Епархиальные реформы - Савва (Тутунов)

Принципиально вопрос о полномочиях епископа поставил лишь Н. С. Суворов при обсуждении темы об отлучении от Церкви:

Важно было бы вообще выяснить право центральной власти отлучать помимо местного архиерея. Отлучение должно исходить от местного архиерея и по его инициативе, с ведома центральной власти, а не наоборот <…> как это было определено в Духовном Регламенте[391].

В остальном же рассуждения о распределении прерогатив между архиереем и Синодом носили практический характер. Обсуждали, насколько тот или иной вопрос будет эффективнее решаться той или другой инстанцией. В общее собрание Предсоборного присутствия эта тема не выносилась.

Вопрос об отношении секретаря консистории к епархиальному архиерею обсуждался и во II отделе Присутствия[392] и в самом Присутствии[393]. Открывая прения в отделе по этому вопросу, И. С. Бердников подчеркнул, что его «едва ли можно рассматривать без связи с вопросом об обер-прокуроре Святейшего Синода», поскольку, как заметил профессор юридического факультета Новороссийского университета А. И. Алмазов[394], «секретарь в консистории в известной мере исполняет те же функции, что обер-прокурор в Синоде»[395]. Независимость секретаря от архиерея, продолжил эту мысль профессор Харьковского университета по кафедре церковного права М. А. Остроумов[396], фактически приводит к независимости канцелярии, в которой делается все «существенное». Само совмещение должностей начальника канцелярии и блюстителя закона противоречиво, заметил он, поскольку предполагает надзор за самим собой[397]. О том, что секретарь также наблюдает за архиереями, «например, за отъездами преосвященных из пределов епархий, а также для обозрения епархий и т. п., о чем и доносится обер-прокурору»[398], напомнил членам отдела его председатель преосвященный Никандр (Молчанов). Эта тематика была затем развита другими ораторами, которые показали, что, поскольку секретарь зависит от обер-прокурора, а последний является представителем государственной власти, то секретарь – «представитель государственного надзора в делах епархиального управления»[399]. Такое положение не должно иметь место: если государству нужен надзор, то пусть оно создает такую должность, от несения которой должен быть освобожден секретарь. Чрезмерное влияние секретаря также связано с его исключительной компетентностью в вопросах законодательства и делопроизводства, которой не имеют члены консистории. Было указано, что необходимо поставить секретаря в правильные отношения исполнителя, подчиненного присутствию консистории и епархиальному архиерею[400]. При итоговом голосовании «большинство членов высказалось за назначение секретаря властью архиерея», при одном голосе в меньшинстве. При этом была принята поправка Н. С. Суворова и А. И. Алмазова о предварительном сношении архиерея с центральной властью[401], мотивированная необходимостью в юридической подготовке секретаря при канцелярии Синода[402]. Профессор Санкт-Петербургской духовной академии Н. Н. Глубоковский, выступавший за подчинение секретаря епископу[403], высказался, тем не менее, за его назначение центральной властью[404]. При голосовании этого же вопроса в Присутствии Н. Н. Глубоковский подал в объяснение своей точки зрения особое мнение[405]. При всех недостатках нынешних секретарей, писал Глубоковский, они являются людьми, во-первых, специально подготовленными и подобранными к данной должности, во-вторых, с принципиально широким кругозором. Это обуславливается тем, что при Синоде образовалась «своего рода «секретарская академия»»[406], где к должности секретаря готовились выпускники академий – кандидаты богословия. При назначении местной властью, полагал Глубоковский, в секретари пойдут люди случайные, подготовленные, вероятно, в той же консистории, то есть с ограниченным кругозором. Основной же недостаток секретарей – их независимость от архиерея и зависимость от обер-прокурора. В исправление этого достаточно было бы установить, чтобы секретари увольнялись и перемещались Синодом по представлению епархиальных архиереев.

Очень обстоятельно вопрос о секретаре консистории обсуждался в общем собрании Присутствия. Даже после того как Присутствие большинством голосов приняло формулу, согласно которой секретарь избирается епархиальным архиереем и утверждается Синодом, дискуссия о необходимости должности «представителя государственной власти в системе епархиального управления»[407] продолжилась. Перед тем как обратиться к рассмотрению этой дискуссии, следует указать на решение Присутствия по поводу должности обер-прокурора:

В Священном[408] Синоде Государь Император имеет своего представителя в лице обер-прокурора, который наблюдает за согласием постановлений и решений Синода с требованиями закона; при несоответствии таковых с законом обращает на это внимание Синода и затем, в случае несогласия Священного Синода с высказанным заключением, всеподданнейше о сем докладывает Его Величеству;

Как представитель Государя – защитника Церкви, обер-прокурор Священного Синода участвует в высших государственных установлениях в обсуждении и в соответствующих случаях и решении церковно-общественных дел и вопросов как законодательного, так и исполнительного характера, подлежащих рассмотрению сих установлений[409].

В самом начале дискуссий о секретаре консистории обер-прокурор П. П. Извольский отметил, что неправильная постановка производства консистории, в силу которой секретарь, как единственное сведущее лицо, приобретает недолжное значение – вопрос отдельный[410]. А «вопрос о секретаре консистории есть вопрос о представительстве гражданской власти в епархиальном управлении»[411].

Именно вопрос о правомерности сохранения в рамках епархиального управления представителя государственной власти вызвал основные споры. А. И. Алмазов последовательно защищал полное упразднение такого представительства государства, как и центральной церковной власти. Он указывал, что, по приведенному выше постановлению, обер-прокурор терял значение главы синодальных учреждений и наблюдателя за их деятельностью. Таковым становился, по определению Присутствия, председатель Синода (первоиерарх). По аналогии, ответственность за деятельностью епархиальных учреждений должна, по мнению Алмазова, перейти к епископу, равно как и функция наблюдения за ними. В таком случае секретарь теряет наблюдательные функции, а вместе с тем и зависимость от обер-прокурора, оставаясь главой канцелярии. Это тем более возможно, что судебные дела, по которым необходимо соответствие с государственным законодательством, выводились из компетенции административных учреждений[412]. Более того, подчеркнул Алмазов, поскольку консистория является совещательным органом при епископе, без которого ни одно решение не вступает в силу, то прокурорский надзор за ней является надзором за архиереем. Последнее же является обязанностью первоиерарха, который может осуществлять ее благодаря отчетности архиереев[413]. Отвечая на возражение, согласно которому прокурорский надзор в епархии необходим, чтобы через него, как через обер-прокуратуру в рамках Синода, придавалась сила закона постановлениям консистории, Алмазов возразил, что такая параллель неправомерна: Синод имеет активное значение, он – высшее правительственное учреждение и его решения должны облекаться законодательным значением. Консистория же, имей она делопроизводительную или совещательную функцию, все равно будет пассивным учреждением при активном значении епископа[414], который, как указал И. С. Бердников, в вопросах соответствия закону действий епархиальных органов будет нести ответственность перед представителями государственной власти[415]. С другой стороны, обер-прокурор Извольский, Н. П. Аксаков (защищавший необходимость разделения должностей секретаря и прокурора) и Н. Д. Кузнецов указывали, что в силу существующих отношений между государством и Церковью государству необходимо иметь своего представителя в епархиальном управлении. Таким образом могли бы быть обеспечены сообразность решений епархиальной власти законодательству, помощь государства Церкви, сохранение «взаимности, тесного общения между православной Церковью и государством»[416] (П. П. Извольский). Наконец, в дискуссии возник вопрос о доверии государства к Церкви, что побудило обер-прокурора заявить: