Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать - Григорий Башкиров

И я, немного расслабившись – покупаюсь. Безо всякой задней мысли, напрочь отбросив осторожность, выкладываю Галевичу свои соображения. Он меня не перебивает, лишь продолжая ухмыляться, покачивается на стуле.

– Все сказал? – В голосе Галевича проскальзывает издевка.

Поняв свою оплошность, не отвечаю.

– С Птициным никак пообщаться успел? Так Толя у нас известный демагог и философ недоделанный. Но ты? Честно говоря, я был лучшего мнения. Не ожидал, что на пару в адвокаты запишетесь. – Галевич на миг замолкает, ожидая ответной реакции после нанесенного оскорбления. Ибо, сравнения с этой категорией несостоявшихся юристов, к которой смело можно плюсовать нотариусов и разных там юристконсультов, весьма обидно для любого опера.

Не дождавшись желаемого эффекта, Галевич плотно усаживается и подается вперед, впившись в меня чуть прищуренными глазами.

– Могу тебе посоветовать следующее. Если не умеешь работать или чего-то недопонимаешь – спроси у старших товарищей. А если не желаешь, тогда с тобой по-другому разговаривать надо. Предупреждаю в последний раз. Если, не дай бог, этого козла даже вблизи отделения увижу – пеняй на себя. – Говорит он и переходит на крик. – Понял?! Понял, спрашиваю!?

Я чувствую, что завожусь.

– Хорошо, я то все понял. А если жалоба в прокуратуру поступит, кто крайним окажется? Вы, что ли?

– А это не твоего ума дело. Совсем обнаглели! Работать никто не хочет. Один пьянствует, другой в правозащитники записался!

И тут меня черт дергает за язык. Я бурчу в сторону. Спохватываюсь, к сожалению, поздно.

– Особенно лично Вы сегодня заработались.

Ни при каком раскладе не ожидая услышать от меня ничего подобного, Галевич остолбенело молчит, вылупившись на меня, как на инопланетянина. Его подбородок начинает мелко подрагивать, а перекошенное гримасой бешенства лицо приобретает кумачовый цвет. Больше не сдерживаясь, переходит на фальцет.

– Ты… Ты на кого, салага, рот разеваешь!!! Чтобы завтра твоего духу в отделении не было!

– А Вы меня сюда назначали, чтобы выгонять?! – Ору в ответ, окончательно забыв про субординацию.

– Что?! Да я тебя… – Галевич приподнимается со стула, потом садится и, успокаиваясь, перебирает лежащие под рукой документы. Я жду, готовый к любому развитию событий.

– Значит так, – на удивление спокойным и обычным скрипучим голосом, говорит он, – с завтрашнего дня и ежедневно у меня на столе должен лежать план твоей работы. Посмотрим, какой вносишь вклад в наше общее дело и есть ли от тебя вообще польза. Если не нравится – ищи место, где возьмут. Держать не буду. Все. Иди.

Демонстративно не спеша, выхожу из кабинета. Дверь за собой не закрываю специально.

«Ну и вляпался по самое некуда. Мало того, что под колпак попал и врага нажил, так наверняка еще и Сокову настучит про мое хамство, опустив, разумеется, другие моменты. И последует продолжение. Михалыч за субординацию горой. Чего меня понесло? Петруха на моем месте все бы со вздохами выслушал, затем заочно послал Галевича куда подальше и пошел снимать стресс. Ну и хрен с ним, все равно уже ничего не исправить. Завтра, сразу после дежурства, съезжу в Управление и переговорю насчет перевода. Вроде у соседей есть вакансии. А, где их, вакансий опера – зональника нет?»

Поразмыслив и приняв решение, обретаю спокойствие. Вспоминаю про Семенова, который скоро должен прийти. Чтобы лишний раз не навлекать на себя гнев руководства, заглядываю в дежурку. Поляков занят составлением очередного протокола и не замечает меня. Негромко окликаю и прошу подойти. Он недовольно морщится, но все-таки отрывается от стула.

– Альберт, извини, что отвлекаю, но обстоятельства заставляют. Ко мне скоро должен утренний заявитель подгрести, Семенов, которого ночью доставили. Помнишь?

– Угу, – кивает Поляков, – и что от меня требуется?

– Ничего страшного и невыполнимого. Как появится, посади его в дежурку в уголке, чтобы по коридору не болтался, и сразу мне звякни. Я его мигом заберу. Да не бойся ты, – говорю Альберту, видя, что он межуется. – Знаю, что не положено посторонним в дежурной части находиться. Но, во-первых, он все-таки заявитель, а во-вторых, шуметь и плевать на пол не будет. И самое главное, помести его так, чтобы Галевич не видел. Разумеется не в камеру. – Тут же добавляю я, понимая, что на самом деле это и есть самое укромное место.

Видя, что Поляков не возражает, собираюсь выйти.

– Что это Галевич на тебя орал? – вдруг интересуется Альберт. – Даже в дежурке слышно было.

– Да так, бои местного значения. Не бери в голову. Все нормально. Как говорится: «наша служба и опасна и трудна, и на первый взгляд кому-то не видна», несколько перефразирую текст песни из известного милицейского сериала. Ну, договорились?

– С тебя дополнительно причитается, – напоминает Альберт, – а то, получается, что я тебя весь день выручаю.

– Нет базара. Спасибо, благодетель.

Гляжу на настенные часы. Восемнадцать часов двадцать минут. Для всех рабочий день через десять минут закончится. Но не для нас, и тем более для меня. На вечер обычно планируются различные поисковые мероприятия. Но, если даже ничего не намечено и особых дел нет, расходиться никто не торопится. Вечер – время общения в неформальной обстановке. Кто-то, конечно, срывается домой. В конце концов, любой человек имеет полное право иногда вовремя явиться к семье. Но, так как обременены семейными узами только трое – Ермолин, Андрей Брагин и Бритвин, которые давным-давно разобрались со своими женами в вопросах, касаемых службы, то заседаем, как правило, всем спаянным коллективом.

Как и следует, застаю всех в воробьевском кабинете. Сам Птицын, разложил на столе комплектующие детали очередной модели истребителя и от усердия высунув язык, что-то приклеивает. Дед, Петруха, Андрей Брагин и Леха сидят на столах и покуривают. Я появляюсь неожиданно, что является причиной секундного замешательства. Тут же обсуждение прерванной темы продолжается. А на повестке всего один вопрос – где взять ту определенную сумму, которой бы как раз хватило для успешного продолжения вечера? После недолгих бурных дебатов сходимся на очевидном – деньги нам нужны, и займет их в паспортном столе Ермолин. Он самый представительный и уважаемый среди нас, что снижает до минимума риск получить отказ в кредитовании. Хотя, если быть объективным, я не помню подобных случаев, кто бы из нас не обращался. Дед сразу начинает бурчать и отнекиваться, но в результате приведенных нами железных аргументов о всех преимуществах его использования, сдается. Остальное – дело техники. Спустя несколько минут Ермолин возвращается, хрустя новой красненькой купюрой.

– До получки! – прямо с порога, торжественно объявляет дед.

Вопрос о том, кому бежать в близлежащий магазин под названием «Балтика», даже не поднимается, потому что есть Леха, самый молодой из нас по возрасту и стажу работы. Поэтому Краснов на время, до прихода в отделение кого еще помоложе, демократичным путем, открытым голосованием, единогласно при одном воздержавшемся (им самим), выбран «депутатом Балтики» (был такой старинный кинофильм про революцию с одноименным названием). Схватив деньги и, не задавая лишних вопросов, он моментом одевается и убегает. Надо торопиться, иначе отдел, торгующий тем, что нам надо, закроется, так как официально работает только до семи часов. Учитывая, что заход может быть не последним, лучше лишний раз не злоупотреблять добрыми отношениями с заведующим.

Пока ожидаем гонца, рассказываю об инциденте с Галевичем.

– Идиоты! – вдруг, ни с того ни с сего заявляет молчавший до этого Брагин.

– Кто? Кто идиоты? – переспрашиваю я, не понимая, кому именно поставлен диагноз.

– Оба. Галевич – по жизни, а ты идиот вдвойне, что пытаешься ему что-то доказать.

Хочу продолжить начатую дискуссию о психиатрии, но не успеваю сказать ни слова, потому что заходит Михалыч. Остановившись посреди кабинета, смотрит на часы. Мы быстро переглядываемся. Появление Сокова совсем некстати. Вот– вот должен возвратиться Леха, а он в спешке даже портфеля не прихватил. Надо что-то быстро решать.

С надеждой глядим на деда.

– Что-то рановато кучковаться начали, – еще раз поглядывая на часы, недовольно говорит Михалыч, – рабочий день еще не кончился.

– Николай Михалыч, хорошо, что зашли, – вступает, как и ожидалось, в разговор дед. – Я уже собрался к Вам идти.

– А что у тебя такое срочное? – удивленно поднимает брови Соков.

– Да переговорить надо, желательно лично. Может у меня? – Дед делает шаг к двери.

– Ладно, п-пошли. – Михалыч идет вместе с Ермолиным на выход.

Мы переводим дух, но тут дверь распахивается и запыхавшийся Краснов, едва не сбив деда с ног, грудь в грудь сходится с Соковым.

Оба-на!..

– Дзиньк! – Раздается предательское звяканье. Леха по инерции пытается прошмыгнуть в дальний кабинет.