Азазель - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

– Вот этого-то как раз делать ни в коем случае нельзя! – вскричал Фандорин, да так запальчиво, что Иван Францевич даже опешил.

– Отчего же?

– Неужто вы не видите, здесь все один к одному сходится! – Эраст Петрович заговорил очень быстро, боясь, что перебьют. – Я про нигилистов не знаю, очень может быть, и важность понимаю, но тут тоже важность, и тоже государственная! Вы смотрите, Иван Францевич, какая картина получается. Бежецкая скрылась в Лондон – это раз (он и сам не заметил, как перенял у шефа манеру выражаться). Дворецкий у нее англичанин, и очень подозрительный, такой прирежет – не поморщится. Это два. Белоглазый, что Ахтырцева убил, с акцентом говорил и тоже на англичанина похож – это три. Теперь четыре: леди Эстер, конечно, преблагородное существо, но тоже англичанка, а наследство Кокорина все-таки, что ни говорите, ей досталось! Ведь очевидно, что Бежецкая нарочно подводила своих воздыхателей, чтобы они духовную на англичанку составили!

– Стоп, стоп, – поморщился Бриллинг. – Вы к чему, собственно, клоните? К шпионажу?

– Но ведь это очевидно! – всплеснул руками Эраст Петрович. – Английские происки. Сами знаете, какие сейчас с Англией отношения. Я про леди Эстер ничего такого сказать не хочу, она, наверно, и знать ничего не знает, но ее заведение могут использовать как прикрытие, как троянского коня, чтоб проникнуть в Россию!

– Ну да, – иронически улыбнулся шеф. – Королеве Виктории и господину Дизраэли мало золота Африки и алмазов Индии, им подавай суконную фабрику Петруши Кокорина да три тысячи десятин Николеньки Ахтырцева.

Тут-то Фандорин и выдал свой главный козырь:

– Не фабрику и не деньги даже! Вы опись их имущества помните? Я тоже не сразу обратил внимание! У Кокорина-то среди прочих предприятий судостроительный завод в Либаве, а там военные заказы размещают – я справлялся.

– Когда ж это вы успели?

– Пока вас дожидался. Послал запрос по телеграфу в военно-морское министерство. Там тоже ночью дежурят.

– Так, ну-ну. Что дальше?

– А то, что у Ахтырцева помимо десятин, домов и капиталов имелся еще нефтяной прииск в Баку, от тетушки остался. Я ведь читал в газетах, как англичане мечтают к каспийской нефти подобраться. А тут пожалуйста – самым законным порядком! И ведь как беспроигрышно задумано: либо завод в Либаве, либо нефть, в любом случае англичанам что-нибудь да достается! Вы как хотите, Иван Францевич, – разгорячился Фандорин, – а только я этого так не оставлю. Все ваши задания исполню, а после службы буду сам копать. И докопаюсь!

Шеф снова уставился в окно, и на сей раз молчал дольше прежнего. Эраст Петрович весь извертелся от нервов, но характер выдержал.

Наконец Бриллинг вздохнул и заговорил – медленно, с запинкой, что-то еще додумывая на ходу.

– Скорее всего чушь. Эдгар По, Эжен Сю. Пустые совпадения. Однако в одном вы правы – к англичанам обращаться не будем… Через нашу резидентуру в лондонском посольстве тоже нельзя. Если вы ошибаетесь – а вы наверняка ошибаетесь – выставим себя полными дураками. Если же предположить, что вы правы, посольство все равно ничего сделать не сможет – англичане спрячут Бежецкую или наврут что-нибудь… Да и руки у наших посольских связаны – на виду они больно… Решено! – Иван Францевич энергично взмахнул кулаком. – Конечно, Фандорин, вы бы пригодились мне и здесь, но, как говорят в народе, насильно мил не будешь. Читал ваше дело, знаю, что владеете не только французским и немецким, но и английским. Бог с вами, поезжайте в Лондон к вашей femme fatale.[23] Инструкций не навязываю – верю в вашу интуицию. Дам в посольстве одного человечка, Пыжов фамилия. Служит скромным письмоводителем, вроде вас, но занимается другими делами. По министерству иностранных диел числится губернским секретарем, но по нашей линии имеет и другое, более высокое звание. Разносторонних талантов господин. Прибудете – сразу к нему. Весьма расторопен. Впрочем, убежден, что съездите вхолостую. Но, в конце концов, вы заслужили право на ошибку. Посмотрите на Европу, покатаетесь за казенный счет. Хотя вы теперь, кажется, при собственных средствах? – Шеф покосился на узел, что бесприютно лежал на стуле.

Оторопевший от услышанного Эраст Петрович встрепенулся:

– Виноват, это мой выигрыш. Девять тысяч шестьсот рублей, я посчитал. Хотел сдать в кассу, да закрыто было.

– Ну вас к черту, – отмахнулся Бриллинг. – Вы в своем уме? Что кассир, по-вашему, в приходной книге напишет? Поступление от игры в штосс коллежского регистратора Фандорина?… Хм, постойте-ка. Несолидно как-то регистраторишке в заграничную командировку ехать.

Он сел за стол, обмакнул перо в чернильницу и стал писать, проговаривая вслух:

– Так-с. «Срочная телеграмма. Князю Михаилу Александровичу Корчакову, лично. Копия генерал-адъютанту Лаврентию Аркадьевичу Мизинову. Ваше высокопревосходительство, в интересах известного Вам дела, а также в признание исключительных заслуг прошу вне всякой очереди и без учета выслуги произвести коллежского регистратора Эраста Петрова Фандорина…» Эх, была не была, прямо в титулярные. Тоже, конечно, невелика птица, но все же. «… в титулярные советники. Прошу также временно числить Фандорина по ведомству министерства иностранных дел в должности дипломатического курьера первой категории». Это чтобы на границе не задерживали, – пояснил Бриллинг. – Так. Число, подпись. – Кстати, дипломатическую почту вы по дороге, действительно, развезете – в Берлин, Вену, Париж. Для конспирации, чтоб не вызывать лишних подозрений. Возражений нет? – Глаза Ивана Францевича озорно блеснули.

– Никак нет, – пролепетал Эраст Петрович, не поспевая мыслью за событиями.

– А из Парижа, уже в виде инкогнито, переправитесь в Лондон. Как бишь гостиница-то называется?

– «Уинтер квин», «Зимняя королева».

Глава десятая,

в которой фигурирует синий портфель

28 июня по западному стилю, а по-русскому 16-го, ближе к вечеру, перед гостиницей «Уинтер квин» что на Грей-стрит, остановилась наемная карета. Кучер в цилиндре и белых перчатках соскочил с козел, откинул ступеньку и с поклоном распахнул черную лаковую дверцу с надписью «Dunster&Dunster. Since 1848. London Regal Tours».[24] Сначала из дверцы высунулся сафьяновый дорожный сапог, окованный серебряными гвоздиками, а потом на тротуар ловко спрыгнул цветущий юный джентльмен с пышными усами, удивительно не шедшими к его свежей физиономии, в тирольской шляпе с перышком и широком альпийском плаще. Молодой человек огляделся по сторонам, увидел тихую, ничем не примечательную улочку и с волнением воззрился на здание отеля. Это был довольно невзрачный четырехэтажный особняк в георгианском стиле, явно знававший лучшие времена.

Немного помедлив, джентльмен проговорил по-русски:

– Эх, была не была.

После этой загадочной фразы он поднялся по ступенькам и вошел в вестибюль.

Буквально в следующую секунду из паба, расположенного напротив, вышел некто в черном плаще и, надвинув на самые глаза высокий картуз с блестящим козырьком, принялся прохаживаться мимо дверей гостиницы.

Однако это примечательное обстоятельство ускользнуло от внимания приезжего, который уже стоял возле стойки, разглядывая тусклый портрет какой-то средневековой дамы в пышном жабо – должно быть, той самой «Зимней королевы». Дремавший за стойкой портье довольно равнодушно приветствовал иностранца, но, увидев, как тот дает бою, всего лишь поднесшему саквояж, целый шиллинг, поздоровался еще раз, гораздо приветливей, причем теперь назвал приезжего уже не просто sir, а your honour.[25]

Молодой человек спросил, есть ли свободные номера, потребовал самый лучший, с горячей водой и газетами, и записался в книге постояльцев Эразмусом фон Дорном из Гельсингфорса. После этого портье ни за что ни про что получил полсоверена и стал называть полоумного чужестранца your lordship.[26]