Древняя Греция. От Геракла до Перикла - Савельев Андрей Антонович

Успех эллинов в битве при Платеях обусловлен не их стратегией, а исключительно выучкой спартанского войска. Неслучайно Геродот многократно подчеркивает роль спартанцев как спасителей Эллады. Остальные племена греков серьезной роли в битве не сыграли.

Войско Мардония управлялось гораздо хуже, поскольку состояло из разнородных отрядов, включая те, которые принадлежали к ненадежным племенам, участвующим в волнениях – в восточных провинциях и в Египте. Фактически свой маневр знала только персидская конница, которая и наносила наибольший урон эллинам. Но плотный строй спартанцев умело отбивал ее атаки. Остальное войско наступало беспорядочно, и лишь отряд персов в 1000 человек, которым командовал лично Мардоний, был серьезной силой. Распыленное на мелкие отряды войско персов наткнулось на плотный строй спартанцев, которые смыкали ряды и проходили сквозь персидские порядки, как нож сквозь масло. Легкая пехота под прикрытием фаланги осыпала персов градом стрел, дротиков и камней. Легкое вооружение персов, удобное в прочих случаях, здесь оказалось непригодным. Когда побежали персидские союзники (включая эллинов), персидские порядки расстроились окончательно.

Персы прекрасно знали, что победа им не гарантирована. Именно поэтому ими был заранее создан укрепленный лагерь, куда они и попытались отступить. Но беспорядочное бегство и отсутствие общей организации (Мардоний погиб) не позволили персам закрепиться. Кроме того, на исход битвы повлиял предательский уход сильного отряда Артабаза, который ревниво относился к лидерству Мардония и предпочел не рисковать, а быстрым маршем отправиться к Геллеспонту и ретироваться в Азию.

Ничтожные цифры потерь эллинов, которые приводит Геродот, безусловно, касаются только гоплитов. Поскольку цифры приводятся точные, то речь идет о списках, с которыми Геродот мог быть ознакомлен. Если общие потери эллинов составили несколько сот человек (большая их часть, вероятно, – легкая пехота), то потери персов никак не больше нескольких тысяч (и большая их часть приходится на завершение битвы, когда войско начало разбегаться). Следовательно, численность войска Мардония никак не больше нескольких десятков тысяч воинов.

Повествование Геродота прерывается, можно сказать, на полуслове. Последний эпизод – незначительная битва при Микале, в которой эллины уничтожили небольшой отряд персов, высадившихся в Ионии со своих кораблей. Этот эпизод столь же преувеличен, как и Марафонская битва, в которой персы пытались отвлечь основные силы от Афин и быстро занять город, но потерпели неудачу: афиняне успели вернуться, быстро преодолев марафонскую дистанцию. Скорее всего, «марафонский пробег» тогда осуществило все войско. Неудача персов и в этом случае, как и при Микале, не имела для них большого значения.

Опасения за судьбу Эллады были не напрасными. Разгром ионийских ополчений показал эллинам, что их разобщенность может привести к тому же: первое же поражение может отдать Элладу в руки персам. Именно поэтому спартанцы попытались привлечь на свою сторону тирана Сиракуз, который имел морскую и сухопутную армию, сравнимую со всеми остальными союзными силами эллинов. Но договориться не удалось. Тиран готов был применить свои силы, только если все союзные войска эллинов будут подчиняться ему. Или хотя бы только морские силы.

Первая фаза компании была полностью выиграна персами. Фермопильское ущелье, несмотря на мужество спартанского отряда царя Леонида, отстоять не удалось, и персы прорвались в центральную Грецию. Преимущество в морской битве у мыса Артемисия было утрачено, и греческий флот отошел к Афинам. Поражение флота Ксеркса при Саламине серьезной роли не сыграло. Он добился своего: Афины были захвачены и сожжены, цели войны достигнуты. Поражение войска Мардония при Платеях можно списать на самодеятельность полководца, который хотел славы и владычества над Элладой. Но вместо того, чтобы дипломатией продолжать склонять эллинов к проперсидской позиции, которая во всех эллинских городах была достаточно сильна, решил показать свою силу во всем блеске военной победы. Ему настойчиво советовали ограничиться дипломатией, но Мар доний жаждал битвы.

Стратегическим просчетом Ксеркса стали проблемы с продовольствием. Рассказы Геродота о выпитых реках – явное преувеличение. Оно свидетельствует о том, что у войска была недостача питьевой воды, а вовсе не о его несметной численности. Геродот также упоминает о голоде в персидском войске. Ксеркс не учел крайне скудного существования греков, которые едва могли прокормить самих себя. Войско персов было обречено на бескормицу и поэтому сильно ослабло к битве при Платеях.

Притом что персы вынуждены были уйти из Эллады, проперсидская линия там все же победила. После Пелопонесских войн Афины и Спарта поочередно утратили надежды на гегемонию, и гегемонами стали сначала проперсидская Беотия, а потом проперсидская Македония. Александр Македонский не собирался править эллинами и по эллинским обычаям. Ему хотелось быть царем Персидской империи. Его победа над Дарием может рассматриваться как аналог междоусобицы. Эллины не подчинились персам, но и сами персов вовсе не сломили и не подчинили себе.

Полис и демос

Уже у Гомера место рождения (или жительства) – неотъемлемая часть представления любого героя, которая подобна современной фамилии. Незнакомца всегда спрашивают, откуда он родом (полис) и кто его родители. При этом предполагается, что вместе с принадлежностью к полису возникает цивилизованное отношение к страннику, которому всегда следует помогать. «Дикость» же проявляет себя в незнании богов, отсутствии стыда перед ними и пренебрежении законами гостеприимства.

Без полиса (общественного очага) человек – не просто «варвар», а никто. Или идиот – асоциальный тип. Отсюда – утверждение об особой роли полиса, которое становится загадкой современной науки, уговаривающей себя признать уже само слово «полис» священным.

Есть две альтернативные точки зрения на греческий полис. С одной стороны, древнегреческое самосознание очень конкретно и предметно, можно сказать, во всем телесно. Так говорит Шпенглер. С другой стороны, мы воспринимаем Античность по сохранившимся литературным источниками, и эти источники позволяют нам сказать, что полис жил словом и выражал себя в слове. В какой-то мере сам был словом – политическим дискурсом на агоре. Так говорит Пьер Видаль-Накэ. Но есть также и пограничное пространство – пространство мифа. Миф конкретен в своей сюжетной истории. Он нетеоретичен. Теории придаем ему мы – те, кто исследует миф, собственно, формируя мифологию. Но миф также есть логос, ибо в нем – пространство смыслов, передаваемых в словесной форме, но воспринимаемых не только или даже не столько через слово, сколько через чувствование, разлитое в древнегреческой культуре.

Видель-Накэ полагает, что греки были людьми бесхитростными, что их культура предъявляет живые оппозиции, не зашифровывая их, как это нам хорошо известно по собственной культуре: буквальное понимание культурных текстов чаще всего ведет к ошибке. Действительно ли древние греки не «шифровали» свою культуру? Скорее всего, это не так. Очевидное не оглашается и не объясняется. Поэтому для нас античные тексты и культурные образцы в любом случае становятся зашифрованными. Очевидное для греков неочевидно для нас. Наши бытовые привычки и их привычки очень различны. Но точно также они различны и в сравнении с варварами.

Для варваров греки были «зашифрованным» народом. Действительно, персы не могли видеть в спартанцах, встретивших их в Фермопилах, не только воинов, но даже мужчин. Лазутчик доложил, что эти люди приготовляются к сражению очень своеобразно: расчесывают свои длинные волосы и натирают маслом обнаженные тела. Разве, с точки зрения перса, это были воины? Когда в битве спартанцы доказали, что они – образец для воинов, то персы были озадачены.

Считается, что греки были такие оригиналы, что им непременно надо было жить в городах-государствах, а территориального государства они, якобы, и не знали. Это совсем не так. Спарта, Беотия, Аркадия, Аттика – это территориальные государства, а вовсе не город-государство. При этом государства могли бы сливаться в более крупные образования. Почему этого не состоялось? «Разделяй и властвуй» – персидская политика задолго до римлян. В нашей истории междоусобицы по большей части – результат ордынской политики. Разлад в едином культурном пространстве – вовсе не от властолюбия царей, князей и народных собраний, которые, якобы, были такие безумцы, что непременно хотели резать друг друга. Это влияние соседних империй в условиях ослабевания их мощи, не позволявшей прямо завоевать соседей, зато достаточной, чтобы подкупом и угрозой не позволять явиться своему могильщику – новому гегемону.