Изменить этот мир - Артём Патрикеев

– Что-то я вообще себя плохо чувствую. Пойду, полежу в ванне – может, все и пройдет, – сказал я, нисколько не преувеличивая.

Мое физическое состояние явно оставляло желать лучшего. Мама, конечно же, это заметила и сразу засуетилась.

– Может, тебе приготовить чего, перекусить или попить?

– Нет, спасибо. Ванна, полная теплой, почти горячей воды – вот что мне сейчас нужно.

Горячая ванна – это вообще идеальное место для лечения всех болезней. Я в своей жизни, практически не болел. Чуть только небольшое недомогание – хоп, ванна готова, я уже в ней, и через тридцать-сорок минут я уже как новенький. Вероятно, вода очень хорошо забирает весь негатив и болезни из организма. Причем в этом я убеждался не раз за всю свою, пускай еще не очень долгую, жизнь.

Надежно закрывшись в ванной и сняв одежду, я ужаснулся: оба бока были почти полностью синими. Тщательно себя прощупав, я убедился в том, что ребра целы, хотя в двух местах было подозрение на трещину. Пальцы на левой руке опухли и тоже сильно болели – этот здоровенный гад прилично мне ее отдавил. Единственное, что было практически в норме – это ноги. Всего несколько царапин, и все. Но самое удивительное: меня ни разу серьезно не приложили по голове, а значит, внешних следов (кроме опухшей руки) практически не оставалось. Что ж, это была удачная операция.

Внимательно осмотрев себя, я понял, что ванна мне сегодня не грозит. Если есть трещины, то первый день лучше приложить лед, а прогреваться через день или два. С сожалением я откупорил дырку в ванне, которая уже была наполнена наполовину. Обтеревшись мокрым полотенцем, я выполз наружу.

– Уже? Так быстро? – удивилась мама.

– Что-то лучше мне сегодня не валяться в ванне, а то могу уже и не вылезти. Пойду завалюсь спать.

Мама не привыкла к такому моему состоянию – она привыкла, что я всегда здоров, – поэтому сразу побежала за мной.

– Давай соседку с верхнего этажа позову, она сестрой в больнице работает – может, тебя посмотрит? – взволнованно спросила мама.

– Нет, спасибо. Ты же знаешь, я терпеть не могу докторов, весь медицинский персонал, и все, что с ними связано. Мне надо просто отлежаться. Вот помнишь, когда я ветрянкой заболел в двадцать четыре года (это произошло, когда я пообщался с больным ребенком)? Врач только дурацкие таблетки прописал, которые мне и не помогали, а, перестав их пить, я выздоровел за один или два дня, потом только зеленкой мазаться оставалось.

– Помню, конечно. Разве такое забудешь? Все нормальные люди в детстве переболеют и потом не мучаются, а ты ничем не болел. Так что того и гляди, опять чего-нибудь подхватишь. Ладно, завтра посмотрим. Но если за день не очухаешься, позову врача.

На том мы и порешили.

Ночь

Мягкая, немного прохладная, но такая сладкая постелька. Сколько лет мы уже вместе? А кто его знает. Дома всегда так хорошо и уютно, что, кажется, спать можно бесконечно долго. Аккуратно разместив себя на кровати, я долго выбирал удобное положение. Почти все они были плохие. Ребра никак не давали покоя. Поворачиваться больно, на боку лежать больно; под конец нашел довольно удобный и безболезненный способ – лежа на спине, но так, чтобы верхняя часть туловища была приподнята относительно остальной. Это положение не давало ребрам и пораненной коже сильно растягиваться, создавая весьма комфортное состояние души и тела.

Но ночь, как известно, время темных сил, а значит, и темных мыслей. Через некоторое время сердце стало биться аритмично, сбивая мерное построение мыслей. Сон никак не шел, овец я никогда не считал, да и спал всегда великолепно. Сегодня же все шло наперекосяк. В надежде побыстрее забыться я, наоборот, просыпался все больше и больше. Весь этот прожитый день настойчиво и неторопливо проплывал перед глазами. Я находился вне времени: одновременно лежал избитый на могиле, следил за бандой орков, и вот уже первая жертва, а тут сразу и последняя, и опять бой с Максом. Все перемешивалось, сваливалось в кучу и снова разъединялось на эпизоды. Это мысленное кино никак не заканчивалось, оно прокручивалось то с начала до конца, то вперемешку, то вообще непонятно как. Постепенно в мое кино стали вплетаться темные страшные ночные мысли: а что, если бы все пошло не так? А вдруг я бы не увернулся от топора? А вдруг бугай, ударивший меня в спину ногой, тут же набросился бы на меня? Ведь сегодня у меня были реальные шансы умереть. Причем не один и не два, а много таких шансов. Конечно, во многом сыграла роль моя подготовка, а не везение. Но все же везение здесь присутствовало в полной мере. Страх волнами накатывал на мое сознание, от эпизода к эпизоду ко мне приходили образы, в которых я совершаю ошибку: здесь не успеваю поднять топор, здесь меня замечают раньше времени. Столько случайностей могло изменить весь сегодняшний день, но он прошел так, как прошел, причем мне повезло намного больше, чем остальным. Я побитый, но живой. Я выполнил работу, ересь стерта с лица земли. Но почему так неспокойно на душе?

Я опять подумал о том, что смерть, даже очень быстрая, может быть не мгновенной. Это было страшно. Я не боюсь смерти быстрой и безболезненной (о которой, собственно, многие даже мечтают), но я боюсь долгой и мучительной смерти. Это ведь так ужасно: лежать или сидеть и мучиться, чувствуя, как жизнь потихоньку уходит из тебя. А с другой стороны – если ты умер мгновенно или во сне, то ты можешь даже не понять, что умер. Тогда душа не получит опыта умирания и весь накопленный опыт жизни на земле не получит опыта смерти. Возможно, в следующих жизнях или в загробной жизни этот опыт может пригодиться. Например, в помощи умирания другим душам, а возможно, душу ждет еще одно умирание, с последующим возрождением новой души из самой души? Кто может поручиться, что и как после смерти? Свет, тоннели – это, конечно, прекрасно, но что за светом? Мы знаем морских удильщиков – у них тоже есть свет в темноте, только этот свет обозначает смерть. Смерть любому существу, попытавшемуся подойти к нему поближе. Вдруг тоннель со светом – это всего лишь ловушка, в которую попадают наивные души? Эта мысль захватила меня. Существует много книг, повествующих о том, как надо себя вести во время смерти (точнее, уже после нее) – куда идти, к кому обращаться, что делать. Но кто может поручиться, а точнее, указать, какая из них верная? Возможно, что для каждого человека все свое. Ведь воспринимает же каждый жизнь по-своему. Почему же и смерть каждый не может воспринять по-своему? И то, что для одного будет свет, для другого будет запах, например, или музыка, божественные звуки. От этих мыслей голова шла кругом. Я читал Библию, я читал Тибетскую книгу мертвых, да и Египетскую тоже, да много чего разного, но лично у меня точного и конкретного представления о том, что меня ждет, так и не сложилось. Наоборот, все было так противоречиво и непонятно. Ближе всего по духу, для меня был фильм «Куда приводят мечты», где каждый попадает после смерти в мир, который будет для него идеальным, мир своей мечты. На такое я был согласен. Я даже согласен на то, чтобы все убийцы, насильники и маньяки тоже попадали бы в такой рай, каждый в свой. Здесь сразу будут возгласы: «А как же получить по заслугам?» А зачем? Где мир прощения и добра? Я убиваю без злости или презрения, я убиваю ради жизни, ради лучшей жизни на земле. К тому же в загробном мире, в чем я точно уверен, пригодится весь опыт и знания, накопленные на земле. Причем не только знания в общепринятом значении этого слова, а и духовные знания тоже. Тот, кто научился прощать, достигает много большего, чем тот, кто научился ненавидеть. Но я не призываю отпускать всех моральных уродов из тюрем и гладить их по головке. Надо отпустить их в мир иной с любовью и надеждой. Надеждой на то, что там они исправятся, а здесь мы сможем от них отдохнуть.

Эта мысль мне очень даже понравилась. При таком раскладе можно было говорить о том, что я не убиваю, а отправляю изуродованные души в лучшие места, где у них, возможно, будет шанс исправиться, а главное – где у них не будет шанса вредить другим душам.

И тут же пришла новая мысль. Когда-то давным-давно я читал книгу «Голова профессора Доуэля», и мысли решили выудить ее из недр памяти, чтобы подумать над тем: а что, если тело человека было истыкано чем-нибудь – например, ножом – и он стал умирать в диких болях? Но тут прибегают добренькие врачики, отделяют голову от тела и пришивают к другому телу. Замечательно! А не будут ли мучить голову, когда она очнется, фантомные боли предыдущего тела, и не скончается ли она снова только из-за того, что помнят коварные нервы? И тогда благо обернется для человека дополнительным мучением, и тут уже не помогут ни обезболивающие, ни успокоительные. Разве что потом, когда «голова отболит свое», к ней вернется ее привычное состояние – отсутствие боли.

Вскоре я начал забываться. Уставшее больное тело просило сна, но раскочегарившееся сознание никак не хотело отступать. Лишь после упорной борьбы оно уступило, оставляя место для подсознания, а уж оно включилось не на шутку растревоженным. Похоже, сегодня во мне всплыли все страхи, которые в обычном состоянии спят где-то на задворках этого подсознания, но теперь их освободили, они вырвались на свободу, а их свобода несла для меня ужасные последствия. Картины сегодняшнего дня перебрались в мои сны. Снов оказалось очень много, они шли один за другим, все страшнее и страшнее. Часто просыпаясь, оглядываясь по сторонам, я успокаивался, видя привычную комнату и ночное спокойствие. Но когда я закрывал глаза, перед внутренним взором снова вставали (точнее, постоянно сменялись) страшные образы: топор, кровь и тела парней. Меня били, отбирали топор и снова били, потом воткнули нож – эти парни проделывали со мной все то, что я проделал с ними. Я думаю, они хорошо повеселились там, на небесах, наблюдая за моими снами, а может быть, это они мне их и нашептывали?