Брать живьем! 1919-й (СИ) - Юров Сергей

Кузовлев готов был делиться воспоминаниями и дальше, но впереди замаячил конец улицы Скатной. Не доходя до него метров сто, он остановился и указал глазами на самое последнее жилище.

– Видите каменный дом на отшибе, тот с красной железной крышей и флюгером в виде всадника. На дворе два амбара, один крыт тесом, другой – соломой. Железную цепь я видел в первом из них.

– Спасибо, Харитон Петрович! – Я с чувством пожал крепкую руку сыщика. – Приятно было с вами познакомиться.

– Всегда рад помочь тем, кто борется с преступностью. Заходите, если что.

– Обязательно зайду!.. Да, до недавнего времени вы работали делопроизводителем подотдела помощи военно-увечным.

– Было такое. А откуда вы узнали?

– Есть список офицеров и бывших сотрудников сыска…

– А полицейский архив, картотека преступников сохранились?

– Насколько я могу судить, картотека в целости и сохранности.

– Вот как?.. Мне ведь довелось видеть, как все это было выброшено в амбар при здании полиции на Лебедянской. Ценные документы кучами валялись на земляном полу в страшной сырости. Более того, когда в усадьбе расположилась проходившая через город воинская часть, то солдаты, сбив замок с амбарной двери, стали пускать документы на самокрутки!

– Ужасное отношение к архивам! Варварство!.. Так вы сами ушли с должности или…

– Начальник подотдела из-за моего дворянского происхождения посчитал меня неблагонадежным. Сделал все, чтобы я был уволен.

– Но как же вы сводите концы с концами?

– Продаю на базаре сохранившиеся фамильные драгоценности, составляю всякого рода прошения в Комиссариат. Огородец у меня, садик какой никакой.

Кузовлев с грустной улыбкой коснулся пальцами края шляпы и, постукивая тростью, тронулся в обратный путь. Я понаблюдал за ним, а потом переключил внимание на указанную усадьбу. Поборов искушение тихонько пробраться к амбару, решил для начала посоветоваться с начальником Угро.

Светловский встретил меня в кабинете ошеломляющим известием.

– Пока тебя не было, Плешивый отдал концы!

– Как? Ему же стало легче!

– Как оказалось, не надолго… Умер в присутствии доктора, который и сообщил мне об этом.

– Но как только о смерти проведает Белый, Шкету конец! Бандюга подумает, что Плешивого прикончили мы!

– Я наказал Журкину прикрыть лазаретную дверь на ключ и помалкивать.

– А наши знают?

– Когда доктор заглянул в кабинет, все были на заданиях… Кстати, Скворцова на станции сменил Гудилин. В помощь ему я отрядил Карпина и Щербинина. Матрос там слишком примелькался, теперь он занялся делом «затейников».

Испытывая чувство тревоги, я присел на край стула и рассказал о встрече с Кузовлевым.

– Это любопытно, – сказал Светловский, прослушав мой отчет. – Говоришь, усадьба третья от перекрестка по Скатной?

Подойдя к висевшему на стене плану c кварталами и улицами, он уверенно ткнул пальцем в нужное место.

– Дроздовы тут проживают, бывшие мещане. Не слышал, чтобы хозяин занимался чем-то противозаконным. Хотя, кто знает… Да, помню, что он охотник, имеет разрешение на отстрел дичи… Мы вот что сделаем, Данила. Придем к Дроздову и заявим, что ищем пропавшую охотничью собаку. Проверим и тот амбар. Пусть потом жалуется!

Дроздов, жилистый человек с тяжелым взглядом карих небольших глаз, встретил нас на пороге своего каменного дома довольно холодно. Как и его собака, показавшая нам свои крепкие желтые клыки. Хозяин сердито цыкнул на нее.

– Ищите собаку? – спросил он скрипучим голосом, посмотрев на наши удостоверения. – Мне чужие псины не нужны.

Его худенькая жена, держа за руки двух вихрастых мальчуганов, поддакнула:

– Cвою собаку кормить нечем!

– Пропавшего пса видели именно в этом районе, – твердо произнес Светловский. – Мы должны здесь все осмотреть.

Для виду проверив комнаты в доме, мы вышли на двор. Дроздов сунулся с ключами к дальнему крытому соломой амбару, хотя крытый тесом был ближе.

– Глядите, мне нечего скрывать!

Светловский покачал головой и четко проговорил:

– Я хотел бы взглянуть, что в этом амбаре.

Дроздов замялся, теребя пальцами связку ключей.

– Черт, ключ никак не найду! Поди, потерял. Точно, нету!.. Товарищ Светловский, поверьте, нет там никакой собаки. Замок жалко, не хочется сбивать…

Мне показалось, что за дверью характерно звякнули звенья цепи. Кинувшись к Дроздову и вырвав из его рук связку, я склонился над висячим замком. Подошел первый же ключ. Дверь распахнулась, и в туже секунду у дальней стены мы увидели Шкета, сидевшего на застеленном соломой полу со связанными за спиной руками, завязанными глазами и кляпом во рту. Один конец цепи был вмурован в стену, другой обмотан вокруг его шеи и закреплен ржавым замком.

Глава 10

Скрутив Дроздова, мы освободили беднягу и вернулись на Коммунальую площадь. Любитель охоты раскаялся в содеянном еще в пути, слезно просил о снисхождении, вспомнил о том, как поставлял дичь к столу больного председателя совнархоза.

– Лучше вспомни, как ты держал на цепи купца Милованова! – cтрого сказал Светловский. – Ревтрибунал решит твою участь!

Отправив паршивца за решетку, мы поднялись в кабинет. Светловский посадил Шкета на стул и взлохматил его песочного цвета волосы.

– Ну, что, брат, досталось тебе?.. Как же ты попался им в лапы?

– На базаре взяли, – шмыгнув носом, сказал пацан. – Одного Рябым кличут, другого Кувалдой. Я попытался удрать, да куда там. Затащили в пролетку, вставили кляп в рот, завязали глаза и отвезли в какой-то сарай. Теперь ясно, что на Скатную.

– Не били?

– Вдарили пару раз. Сказали, что пристукнули бы прямо в пролетке, да у Белого на меня планы.

– Cкажи спасибо Даниле, ему пришла в голову мысль обратиться к сведущему человеку… А оставаться тебе в городе нельзя. Ты крепко насолил бандитам, они этого тебе не спустят.

– Спасибо! – Мальчик по-доброму взглянул на меня и протянул худенькую руку. Я пожал ее и похлопал его по плечу. Он тоскливо улыбнулся. – Куда ж мне теперь, товарищ Светловский?

– В одном селе уезда детский дом открывается, туда тебя и направим. Выучишься там, станешь человеком.

– Понятно, – выдавил из себя Шкет и добавил со злостью: – А Белому я не прощу!

Начальник Угро снова потрепал юнца по волосам и улыбнулся.

– Ладно, мститель, пошли к начальнику милиции. Ему виднее, куда определить тебя до отправки в детский дом.

Он вернулся минут через пятнадцать, но не один, а с высоким средних лет человеком в коричневом костюме-тройке, светлых брюках и черных лакированных штиблетах. Увидев нахмуренные брови начальника, я понял, что спутник чем-то серьезно озадачил его.

– Данила, возьми ручку, – сказал он, направляясь к шкафу. Достав из него чистую папку, положил ее передо мной и сел за свой стол. – Пиши на обложке: дело № 301, «О хищении художественных ценностей помещика Заградского»… Вы не стойте столбом, – обратился он к высокому человеку. – Присядьте и расскажите все по порядку, кто вы, что произошло, чему вы стали свидетелем?

– Служащий народного музея, оценщик художественных ценностей Иванов Илья Ильич.

Я взял из стопки лист бумаги и записал информацию убористым почерком.

– Два дня назад в своем имении ушел в мир иной 80-летний коллежский асессор Заградский, – продолжил музейный служащий, поправив очки. – Еще год назад реквизиции подверглись все имения в уезде, Заградскому же в этом смысле повезло. Его усадебный дом указом Совдепа был признан объектом культурного значения. Самому помещику, лояльному к новой власти, завещавшему все ценности трудовому народу, позволили доживать свой век в родовом имении. Ему, его камердинеру, повару, садовнику отвели часть комнат во втором этаже. Дом охраняет вооруженный сторож из красноармейцев. По пятницам особняк открыт для посетителей, желающих приобщиться к прекрасному.

– И много ли было прекрасного в усадебном доме? – спросил Светловский.