Голому рубашка. Истории о кино и для кино - Эйрамджан Анатолий

Или однажды, он мне рассказывал, был он в компании, где была манекенщица из Москвы. Он пригласил ее танцевать, и она вдруг говорит ему:

— Уведите меня отсюда.

Роберт говорит: «Я обалдел! Такая шикарная женщина, я за честь считал, что с ней танцую, и вдруг такое предложение. Я увел ее, конечно, оттуда, не прощаясь. А куда вести дальше?».

А она говорит:

— Поехали к тебе. Можно?

— Конечно, — отвечает Роберт, хотя дома у него тогда были отец и мать. Тогда они были живы, и Роберт еще не был женат на Луизе.

Привез он манекенщицу к себе домой, попросил снять туфли, чтобы не стучать каблуками, провел тихонько в свою комнату, а потом пошел, пошумел на кухне, в туалете так, как он обычно шумел, чтоб родители не насторожились, и только после этого, сгорая от нетерпения, юркнул в постель, где эта манекенщица уже лежала раздетая. И как только он вошел в нее, манекенщица вдруг заорала как резаная. Роберт говорит, что у него череп весь обледенел, стал, как панцирь. Зажал он ей рот рукой, а та все мычит, вырывается, стонет — в общем, сплошной кошмар, борьба полов, а не секс! Мать Роберта услышала этот крик, осторожно вошла в комнату сына и, схватившись за сердце, с трудом вышла обратно. Все же армянская женщина, для нее это был удар, у нас такие вещи делать в доме родителей не полагается. Роберт, по правде, первый раз на такое решился — привести в дом родителей женщину для секса. Но, сами понимаете, такой случай — манекенщица из Москвы. Но тем не менее. И, конечно, надо знать Роберта, ведь для него главное — удовлетворение своих порочных наклонностей, как он сам говорил, цитируя Фантомаса.

Он уже опустошенный лежал на спине, голова манекенщицы покоилась у него на груди, он победно закурил сигарету, и в этот момент в дверь постучал его отец.

— Роберт, немедленно забирай свою девушку и уходите. Понимаешь, мама видела эти движения!

Потом эта фраза его отца стала у нас крылатой. Кто-нибудь вдруг говорил:

— Как я соскучился по «этим движениям»!

Или:

— Вот с ней бы я с удовольствием совершил «эти движения».

К чему я все это вспоминаю? К тому, что «спящая красавица» была безмолвна, и эта ее особенность неожиданно подстегнула сексуальную активность Роберта. Он, как я сказал, терпеть не мог все эти бабские выкрики, стоны, особенно разговоры после секса, типа: «Расскажи мне о себе» или «Вот, ты уже хочешь спать, значит больше тебе от меня ничего не надо» и т. д. А тут он впервые встретил женщину своей мечты — лежит человек, готовый в любой момент принять его ласку, доставить райское наслаждение и никаких тебе «упреков, подозрений». После секса делай, что душе угодно: читай газету, смотри телевизор, звони друзьям, а потом опять занимайся сексом, а после снова ты один, полностью свободный. Это несбыточная мечта, говорил Роберт, в идеале я хотел бы иметь такую жену. Естественно, такую жену он не нашел, чтобы все время была как под клофелином. Все три жены были для него тем еще кошмаром, от которого он не загнулся только потому, что сочинил такие строчки:

Хотел бы я быть, как пружина, Не в смысле витков, а по свойствам!

…Я нашел этот дом, поставил машину на паркинг для гостей и стал искать квартиру. Дом этот был очень похож на наши бакинские двухэтажные дома только по одному признаку — общий балкон, на который выходят двери квартир. У нас в Баку пройти по такому балкону все равно, что в лесу по узкой тропинке, потому что на бакинских балконах обычно стоят раскладушки, сундуки, корзины, велосипеды, детские коляски и, конечно, столы, за которыми жильцы обычно пьют чай или играют в нарды, наблюдая одновременно за тем, что происходит во дворе: кто к кому пришел, ушел, что принес сосед домой в авоське, на какой веревке вывесила сушить белье соседка и т. д. Здесь же — о горе бакинским женщинам, попавшим вдруг сюда! — ставить на балкон ничего не разрешается под страхом огромного штрафа, балконы чисты и свободны, как туннели московского метрополитена. Обычно такие балконы бывают в дешевых домах — здесь нет консьержей, секьюрити, никто не интересуется, куда ты идешь.

Я нашел нужный номер квартиры и позвонил. Свет в квартире не горел, но если там занимались сексом, то это нормально. Позвонил несколько раз, а потом постучал и позвал:

— Роберт! Это я! Отзовись!

Никто не отозвался, а это значило, что Роберта там нет. Если бы был и услышал мой голос — точно бы отозвался, что бы там сейчас ни происходило. «Может, поехал провожать Лису?» — подумал я и спустился во двор, сел на скамейку у входа на лестницу и решил подождать. Рано или поздно придет, если даже не он, то его полный однофамилец.

Вспомнил еще про Роберта. У него в аспирантуре был служебный роман. Она была замужем, и они могли видеться только в рабочее время. Страшно стоял вопрос хаты. У всех, у кого можно, Роберт выпрашивал ключи на два-три часа, днем. В основном, у женатых товарищей. Многие давали раз, другой, а потом, боясь разоблачения жены, отказывали ему. У школьного товарища Гриши Триффеля была двухкомнатная квартира в микрорайоне, где они с женой практически не жили. Жена Триффеля, Света, была азербайджанкой, она тоже училась в аспирантуре в Баку, а Триффель учился в аспирантуре в Москве, и потому ребенок жил у родителей Светы в Амираджанах — небольшом селении под Баку. Естественно, русского языка он почти не слышал и потому, когда Триффель приехал из Москвы, двухлетний сын Адик сказал ему «Ата, неджасан?» («Папа, как дела?».) После этого они с женой пробовали жить с Адиком в Баку в этой самой двухкомнатной квартире, чтобы мальчик, общаясь с ними, научился бы русскому языку. Но это оказалось непросто, так как мать Светы не могла каждый день приезжать из Амираджан, оставлять надолго мужа, и потому все переместились в Амираджаны и квартира в микрорайоне пустовала. Триффель без разговоров дал ключ Роберту, даже съездил с ним и его пассией, показал дом, как открываются замки и какой кроватью надо пользоваться, чтобы не осквернять семейное ложе. Месяца полтора у Роберта не было никаких проблем. Но, оказывается, соседка по дому, приятельница светиной мамы, как-то встретила ее в городе и сказала, что в квартиру ее дочери очень часто приходят какие-то мужчины, женщины и даже самого Триффеля видела она там в такой компании. Сердце восточной женщины взыграло, и она попросила соседку, как только снова кто-то появится в их квартире, позвонить ей, она тут же примчится на такси и разберется со своим зятем. Ну, Роберт преспокойненько в очередной раз приехал со своей девушкой на квартиру Триффеля, выпили коньячок, отдались друг другу, и только Роберт закурил, как раздались настойчивые звонки в дверь, стуки, а потом и крики:

— Открывай, негодяй! Хуже будет! Сейчас вызову милицию!

Роберт и его девушка по-солдатски быстро оделись, и так как к тому времени крики раздавались с угрозами как на русском, так и на азербайджанском языках, Роберт принял такое решение:

— Ты встань возле дверей, когда дверь откроется, она тебя прикроет, я завлеку всех в квартиру, а ты убегай… За меня не беспокойся.

Так и сделали. Роберт открыл дверь, разъяренная теща Триффеля и ее подруга-соседка, как из пращи, влетели в квартиру и погнались за Робертом. Роберт говорит:

— Я сделал два круга вокруг стола, и обе они бежали за мной, в гневе не сообразили даже окружить меня. И тут со двора раздался женский крик: «Гадын гедти!» («Женщина ушла!».)

После этого я остановился и сдался на милость победителей. Теща Триффеля вцепилась в меня, чуть не разорвала на мне рубаху:

— Что ты делаешь, негодяй, в моей квартире?

— Я работаю над диссертацией, Наиля-ханум, — ответил Роберт и даже назвал тещу Триффеля по имени.

— А другого места не нашел? — чуть успокоившись, но все же с вызовом спросила Наиля-ханум, тем более, что соседка уже осмотрела квартиру и сказала, что Триффеля здесь нет.

— А где Триффель? — спросила у Роберта теща Триффеля.

— Как где? — удивился Роберт. — На работе. Можете позвонить ему, — показал он на телефон.