Епархиальные реформы - Савва (Тутунов)

Если хотят выводить необходимость представительства государства в епархиальных учреждениях из понятия недоверия со стороны государства, тогда я отказываюсь от своего предложения[417].

При голосовании была принята формула: «Секретарь епархиального управления избирается епархиальным епископом и утверждается Священным Синодом»[418]. Утверждение Синодом отвечало мнению, высказанному, в том числе, и профессором Алмазовым[419], согласно которому необходимо было предоставить определенную независимость и авторитет секретарю. Большинством в 24 голоса против 16 было отклонено внесение поправки «по соглашению с обер-прокурором»[420].

Итак, в церковном обществе, ратующем за реформы, обнаружились тенденции к смещению центра епархиального управления от епископа к клиру, а иной раз – к клиру и мирянам. При этом в некоторых случаях полномочия епископа выводились из власти народа: епископ определялся как уполномоченный или, по крайней мере, ответственный перед Церковью, понимаемой в смысле общества верующих. Участие клира и мирян в управлении представлялось как их неотъемлемое право, причем их голос ставился на один уровень с голосом епископа. Нельзя считать, что эти тенденции были маргинальны. Типичным их выразителем был, к примеру, уже упомянутый П. В. Тихомиров. В наиболее радикальной форме они были также представлены в отдельных статьях профессора В. Н. Мышцына. В более сдержанной, но, впрочем, достаточно яркой форме, они были выражены в документах «Союза ревнителей церковного обновления», а также в статьях других известных церковных деятелей, в частности, НА. Заозерского и Н. Д. Кузнецова.

Однако течение, преобладавшее как в церковном обществе, так, в еще большей степени, и среди епископов, выражало стремление к приобщению клира и мирян к управлению епархией, но с сохранением за епископом полноты власти и свободы в принятии решений. Значение клира и мирян определялось в таких случаях по-разному: от широкой консультативности до участия собственно в управлении с определенной степенью решающего голоса. Именно таких взглядов придерживалось и большинство членов Предсоборного присутствия в его общем собрании и в его втором отделе.

Указанные либеральные и крайне либеральные тенденции имели своей причиной не только увлеченность их авторов политическими идеями революционного времени, хотя определенное влияние последних на этих авторов проследить можно. Эти тенденции во многом объяснялись реакцией на разрыв между епископатом, с одной стороны, клиром и народом – с другой. Об этом разрыве широко писала церковно-общественная пресса, профессура академий, его обсуждали в «Союзе ревнителей церковного обновления» и в «Московской комиссии». Наиболее радикальные авторы писали о деспотизме архиереев и гегемонии монахов, более сдержанные – о фактических причинах отрыва архиереев от паствы: бюрократической загруженности, размерах епархий, частых перемещениях с кафедры на кафедру. Этот разрыв осознавался и болезненно переживался большей частью епископата, он был подробно и с горечью описан в архиерейских отзывах. Епископат искал пути к разрешению этой проблемы, что привело многих архиереев к предложениям таких реформ, которые привели бы к участию клира и мирян в епархиальном управлении.

Наконец, наряду с проблемой практических ограничений пастырской деятельности архиерея был поднят и вопрос об ограничениях, нарушающих каноническую норму епископской власти. Это касалось, во-первых, возвращения из ведения центральной власти в ведение епархиальной власти ряда вопросов, которые были несправедливо вынесены за рамки личных полномочий архиерея. Во-вторых, здесь шла речь о водворении секретаря консистории в более узкие рамки, поскольку de facto занятое им место часто ограничивало свободу действий архиерея (и консистории). Попутно решался вопрос о правах государства на надзор за епархиальной властью. Впрочем, даже в ходе дискуссии в Предсоборном присутствии, где эти вопросы обсуждались наиболее детально, можно отметить, что ставились они преимущественно с практическими целями, либо рассматривались с точки зрения общих отношений между государством и Церковью, а не исходя из принципиальной канонической точки зрения на епископа как полноправного главу епархии. Так или иначе, по итогам дискуссий в Предсоборном присутствии были приняты постановления о возвращении в компетенцию архиерея вопросов, которые действительно должны ему быть подведомы (открытие приходов и др.), и об установлении таких норм для секретаря консистории, при которых он больше не был бы «маленьким обер-прокурором». При обсуждении данного вопроса на Церковь производилось определенное давление со стороны думского большинства посредством думской бюджетной комиссии, что выявляет попытки «демократически» настроенного общества насильно внедрить в Церковь определенные реформы, связанные с текущими политическими представлениями. Соответствующий фактор будет иметь особое значение на финальном этапе предсоборного периода в 1917 году.

Рассмотрев принципиальные основы различных предложений по реформе епархиального управления, мы обратимся теперь к тому, как они воплощались в конкретных предложениях по реформе институтов, входящих в состав местного управления.

Глава 5

Поставление епископа на кафедру

Выше уже говорилось, что в синодальный период для замещения вдовствующей кафедры Синодом избирались три кандидата, из которых один утверждался императором. Было также указано на практику частых перемещений епископов с кафедры на кафедру, получившую особенно широкое применение при обер-прокуроре К. П. Победоносцеве. Вопрос о форме замещения вдовствующих кафедр был широко обсужден в предсоборных публицистических дискуссиях, в отзывах епархиальных архиереев, в Предсоборном присутствии.

§ 1. В публицистическом и научно-публицистическом материале

Комментируя через несколько дней после появления записки «32‑х» ее слова о том, что епископ должен при своем избрании быть «засвидетельствован от клира и народа», автор заметки в столичной газете «Новое время» понимал их в том смысле, что город «избирает себе из сонма известных ему жизнью, подвигом, учением и словом духовных лиц – епископа». Автор исходит из мнения о том, что «Церковь должна быть «соборною», то есть народною»[421]. Исходя из описанного нами выше понимания соборности как народного правления, профессор В. Н. Мышцын замечал: «Выборное начало есть, в сущности, выражение той же соборности, понимаемой в истинном смысле»[422]. Сходное понимание поддерживал профессор Н. А. Заозерский, когда указывал, что в церковной иерархии присутствует момент правовой – хиротония, которую он определял как «народное избрание на общественную должность посредством подачи голосов»[423]. При этом он признавал, что это избрание имело характер священнодействия «вследствие желания найти собственно не общественного избранника, а избранника Божия»[424]. Тем не менее, по мнению Заозерского, хиротония как общественное избрание налагает на избранного правовую ответственность перед церковным обществом – избирателями. У Заозерского принцип избрания епископа паствой (впрочем, при «испытании» от епископов) связывался еще с мнением, что епископ есть представитель паствы[425]. Этот же мотив звучит во второй записке «32‑х», представленной митрополиту Антонию (Вадковскому) в мае 1905 года. Ссылаясь на то, что в апостольское время «предстоятели Церквей – епископы, как и весь вообще клир, были избранниками церковных общин», авторы записки заключали: «Поистине таковые епископы были в полном смысле предстоятелями, выразителями веросознания и жизни их пасомых»[426]. Современные же епископы, по мнению авторов записки, не являются «выразителями церковного сознания, устами верующих», поскольку «они, прежде всего, не избранники их епархиальных общин»[427]. Н. П. Аксаков пояснял:

В прежние времена, когда епископы были выборными церквей, избирались перед рукоположением клиром и народом каждой церкви, они были и на соборах естественными представителями своих церквей, самим избранием как бы уполномочивающих их на такое представительство[428].

Впрочем, защитники выборности епископата исходили не только из таких церковно-политических соображений. В ряде публикаций акцент делался на ненормальности ситуации, рожденной назначением епископов по воле государственной власти. Так, автор статьи в еженедельнике «Церковно-общественная жизнь», издаваемом членами корпорации Казанской духовной академии, указывал: