Месяц в деревне - Иван Тургенев

Анна Семеновна. Так что ж ты намерен теперь сделать?

Ислаев. Я, маменька? Да ничего.

Анна Семеновна. Как ничего?

Ислаев. Да так же, ничего.

Анна Семеновна (вставая). Признаюсь, это меня удивляет. – Конечно, ты в своем доме хозяин и лучше меня знаешь, что́ хорошо и что́ дурно. Однако подумай, какие последствия…

Ислаев. Маменька, право, вы напрасно изволите тревожиться.

Анна Семеновна. Друг мой, ведь я мать… а впрочем, как знаешь. (Помолчав.) Я, признаюсь, пришла было к тебе с намерением предложить свое посредничество…

Ислаев (с живостью). Нет, уж на этот счет я должен просить вас, маменька, не беспокоиться… Сделайте одолжение!

Анна Семеновна. Как хочешь, Аркаша, как хочешь. – Я вперед уже ни слова не скажу. Я тебя предупредила, долг исполнила – а теперь – как воды в рот набрала. (Небольшое молчание.)

Ислаев. Вы сегодня никуда не выезжаете?

Анна Семеновна. А только я должна предупредить тебя: ты слишком доверчив, дружок мой; обо всех по себе судишь! Поверь мне: настоящие друзья слишком редки в наше время!

Ислаев (с нетерпением). Маменька…

Анна Семеновна. Ну – молчу, молчу! Да и где мне, старухе? Чай, из ума выжила! – И воспитана я была в других правилах – и сама старалась тебе внушить… Ну, ну, занимайся, я мешать не буду… Я уйду. (Идет к двери и останавливается.) Стало быть?.. Ну, как знаешь, как знаешь! (Уходит.)

Ислаев (глядя ей вслед). Что за охота людям, которые действительно вас любят, класть поочередно все свои пальцы в вашу рану? И ведь они убеждены в том, что от этого вам легче, – вот что забавно! – Впрочем, я матушку не виню: ее намерения точно самые лучшие – да и как не подать совета? – Но дело не в том… (Садясь.) Как мне поступить? (Подумав, встает.) Э! чем проще, тем лучше! – Дипломатические тонкости ко мне не идут… Я первый в них запутаюсь. (Звонит. Входит Матвей.) Михайло Александрович дома – не знаешь?

Матвей. Дома-с. Я их сейчас в биллиардной видел.

Ислаев. А! Ну, так попроси его ко мне.

Матвей. Слушаю-с. (Уходит.)

Ислаев (ходя взад и вперед). Не привык я к подобным передрягам… Надеюсь, что они не будут часто повторяться… Я хоть и крепкого сложения – а этого не вынесу. (Кладет руку на грудь.) Фу!.. (Из залы входит Ракитин, смущенный.)

Ракитин. Ты меня звал?

Ислаев. Да… (помолчав.) Michel, ведь ты у меня в долгу.

Ракитин. Я?

Ислаев. А как же? Ты разве забыл свое обещание? Насчет… Наташиных слез… и вообще… Вот как мы вас с матушкой застали, помнишь – ты мне сказал, что между вами есть тайна, которую ты хотел объяснить?

Ракитин. Я сказал: тайна?

Ислаев. Сказал.

Ракитин. Да какая же у нас может быть тайна? – Был у нас разговор.

Ислаев. О чем? – И отчего она плакала?

Ракитин. Ты знаешь, Аркадий… попадаются такие минуты в жизни женщины… самой счастливой…

Ислаев. Ракитин, постой, эдак нельзя. – Я не могу видеть тебя в таком положении… Твое замешательство меня тяготит больше, чем тебя самого. (Берет его за руку.) Мы ведь старые друзья – ты меня с детства знаешь: хитрить я не умею – да и ты был всегда со мной откровенен. Позволь мне предложить тебе один вопрос… Даю наперед честное слово, что в искренности твоего ответа сомневаться не буду. Ты ведь любишь мою жену? (Ракитин взглядывает на Ислаева.) Ты меня понимаешь, любишь ли ты ее так… Ну, словом, любишь ли ты мою жену такой любовью, в которой мужу сознаться… трудно?

Ракитин (помолчав, глухим голосом). Да – я люблю твою жену… такой любовью.

Ислаев (тоже помолчав). Мишель, спасибо за откровенность. Ты благородный человек. – Ну, однако, что ж теперь делать? Сядь, обсудим-ка это дело вдвоем. (Ракитин садится. Ислаев ходит по комнате.) Я Наташу знаю; я знаю ей цену… Но и себе я цену знаю. Я тебя не сто́ю, Michel… не перебивай меня, пожалуйста, – я тебя не сто́ю. Ты умнее, лучше, наконец приятнее меня. Я простой человек. Наташа меня любит – я думаю, но у ней есть глаза… ну, словом, ты должен ей нравиться. И вот что я тебе еще скажу: я давно замечал ваше взаимное расположение… Но я в обоих вас всегда был уверен – и пока ничего не выходило наружу… Эх! говорить-то я не умею! (Останавливается.) Но после вчерашней сцены, после вашего вторичного свидания вечером – как тут быть? И хоть бы я один вас застал – а тут замешались свидетели; маменька, это плут Шпигельский… Ну, что ты скажешь, Michel – a?

Ракитин. Ты совершенно прав, Аркадий.

Ислаев. Не в том вопрос… а что делать? Я должен тебе сказать, Michel, что хоть я и простой человек – а настолько понимаю, что чужую жизнь заедать не годится – и что бывают случаи, когда на своих правах настаивать грешно. Это я, брат, не из книг вычитал… совесть говорит. Дать волю… ну, что ж? дать волю! – Только это обдумать надо. Это слишком важно.

Ракитин (вставая.) Да уж я всё обдумал.

Ислаев. Как?

Ракитин. Я должен уехать… я уезжаю.

Ислаев (помолчав). Ты полагаешь?.. Совсем отсюда вон?

Ракитин. Да.

Ислаев (опять начинает ходить взад и вперед). Это… это ты какое слово сказал! А может быть, ты прав. Тяжело нам будет без тебя… Бог ведает, может, это и к цели не приведет… Но тебе видней, тебе лучше знать. Я полагаю, это ты придумал верно. Ты мне опасен, брат… (С грустной улыбкой.) Да… ты мне опасен. Вот я сейчас это сказал… насчет воли-то… А ведь, пожалуй, я бы не пережил! Мне без Наташи быть… (Махает рукой.) И вот что, брат, еще: с некоторых пор, особенно в эти последние дни, я вижу в ней большую перемену. В ней проявилось какое-то глубокое, постоянное волнение, которое меня пугает. Не правда ли, я не ошибаюсь?

Ракитин (горько). О нет, ты не ошибаешься!

Ислаев. Ну, вот видишь! Стало быть, ты уезжаешь?

Ракитин. Да.

Ислаев. Гм. И как это вдруг стряслось! И нужно же тебе было так смешаться, когда мы с матушкой застали вас…

Матвей (входя). Староста пришел-с.

Ислаев. Пусть подождет! (Матвей уходит.) Michel, однако ты ненадолго уезжаешь? Уж это, брат, пустяки!

Ракитин. Не знаю, право… Я думаю… надолго.

Ислаев. Да ты меня уж не принимаешь ли за Отелло за какого-нибудь? Право, с тех пор как свет стоит, я думаю, такого разговора не было между двумя друзьями! Не могу же я так с тобой расстаться…

Ракитин (пожимая ему руку). Ты меня уведомишь, когда мне можно будет воротиться.

Ислаев. Ведь тебя здесь заменить некому! Не Большинцов же в самом деле!

Ракитин. Тут есть другие…

Ислаев. Кто? Криницын? Фат этот? Беляев, конечно, добрый малый… но ведь ему до тебя, как до звезды небесной!

Ракитин (язвительно). Ты думаешь? Ты его не знаешь, Аркадий… Ты обрати на него внимание… Советую тебе… Слышишь? Он очень… очень замечательный человек!

Ислаев. Ба! То-то вы всё с Наташей хотели его воспитаньем заняться! (Глянув в дверь.) А! да вот и он, кажется, сюда идет… (Поспешно.) Итак, милый мой, это решено – ты уезжаешь… на короткое время… на этих днях… Спешить не к чему – нужно Наташу приготовить… Маменьку я успокою… И дай бог тебе счастья! Камень у меня ты снял с сердца… Обними меня, душа моя! (Торопливо его обнимает и оборачивается ко входящему Беляеву.) А… это вы! Ну… ну, как можете?

Беляев. Слава богу, Аркадий Сергеич.

Ислаев. А что, Коля где?

Беляев. Он с господином Шаафом.

Ислаев. А… прекрасно! (Берет шляпу.) Ну, господа, однако, прощайте. Я еще нигде не был сегодня – ни на плотине, ни на постройке… Вот и бумаг не просмотрел. (Схватывает их под мышку.) До свиданья! Матвей! Матвей! ступай со мной! (Уходит. Ракитин остается в задумчивости на авансцене.)

Беляев (подходя к Ракитину). Как вы сегодня себя чувствуете, Михайло Александрыч?

Ракитин. Благодарствуйте. По-обыкновенному. А вы как?

Беляев. Я здоров.

Ракитин. Это видно!

Беляев. А что?

Ракитин. Да так… по вашему лицу… Э! да вы новый сюртук сегодня надели… И что я вижу! цветок в петлице. (Беляев, краснея, вырывает его.) Да зачем же… зачем, помилуйте… Это очень мило… (Помолчав.) Кстати, Алексей Николаич, если вам что-нибудь нужно… Я завтра еду в город.