Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать - Григорий Башкиров

– Сто – ять! – негромко, отчетливо выговаривая каждый слог, командует Михалыч. Леха останавливается и растерянно крутит головой. Руки из карманов не вынимает, поддерживая изнутри оттопыривающуюся на животе поклажу.

– Что там у тебя брякает? Покажи, пожалуйста, – ласково просит Соков.

– Да так, ничего особенного, – переминается с ноги на ногу Леха.

– Ничего особенного говоришь – тогда выкладывай вот сюда на стол.

Краснов обречено извлекает из-за пазухи и аккуратно выставляет на стол две светлые емкости с блестящими золотистыми крышечками.

– Та-а-к, – тянет Михалыч, – уже в рабочее время квасите. Ладно!

И происходит то, чего никто не ожидает. Честно говоря, и представить, что он сотворит в следующую минуту, было бы трудно.

Соков настежь распахивает окно…

Чпок!! Чпок!!

– Первая, вторая. – Зачем-то веду подсчет.

Зависает гнетущая тишина. На Сокова никто не смотрит.

– М…м…м….Е – е..!!! – Продолжительный, полный отчаяния вой заставляет всех повернуться. Андрей Брагин, обхватив голову руками и продолжая мычать что-то невразумительное, буквально валится на стул. Его глаза выпучены и полны горя.

– У – у – у… Е – е..!!! – начинает монотонно раскачиваться.

– Эй, Брагин, – удивленно окликает его Михалыч. – Брагин, ты меня слышишь? Что с тобой?

Андрей перестает качаться, отрывает руки от головы и поднимает на Сокова подернутые влажной поволокой, печальные глаза. Некоторое время он остекленело молчит. Потом, наконец, сообразив, что шеф обращается именно к нему, с видимым трудом, хрипло выдавливает из себя:

– Что, что? Ничего! Что мне жена дома скажет? Что?

– Кх – Кх… – Михалыч откашливается, прикрывая рот сложенной лодочкой ладошкой.

– Спасибо тебе скажет, что трезвый пришел, рада будет.

– Ага, и гости вместе с ней на радостях хоровод спляшут вокруг пустого стола.

– Какие гости? – Брови Сокова ползут вверх.

– Какие, какие!! День рождения сегодня у жены. Последние деньги мне отдала. Попросила к столу это купить. – Андрей тоскливо кивает на открытое окно. – Вот и купил, получается.

– Что-то я не п-понимаю, а он при чем? – Михалыч тычет пальцем в Краснова, который невольно съеживается.

– Леха на встречу убегал, вот я и попросил по дороге купить. Сами знаете, до семи вечера продают. А, чего говорить… поздно.

Брагин уже полностью вошел в образ несчастнейшего из людей, так позорно не оправдавшего надежды любимой, доверчивой жены и, видимо, перестал ощущать грань реальности, так как продолжает жалостливо ныть, давя на чувства и без того порядком сконфуженного Сокова.

– Что теперь делать? Денег нет. А хоть бы и были, что из этого. Магазины закрылись. У таксистов – дорого. Все равно не хватило бы…

Я смотрю на деда. Он восхищенно прижмурился, с трудом сдерживая подкатывающее веселье. Вспоминаю, что Брагин как-то рассказывал о своих занятиях во Дворце пионеров. Еще будучи школьником, он очень увлекся театром и даже хотел поступать в театральный институт, но что-то у него там не сложилось. Теперь полученные знания ох как пригодились. Талантище! Мастер театральных подмостков! Народный артист! Бывшие преподаватели смело могли бы гордиться Андреем.

Михалыч вопрошающе смотрит на Ермолина. Дед с самым серьезным видом слегка кивает, тем самым, подтверждая, что все сказанное чистейшей воды правда. Какие еще нужны доказательства?

– Сколько у этих таксистов стоит бутылка? – наконец интересуется Михалыч.

– Сколько, сколько – … пятнадцать рублей. – Андрюха на треть завышает цену, мгновенно въехав, что Соков абсолютно не владеет обстановкой. Да и откуда знать спекулятивные расценки, если это дело тебе прямо в кабинет другие доставляют.

– Ладно, зайди ко мне. – Михалыч, с достоинством удаляется.

Бросив на нас хитрый взгляд, Брагин спешит за ним.

Как только за ними закрывается дверь, оживает Краснов.

– Класс!! Молодец Андрюха. А что ему будет? Дед, как ты думаешь?

Похоже, Леша так и не врубился, о чем был спектакль.

– Учись студент! Как говорится: сам погибай, а товарища выручай. – Наставительно вещает Ермолин.

– Классика жанра, – приступая к прерванному появлением Сокова занятию, вставляет Воробей.

– Нет, правда, а что Андрею будет?

– Премию выпишет, – вступает в разговор до этого сохранявший олимпийское спокойствие Петя. – А ты тоже хорош! Два пузыря упаковать без звона не можешь. Закусь хоть принес?

– Вот, – Краснов достает из кармана пальто бумажный сверток, – полкило колбасы здесь, порезанной. Как раз сдачи хватило. А зачем?

– Ты что совсем идиот или прикидываешься? – вскипает Бритвин. – Водку чем закусывать собираешься?

– Какую… – Леха окончательно сбит с толку.

Из своего угла громко хмыкает Воробей и вертит пальцем у виска.

– Оп – ля! На пороге, как из-под земли, вырастает Брагин, потрясая в воздухе рукой с зажатыми в ней тремя червонцами.

– Ну что, развел шефа? – насмешливо говорит дед. – Смотри, рассечет – в жизни не простит.

– Алеха, быстро шпарь в магазин, пока Макаровна не ушла, – пропуская мимо ушей сказанное, оглядываясь и приглушая голос, командует Брагин.

– Подожди! – обрывает Андрея Ермолин. – Здесь не будем, хватит на одно место приключений искать. Давай с выходом. Никуда Макаровна не денется. Она раньше девяти никогда из магазина не уходит. Через полчасика и сорвемся по-тихому. Мало ли Соков кого лично лицезреть пожелает.

Надрывно звонит телефон. Воробей вынужден отложить в сторону почти готовый аэроплан, и, чертыхаясь, взять телефонную трубку.

– Что, трубу поднять кроме меня некому? – ворчит он.

– Птицын… Весь во внимании… Здесь… Передам. – Толя поворачивается ко мне. – Иди в дежурку, там твой заявитель ураганит.

– Как ураганит?

– А я почем знаю. Иди, выясняй.

Глава 10

– Где он? – оглядываю пустую дежурку.

– В камере отдыхает, – невозмутимо заявляет Поляков

– Как в камере? Ты что, офонарел? Мы же договорились. А ну, быстро отпусти!

– Он у тебя не того, – прикоснувшись к виску, говорит Альберт, – в смысле, с головой дружит?

– Семенов что ли? Не могу на все сто ручаться, хотя первое впечатление, что без видимой патологии. Впрочем, все может быть. По головушке ведь конкретно огреб. Мозжечки какие-то друг за друга зацепились и… привет. А почему спрашиваешь?

Альберт поглаживает мочку уха.

– Неприглядная ситуация образовалась, буду принимать меры.

– Какие меры? Конкретнее можешь?

– Куда уж конкретнее. Крыша у твоего Семенова напрочь съехала. Вначале мне китель чуть не распустил, а он, – Альберт указывает на помощника, – до сих пор страдает.

У окна на табуретке, скрестив руки между колен, с кислым выражением покачивается сержант милиции Моисеев.

– За что же это так его…?

– Да я и сам ни как в толк взять не могу, не понимаю, поэтому и спросил. Пришел мужик, как мужик. Я ему стульчик поставил, как договаривались, в уголке. А тут понятой понадобился. Я его прошу протокол подписать. Согласился безо всяких. Даю ручку, а он вдруг застыл, потом вместе с ручкой в коридор. Я его за рукав хватаю, он вырываться. Помощник подскочил, так он его ногой, в этот самый пах. Вдвоем навалились, еле в камеру запихнули. Какие там у тебя с ним дела – не знаю, а я рапорт напишу.

– Это ты сделаешь обязательно, только чуть позже. Мне с ним поговорить надо.

– Добро. Как говориться, получайте тепленького. И за причиненный моральный вред, сам понимаешь… Вот, еще его пакет прихвати.

– Как переговорю – позвоню. Будь на месте.

Предлагаю Семенову присесть на уже знакомое ему место.

– Здесь ваша куртка, – поднимая с пола пакет, говорит он. – Большое спасибо, что выручили.

Прямо скажу – его спокойствие вызывает недоумение. Принимая во внимание последние события и маячащую перспективу быть строго наказанным, он не трясется и не просит отпущения грехов. Передо мной с невозмутимым видом сидит не тот самый Семенов, который несколькими часами раньше, грязный и растерянный, ерзал по стулу, неуверенно что-то мямлил, не зная, куда спрятать нервно дрожащие руки. Но что меня поражает более всего, так это выражение его лица.

Глаза слегка прищурены, на губах застыла ироничная улыбочка.

Вот так дела. Что с ним произошло? И, потом, этот выпендреж в дежурной части… Непонятно, однако. Явно что-то выжидает, а я молчу, как идиот. Ситуация начинает меня раздражать своей нелепостью. Совсем сбил с толку своим поведением. Ничего. Сейчас выясню, чему радуешься, а там посмотрим. Товарищи из дежурки так и пышут жаждой мести. Внутренне собираюсь и…

– Как день прошел, Виктор Николаевич, как на работе? – глупее вопроса задать просто невозможно.

– День прошел нормально, на работе тоже все в порядке, – в тон мне отвечает Семенов и, зевнув, добавляет, – спать хочется.

«Вот наглетура – выпендривается!»

– Что в дежурке произошло?