Практическая педагогика. Роман о школе, любви и не только… - Ксения Демиденко

– Ура! Будем звездиться! – кричал Вигура и перекривлял директора, как тот обычно хвалил классы, которые чем – то отличились.

– Да уж, не подведите. Я раздам слова, сначала их нужно будет выучить, а на следующей неделе начнем репетировать. Будет небольшая сценка из «Собора». Артур, ты будешь Клодом Фролло, а Лена Новикова – Эсмеральдой…

При последнем моем слове по классу пробежался легкий шумок. Все посмотрели на Новикову, а та побледнела, и в блеске ее глаз сверкнул острый металл. Из последних парт донеслось:

– А Квазиморду тоже пригласили?

Я узнала голос Маркина Ромы. Этот всегда был беспринципным и с чужими чувствами не очень —то панькался. После этой фразы Лена психанула, сбросила все свои вещи в сумку и рванула к выходу. Когда проходила мимо меня, пригвоздила очень злым взглядом. Но я заметила так же, что на ее красивых глазах выступили слезы. Это были слезы обиды.

Я опять не понимала, что сделала не так.

– Ну, вы, Соня Константиновна и ляпнули же, – первым попробовал просветить Дима.

– Что-то не то сказала, да? Дима, я не понимаю, что? – попросила объяснить.

– Длинная сказка. Ленку нельзя называть Эсмеральдой. И Квазимодо тоже лучше при ней не выговаривать. Несчастная любовь. Еще в прошлом году, – и убежал за Леной, считая, что я все поняла и во всем разобралась. Как всегда, «вовремя» прозвенел звонок и за минуту класс опустел. А я осталась стоять у доски, как та Пизанская башня: никак не упадет, и стоять у нее прямо, как-то не выходит. Никого видеть не хотела, поэтому переместилась в подсобку, чтобы проверить три пачки тетрадей с сочинениями. Это длительное изнуряющее занятие, но иногда «перлы» радуют и превращают такую работу в веселье. Не в этот раз. Открываю тетрадь, читаю, еще раз читаю, но ничего не понимаю. Так и сидела над тетрадями, пока не услышала:

– Чо ты дуешься, она ведь не знала, – это был голос Вовки Титаренка. Значит, на уроке этого охломона не было, а как Лене плохо – он ее успокаивает.

На этот раз я закрыла дверь подсобки на защелку, чтобы никто не мешал моему уединению. Теперь услышала, как дернулась дверь (Вова, видимо, проверял, есть ли кто в подсобке), но я затаилась, как ушлая мышь, которая учится прятаться от наглого кота. Подслушивать чужие разговоры плохо, но я понимала, что только так смогу распутать их запутанные тайны.

– Она меня нервирует, дура институтская, – это так лестно обо мне Лена. Мысленно я исправила «вообще-то университетская». Так получилось, что поступала в институт, но за год до окончания обучения заведение превратилось в университет.

– А она тебя пытается понять. Терпеливая тетка, – продолжал Вова меня защищать.

– Ты все время ее выгораживаешь. Соня Константиновна такая, Соня Константиновна сякая, хорошая, прекрасная, святая. Ты, случайно, на нее не запал? Очень похоже…

– А что такого, что мне нравится учитель? Как училка она классная. И ты это знаешь, потому и бесишься.

– Я еще не бесилась. Это цветочки. Вот она у меня еще увидит почем в Киеве рубероид…

– Вроде ты знаешь, почем? И когда ты такой стала, Ленка? Ты ж была нормальной девкой. Оно тебе нужно, такой кипишь на пустом месте поднимать?

– Нужно. А ты не заступайся, а то мигом отставку получишь.

– Лена, какую отставку? О чем ты говоришь? Мы с тобой всегда были только друзьями – и не больше.

– Ах так значит. Пока ее не было – я была твоей девкой, а теперь – друзья? – по грюкнувшей двери и стуку каблучков в коридоре я поняла, что Лена убежала. Я пыталась не дышать и не двигаться еще минут десять, не зная, когда из класса уйдет Вова.

Когда закончился пятый урок, я попросила Лену остаться после уроков, чтобы поговорить, но она проигнорировала мою просьбу. С очень фиговым настроением, прождав девочку полчаса, я пошла в свое любимое кафе и наелась развесного мороженого – говорят, вырабатывает гормон счастья. Не знаю, как другим, но мне помогло.

Конечно, выяснить вопрос, что случилось в прошлом году, я могла у любого ученика класса, даже у того же Вовы, но мне было нужно не это. Я хотела убедить Лену, что не претендую на красавчика Вову, ведь, насколько я поняла со всего случайно подслушанного, во мне она видела соперницу. Я поставила себя на ее место – так делать всегда учил меня отец – и поняла, что, возможно, я бы тоже повела себя так, будь ученицей. Не так откровенно хамила, но ревновала бы точно.

Утром следующего дня (сколько раз убеждалась, что утро – таки мудренее вечера) четко уяснила, что добровольно Лена не согласится на разговор. Значит, нужно обманывать. Подговорила завуча Елену Дмитриевну разыграть вызов Новиковой в ее кабинет. Елена Дмитриевна позвала Новикову к себе в кабинет, а потом вошла и я.

– Я так и знала, что это подстава. Круто, София Константиновна, – разочарованно сказала Лена. Завуч вышла, и Лена удивленно перевела взгляд на меня. – А чо Дмитриевна свалила?

– Много дел у женщины. Зачем нам свидетели? Я просто хочу, чтобы ты поняла некоторые моменты. Садись и слушай.

Лена некоторое время стояла, видимо, выбирая между тем сесть и послушать или все же убежать. Без особого желания, но девушка села в удобное дерматиновое кресло, стоявшее напротив меня. Она нервно крутила свой красивый серебряный браслет на правом запястье, что выдавало ее волнение.

– Понимаешь, меня не устраивают те отношения, которые сложились между нами. Они угнетают и тебя, и меня. Я так не могу и не хочу, – откровенно призналась, ведь главное начать, и при этом – откровенно.

– Да уж, мало приятного, – согласилась девушка, подозрительно поглядывая на меня.

– Я понимаю тебя. Возможно, больше, чем ты думаешь, – деликатно продолжила.

– Да неужели? Ану, просто интересно, что вы мне будете здесь заливать? Нотации читать будете? Какая Лена Новикова нехорошая.

– Нет. Я сама не люблю, когда читают нотации. Что-то расскажу, а ты поймешь. Я надеюсь. Когда я училась в школе, имела приблизительно такие же проблемы, что и ты. Я знаю, как быть самой красивой девушкой в школе. Все на тебя смотрят, считают кто распущенной, кто счастливой. А красота – не гарантия счастья, верно? Когда я шла по коридору школы, девчонки шушукались и обговаривали каждый миллиметр моей фигуры, длину формы, туфельки, прическу. Парни—старшеклассники обзывали шалавой, а старшеклассницы завистливо смаковали последнюю новость: я встречаюсь с парнем намного старше меня из очень неблагополучной семьи. Наша школа считалась престижной, и в ней было полно детей из очень обеспеченных семей города.

– Вы и сейчас ничего, – сделала мне комплимент Лена.

– Спасибо! Знаешь, сколько раз в день мне предлагали старшеклассники переспать за деньги? Обещали много, считая, что делают прекрасное предложение. А мне было унизительно и неприятно.

– И вам предлагали? Дебилов везде хватает, – подытожила Лена.

– Это ты точно подметила. Везде. Они видят внешнюю оболочку. А мы ценим тех, которые видят внутренний мир. Мы прячем свой внутренний мир, но они его все равно как-то видят.

– Таких мало, которые видят, – вырвалось у Лены.

– Но они есть. У меня такой был. Правда, недолго. У тебя тоже есть.

Лена резко подняла глаза. Наверное, она не ожидала, что я так быстро и метко попаду в ее больное место.

– Я знаю и вижу твою симпатию к Вове Титаренко. Не слепая. Я также вижу его мальчишечье увлечение мной как учителем. Неужели ты думаешь, что я позволю себе отношения с учеником? Я ведь не буду ставить на карту свою профессиональную карьеру, работу и доброе имя ради интрижки пусть и с красивым мальчиком.

– Вы просто плохо знаете Вову. Мы с ним вместе с песочницы. Я изучила все его примочки. Если он что-то надумал – хоть Армагеддон в мире. А он надумал вас…

– Лена, у меня есть жених, – использовала я последний, но, как мне показалось, весомый аргумент.

– Правда? И вы его любите? – надежда засияла в ее уже теплых глазах, заменяя ревность интересом.

– Даже больше: я скоро, возможно, выйду за него замуж, – ляпнула я и удивилась, как в последнее время научилась лихо и главное правдоподобно врать. Думала, что Лену эта новость впечатлит, но ее лицо сияло недолго.

– Я не знаю, какой ваш там жених, но если Вовка захочет, вы бросите его к чертям собачьим, – умела эта девочка опускать на грешную землю.

– Ну, это мы еще посмотрим. Ты мне лучше скажи, чем я тебя вчера обидела, потому что, видит Бог, не хотела.

Лена мяла какую—то рекламную листовку, попавшую ей в руки со стола завуча, и молчала.