Долгая дорога домой - Сергей Беер

Вскоре три автобуса выстроились в одну линию, и как только все места были заняты, их сменили следующие.

Когда отъехал последний автобус, здание покинули и Караваев с Ерофеевым.

– Ну, что, Димон, летим в Москву, теперь твой выход. Генерал ждёт твоё соло.

– Надо же, а ты, оказывается, помнишь, как меня зовут.

– Помню, только «Енот» звучит как-то роднее.

– В данной ситуации я бы сказал – правильнее.

Они не спеша подошли к чёрной «хонде». Майор смотрел на них изучающе. Караваев протянул ему руку.

– Благодарю за службу! Последняя просьба – прокати нас в аэропорт, в Москве уже заждались.

– Да, без проблем, товарищ полковник.

Уже садясь в автомобиль, Павла словно кто в бок толкнул: «Настёне я так и не позвонил. Ничего, я ей в аэропорту позвоню», – дал себе слово Караваев. Разговаривать с дорогим ему человеком при посторонних не хотелось. Но ни в аэропорту, ни после, уже в Москве, он так ей и не позвонил.

Глава 4

Обещанные Павлом сутки прошли, за ними минули вторые, а он так и не вернулся, более того, даже позвонить не смог. Настя затосковала, а когда миновал ещё один день, к тоске добавилась тревога. Чтобы хоть как-то отвлечь себя от дурных мыслей, она было затеяла стирку. Заложив в стиральную машину постельное бельё, она неожиданно наткнулась на пропахшую потом рубашку Павла. Забыв выбрать режим стирки, Настя уткнулась носом в найденную вещь и, вдохнув запах любимого человека, бросилась в комнату на диван, где и разревелась в голос. Плотина трёхдневного ожидания прорвалась в истерику. Наконец, устав от слёз, она обняла рубашку и заснула.

Проснулась Настя от настойчивого дребезжания сотового телефона. Разговаривать не было никакого желания, единственный звонок, которого она ждала, был звонок Павла, но это звонила мать, и Настя безжалостно сбросила его.

Она впала в ступор, сидя на диване и уставившись взглядом на проплывающие за окном облака, словно кошку, поглаживая рукой рубашку Павла. Она мысленно ругала себя, что не согласилась выйти за него замуж, испугавшись разницы в возрасте и непонимания родителей, которые до сих пор ничего о нём не знали. Она берегла свои отношения с Павлом от родительского вмешательства, и теперь ей это казалось глупым. Ведь невозможно скрывать его от них всю жизнь, и неважно, как они отнесутся к её выбору. В конце концов, это её жизнь и её выбор. Потом она вдруг почувствовала укол ревности, представляя себе его в объятьях другой, но вспышка гнева тут же погасла, едва она вспомнила их последнюю ночь перед его внезапном отъездом. И решила, что как только он вернется, устроит ему бурную сексуальную ночь психологической разгрузки. За окном рассвело, наступил четвёртый день ожидания. Настя по-прежнему сидела на диване, витая в своих грёзах. В выходной день на работу идти не нужно, а значит, день будет утомительно долог.

Елена Васильевна оставила все попытки дозвониться до дочери – не утерпела, приехала рано утром. Застыв возле входной двери, она долго размышляла – нажать кнопку звонка или же открыть дверь своим ключом. «Возможно, её просто нет дома, но не исключено, что она не одна и есть шанс подсмотреть её избранника». Любопытство взяло верх над тактом, и, бесшумно открыв входную дверь, быстро раздевшись, Елена Васильевна на цыпочках прошла в зал. То, что она увидела, заставило всплеснуть её руками.

Настя, застыв в позе лотоса, сидела на диване, уставившись в одну точку. То, что это не было медитацией, выдавало осторожное движение руки, которой она гладила мужскую джинсовую рубашку.

Кашлянув, мать поздоровалась с дочерью, но та никак не отреагировала на неё. Тогда она быстро подошла к ней и встряхнула за плечи.

– Да что происходит? Объясни мне, в конце концов, что случилось?!

– Он ушёл всего на один день, а его нет уже четвёртые сутки, – прошептала Настя и, обняв мать, разрыдалась у неё на груди.

– Не ты первая, и он не последний, – ответила мать, обнимая дочь и прижимая её голову к себе.

– Да что ты такое говоришь? – возмутилась дочь, отстраняясь от матери. – Он единственный, кого я люблю! Он не мог вот так просто взять и уйти от меня, с ним что-то случилось. Его нужно искать, но где и как, я не знаю, меня бесит собственное бессилие. Единственное, что я знаю – он живой. Я это чувствую!

– Тогда давай позвоним Лунину, он для тебя горы свернёт.

– Увы, мама, но папа не всемогущий. Я в этом уже один раз убедилась…

– По крайней мере, он знает, что нужно делать. Я звоню ему.

– Звони…

– Через час он будет здесь, – сказала Елена Васильевна, закончив разговор с бывшим мужем. – Спрашивал насчёт обеда, у тебя что-нибудь есть или нужно готовить?

– Посмотри на кухне.

– Ты, что, ничего не ела?

– Я не помню, мама.

– О, Господи! – воскликнула мать, воздев руки к небу, и ушла на кухню, где развернула бурную деятельность.

Настя включила телевизор и наткнулась на кадры новостей. Ведущий сумбурно рассказывал о теракте в метро Петербурга. Картинки сменялись одна за другой, а смысл сказанного плохо доходил до её сознания. Внимание Насти привлекло мелькнувшее на экране лицо мужа. Он отдавал какие-то распоряжения медикам и рядом стоящим силовикам. Два десятка секунд, и камера телеоператора уехала в сторону, больше снимать не дали.

– Паша! – крикнула Настя так, как будто он мог её услышать.

Раздался звонок в дверь, и Настя с надеждой кинулась открывать её. Пришёл отец.

– Папа, – разочарованно произнесла она, впуская его в квартиру. Владимир Николаевич, заранее предупреждённый женой, не обиделся на разочарование дочери, он уже знал, что она ждала кого-то другого и этого другого всё ещё не было. Он обнял дочь, поцеловав в лоб, тихо произнёс:

– Всё будет хорошо, всё устаканится. Не переживай…

– Его только что мельком показали по телевизору. Он в Питере. Там теракт. Но скажи мне, неужели так сложно сделать один звонок любимой женщине, чтобы она не сходила с ума?

– Всё зависит от обстоятельств. Возможно, у него просто не было на это времени. Если он четвёртые сутки на ногах, он в любой момент может отключиться и заснуть.

– Какой кошмар!

– Мать-то где?

– На кухне готовит тебе обед.

– Жаль, что не ты это делаешь, твоя стряпня мне больше по вкусу.

– О нет, только не сегодня…

Она вновь схватила пульт телевизора и стала переключать его с канала на канал, ища новостную программу. На пятом канале происходящее у станции метро показывали в прямом эфире, но тоже недолго и только эвакуацию раненых, а затем появился номер телефона горячей линии.

– Настя, хватит себя накручивать. Раз живой – он вернётся, – отчим забрал пульт и выключил телевизор.

– Я видела его там, понимаешь, видела.

– Раненого?

– Нет, он там командовал, наверное. Показали мало, мельком.

– А ты думала, у него интервью будут брать? А может, ты просто обозналась?

– Нет! Нет! Нет!

– Не истери, закончит дела и вернётся недельки через две, ну, может, раньше.

– Да я за это время с ума тут сойду.

– Она всё это время ничего не ела, – сказала мать, выглянувшая из кухни. – У меня, кстати, обед уже готов.

– Тогда давайте обедать, на сытый желудок и с ума сходить легче, ничего не отвлекает.

– Мне кусок в горло не лезет, – отмахнулась Настя.

– Это ты зря. Вот вернётся твой, как его зовут?

– Паша.

– Вот вернётся твой Паша, а у тебя анорексия – испугается и сбежит, но на этот раз уже навсегда.

– Ладно, хватит тебе дочку гнобить. Она у нас, похоже, влюбилась, и на этот раз по-настоящему. Расскажи нам, что это за Паша такой, что ты без него даже есть не можешь. Его фотография у тебя есть?

– Нет, фотки нету. Зато у него есть фотография моего биологического отца. Они с ним вместе служили. Он мне её показывал.

– Интересное кино, это ж сколько годков нашему потенциальному зятю?

– Сорок пять.

– Вот ни хрена себе, – присвистнул Лунин. – Юноша,