются, создают джамааты. А потом, когда они будут готовы — они захватят с той стороны ворота и, хвала Аллаху, мы перебросим отсюда людей достаточно, чтобы уничтожить всех кяффиров. Воистину, рай — не для кяффиров!

Пакистан, международный аэропорт

07 июня 2011 года

Чтобы добраться из Кабула до Исламабада — существует несколько возможностей. Можно добираться на машине — через Джелалабад и Пешавар, но путь проходит через зону племен, плохо контролируемую правительством — и можно назваться на террористов, которые сожгут колонну, а тебя — похитят или убьют. Можно попробовать доехать до Кандагара, оттуда по дороге, которую во времена советского присутствия в Афганистане называли «американкой» добраться до порта Карачи — а оттуда ехать в Исламабад поездом, машиной, автобусом или лететь. Можно добраться самолетом с пересадкой в Индии — это, кстати, не такой уж и плохой выбор, в Кабул обычно летают именно через Мумбаи или Дели, Индия имеет к Афганистану намного больший интерес, чем хочет показать и рейсов до Кабула достаточно. Но сержант Гибсон выбрал самое простое и примитивное решение: он купил билет на самолет компании Пакистан Интернэшнл, который летал до Исламабада все дни недели. Очень удобно — прямой рейс…

Международный аэропорт Исламабада был назвал в честь Беназир Бхутто, дочери премьера Бхутто, убитого военными после переворота — сама же Беназир погибла от рук шахида-смертника во время митинга, а ее супруг, Али Асиф Зардари был сейчас президентом Пакистана. Во время своей жизни и правления — правительство Бхутто прославилось как одно из самых продажных и коррумпированных — что не помешало создать культ ее личности после смерти. Культ личности, впрочем, был распространен лишь в городах и в самых богатых кварталах, среди все истончающейся прослойки образованных, вестернизированных пакистанцев, которые получали образование на Западе, свободно разговаривали на английском — и уезжали, как только выдавалась возможность. Если годов до восьмидесятых Пакистан был относительно спокойной страной — то сейчас десятилетия войны сделали свое дело. Страна все больше и больше раскалывалась на чиновничье-генеральский корпус, который использовал свое положение для своего обогащения самыми бесстыдными способами — и разъяренную, исламизированную массу граждан, которых было большинство, и которых хотели создать исламскую республику. Что-то наподобие Ирана — только деобандистского[44] толка. Отношения между этими двумя группами населения — теплотой не отличались, и это было видно уже в аэропорту — по стоящим то тут, то там вооруженным автоматами солдатам и металлоискателям даже на выходе на летное поле…

Когда самолет остановился на стоянке, подали трап — сержант не торопясь забрал с багажной полки свою тощую сумку с аппаратурой, пошел на выход. Аэропорт был старым — если в новых самолеты подруливали прямо к терминалам — то тут к стоянке подавали трап и аэропортовский автобус. Сходя по трапу — сержант внимательно осматривался по сторонам — его цель находилась совсем рядом, в огороженном спецсекторе. Места было много, военные самолеты стояли не только в военной части аэропорта — но и в гражданской. Сержант увидел самолет С-17, взлетающий с основной полосы и еще один, стоящий через самолет от них. Его разгружали…

Внутри — в дьюти-фри продавали спиртное и сигареты, народа было мало, а вот военных и сотрудников спецслужб в штатском — много, были и люди с собаками, маленькими — для поиска наркотиков и взрывчатки. Таможенных постов было много, а людей — мало, поэтому встав в одну из коротких очередей, сержант уже через пять минут стоял перед таможенником, маленьким и усатым.

— Цель вашего визита в Пакистан?

— Я фотокорреспондент — коротко ответил Гибсон — служба новостей ВВС.

Пакистанец показал на кладь.

— Откройте.

Сержант открыл. Смена белья, Никон с набором фотообъективов, несколько сувениров из Кабула. Ничего интересного.

— Сколько вы планируете пробыть в Пакистане?

— Неделю.

Пакистанец шлепнул в паспорт, который сержант только — только получил в Баграме визу.

— Приятного пребывания в Пакистане.

В зале прилетов — сержант сразу наткнулся на табличку с короткой надписью ВВС. Ее держал парень, чуть за тридцать, высокий и довольно симпатичный — сержанту это глянулось только потому, что здесь такая внешность бросается в глаза. Судя по тому, как он осматривал толпу — он не знал, кто именно прилетит. Или сержант, с его профессионально смазанной, неприметной внешностью — удачно затерялся в толпе.