Расстаемся ненадолго - Алексей Кулаковский

За местечком – лес. Дорожка попалась трудная, вся в колдобинах и рытвинах, и километра через четыре Андрей почувствовал, что дальше не потянет, даже если и немцы будут нагонять. Слишком много ходил днем, не успел с тех пор отдохнуть, вот и отказывает нога. Пришлось искать место для привала, а везде кустарники, лощинки, залитые водой, в которой поблескивают отраженные звезды. Чудом удалось найти сухую кочку. Андрей провел по ней палкой, – зашуршала жесткая осока, вспугнутая жаба плюхнулась в воду. Сели. Сыровато, но терпимо: еще бы одну такую кочку, можно бы и прилечь.

Вдруг все вокруг осветилось, и Андрей с Верой увидели вокруг себя множество луж. Свет стоял над местечком. Оттуда же доносился и гул самолетов. Потом задрожала земля от взрывов, по лесу пронесся испуганный свист. Не успел этот свист замереть, как снова послышались взрывы, потом еще. А огромное зарево все стояло над местечком. И как только оно исчезло, появилось новое, но уже не сверху, а снизу, мигающее, багровое – горели постройки.

Зарево пылало всю ночь, и чем дальше, тем с большей силой. На рассвете стало видно, как из-за леса поднимаются огромные клубы сизого дыма. К полудню Сокольных стали нагонять жители местечка. Оказалось, вражеские бомбы попали в гостиницу, в военкомат и в другие здания. Выгорело почти все. Но немцев в местечке пока не было.

На пятый или на шестой день неимоверно трудного пути к Андрею подошел пожилой запыленный майор с двумя бойцами. Андрей остановился, отдал честь.

– Ваши документы? – спросил майор.

Сокольный расстегнул планшет и достал из него все, что было. Майор внимательно посмотрел справки, свидетельства, медицинские заключения, потом тепло, дружески взглянул на изнуренную Веру.

– Жена? – сочувственно спросил он.

– Да, жена.

– Недавно встретились?

– Да.

Майор взял Андрея под руку, отвел немного в сторону.

– Знаешь что, старший сержант, – тихо, однако так, чтобы и Вера слышала, заговорил он, – по закону я не имею права тебя задерживать. Ты можешь пробираться в тыл. Но нам приказано занять вот тут оборону и любыми средствами задержать фашистов. Мы должны обеспечить нашим основным силам возможность переправиться через реку и перегруппироваться, понял? Так что решай, старший сержант!..

XII

Вера несколько минут стояла неподвижно. Андрей удалялся медленно, а ей казалось, – едва не бежит. Рядом с ним шел боец, посыльный майора. Посыльный сильно прихрамывал, и это настолько бросалось в глаза, что хромота мужа почти не замечалась.

Недалеко от Веры, на дороге, все еще стоял майор. Он молча посматривал на нее и, нерешительно переступая с ноги на ногу, хмурился. Вероятно, ему хотелось что-то сказать, помочь, а как – не знал.

Андрей оглядывался уже не в первый раз, но теперь трудно было рассмотреть его лицо, трудно понять, улыбнулся он, чтобы приободрить жену, или посмотрел печальнее, чем раньше.

Майор шагнул к Вере, тихо, как о будничном, спросил:

– Вы, прошу прощения, давно вместе? – он кивнул в сторону Андрея.

– Скоро два года.

– И дети есть?

Вера отрицательно покачала головой.

– Не обижайтесь на меня, – майор, глядя себе под ноги, подошел еще ближе, – я поступил по отношению к вашему мужу так, как обязан был поступить по долгу службы. Но я мог и пропустить его, вы слышали…

– Вы правильно поступили, – твердо глядя на него, ответила Вера. – Иначе нельзя.

Майор удивленно вскинул глаза. В голосе женщины не слышно ни слез, ни отчаяния.

– Я могу помочь вам эвакуироваться, – предложил он. – Будут идти машины, остановлю.

– Спасибо, – отказалась Вера. – Я сама. Спасибо…

И, перебросив шинель, оставленную Андреем, на левую руку, пошла. Муж отдал ей последнее и, вероятно, самое главное… Дорога вела к недалекому лесу. Вера шла быстро, будто старалась кого-то догнать или от кого-то уйти. Поднимаясь на пригорок, почувствовала, как от усталости сильно бьется сердце, спирает дыхание, но продолжала идти и идти, боясь остановиться хоть на минуту. Остановись она, и еще сильнее заболело бы, запекло в груди. Могла упасть на землю, а тогда, кто знает, хватило ль бы сил подняться, взять себя в руки, идти дальше…

А лес все ближе, густой, зеленый. Вера не знала, что там, за лесом, не знала даже, куда идти. Дорога сама выведет: люди ведь ходят по ней. И чем дольше всматривалась в дорогу, тем сильней двоились мысли: много тут может быть троп, есть и вперед, есть и назад. Может, лучше вернуться домой и остаться там, с отцом, с матерью? Или остановиться где-нибудь на опушке и подождать: а вдруг не примут Андрея, разрешат пробираться в тыл? Он, конечно, пойдет этой дорогой… Однако день близился к вечеру, страшновато одной в лесу и – надо, надо идти.

Неуверенно, будто исподволь, созрело наконец решение: остановиться в ближайшей деревне, переночевать, и если за это время или завтра утром Андрей не появится, уходить в свое Красное Озеро. Оно все-таки не так близко, да за тремя реками, не доберется туда враг, но допустит Красная Армия…

Пока прошла через лес, постепенно стало смеркаться, а деревни все нет. Может, до нее еще очень далеко? Дойти можно, хотя ноги горят, шинель на руке становится все тяжелее. Даже узелок и тот оттягивает руку. Только очень не хочется удаляться от мужа. Если его отпустят, пожалуй, не скоро доберется сюда, придется несколько раз отдыхать.

Деревня, однако, вскоре показалась. Она выплыла из-за пригорка совсем неожиданно и встала перед Верой большим новым амбаром на обочине, потемневшими в сумерках и, казалось, слишком густыми садами. По обе стороны улицы – хаты, возле них небольшие палисадники, где растут, заглядывая в окна, роскошные георгины и лопушистый табак. Почти у каждого плетня, а то и возле хат – лавочки. Вера миновала одну, вторую, но потом не выдержала, подошла к скамье и провела по ней рукой. На ладони остался густой слой пыли. Вырвав возле плетня несколько лопушин, смела пыль, положила на лавку шинель, узел. Руки стали удивительно легкими, казалось, могли сами взлететь в воздух. Присела на лавку. Приятная легкость разлилась по ногам, мелькнула мысль, что хорошо бы разуться, прилечь, хоть и узенькая лавка, короткая.

Совсем недавно на каждой из таких скамеек сидели, конечно, парни и девушки. На улице было говорливо, весело. А теперь – ни души. Хоть бы кто-нибудь показался! Неужто все выехали? Ни шороха, ни звука…

Где же переночевать?

Во дворе рядом скрипнула калитка, и на улицу осторожно, будто крадучись, выползла сгорбленная простоволосая старушка. Недоверчиво посмотрела в одну сторону, в другую.

– Добрый вечер вам! – поздоровалась Вера.

Старушка быстро юркнула во двор, закрыла за собой калитку и только тогда ответила:

– Добрый вечер, детки.

– Бабушка, – обратилась к ней Вера, – может, вы посоветуете, где можно переночевать? Мужа провожала в армию, ночь меня тут и застала.

– Что же я вам посоветую, детки? – печально отозвалась старуха. – Мы и сами теперь дома не ночуем. Пройдите в тот конец, может, кто и пустит…

И Вера пошла: после такого разговора оставаться возле хаты не хотелось. Даже в этой деревне не хотелось задерживаться! Не заглядывала больше во дворы, не искала глазами жителей. Почему-то казалось, что каждый тут скажет то же самое.

Крайняя хата была обнесена почерневшим забором. На улице, напротив окон, лежали два больших камня. Они, наверное, заменяли скамейку. Во дворе тоже белели камни, только поменьше. Ни дерева во дворе, ни зеленого куста. Настежь распахнуты ворота…

Этот последний уголок в деревне, где можно было бы остановиться, показался Вере таким пустым и неуютным, что пропало всякое желание останавливаться здесь на ночь. В хате тоже никого нет. Фронт близко, каждую минуту пролетают вражеские самолеты, вот и покинули люди свое жилье.

За деревней стеной стояла высокая колосистая рожь. Узенькая, похожая на межу тропинка вилась через поле и в густых сумерках быстро исчезала вдали. На тропинке было до того тихо, что слышался едва уловимый шелест колосьев. Пахло хвощом, желтой ромашкой и полевым клевером. Вера отошла немного в сторону от тропинки, с жалостью примяла ногами рожь и опустилась на свежую скрипящую солому, на жестковатые колосья. От земли тянуло влагой, – место, как видно, низкое, но незачем бояться сырости, есть шинель, а в узле постилка.

Постилка в клеточку! Вера помнила ее с детства. Когда-то ею по праздникам застилали детскую кроватку, потом стали застилать почти ежедневно. Вытканная из шерстяной разноцветной пряжи, она была удивительно долговечной. Все домашние привыкли к постилке, как к чему-то очень необходимому и в то же время обычному в хате, и если б она вдруг исчезла, пожалуй, появилось бы ощущение, что хата лишилась какой-то части своего тепла.

Когда неделю тому назад Вера ушла из дому следом за Андреем, мать догнала ее за рекой и упросила взять с собой вот эту постилку. «Может, дождь, может, ветер. Мало что может случиться в такой дороге…»