Жизнь Будды - Ашвагхоша

Всем указующий путь.

Сумрак ночной разгоняя,

Светит лампада собою,

Самолучистым сияньем,—

Так и лампада моя.

Тени в ней личного чувства

Нет, а одна самосветность.

Дерево древом буравя,

Вызовешь верный огонь.

Ветер в пространстве свободный

Движется — собственной силой.

Землю вскопаешь глубоко —

Влаги дойдешь ключевой.

Самопричинности в этом

Дышит устав непреклонный,

Все совершенные Муни

Этот устав соблюдут.

В светлых краях Бенареса

Первое будет вращенье,

Тот оборот Правосудья,

Весь кругоход Колеса».

Упага, юноша-Браман,

«О!» воздохнул, удивленный,

И, понижая свой голос,

Странную мудрость хвалил.

Все, что с ним было, припомнил,

Как он пришел к этой встрече,

На поворотах дороги

Он удивленный вставал.

Каждый был шаг ему труден.

Шел Совершенный неспешно,

До Бенареса дошел он,

До превосходной страны.

Два там, в средине, потока,

Реки сливались, мерцая:

Варана — имя прохладной,

Имя пленительной — Ганг.

Светлые пажити, рощи,

Много цветов разноцветных,

Много плодов золотистых,

Мирно пасутся стада.

Тихая это обитель,

Нет в ней докучного шума,

Старые Риши там жили,

Чтя невозбранный покой.

Это блестящее место

Сделалось вдвое светлее,

Воспринимая сиянье

Вновь воссиявших лучей.

Там пребывал Каундинья,

Дасабалакасиапа,

Вагипа, Асваджит, Бхадра,

Плоть истязали они.

Видя, как Будда подходит,

Сидя, они говорили:

«Это идет Гаутама,

Он осквернился мирским.

Путь он суровый оставил,

Ныне же снова нас ищет,—

Мы уж, конечно, не встанем

И не промолвим привет.

И освежений обычных

Мы уж ему не предложим,

Ибо обет он нарушил,

Гостеприимства лишен».

Так согласившись, сидели,

Это решенье принявши.

Все подходил Совершенный,

Шел он неспешно — и вот!

Не сознавая движений

И нарушая решенье,

Все поднялись они вместе,

Сесть предложили ему.

Снять предложили одежду,

Вымыть и вытереть ноги

И вопросили с почтеньем,

Что он желает еще.

Так оказавши вниманье

И соблюдая почтенье,

Все же его Гаутамой

Звали они — по семье.

Тут, обращаясь к ним с словом,

Возговорил Совершенный:

«Не называйте, прошу вас,

Именем личным меня.

В том небреженье слепое —

Звать так достигшего правды.

Но, почитают ли, нет ли,

Дух мой спокоен вполне.

Все же прошу вас отречься

От неучтивости этой.

Миру — спасение в Будде,

Имя его — оттого.

Он ко всему, что живое,

С кроткой относится лаской,

Видит детей он в живущих,

Не презирайте ж отца».

Движимый сильной любовью

И состраданьем глубоким,

Так говорил он, но горды

Были они в слепоте.

И говорили, что раньше

Он в отреченьи был правом,

Но, ничего не достигши,

Тело и мысль распустил.

Как же, они вопросили,

Мог бы он сделаться Буддой?

Веры ему не давая,

Так сомневались они.

Высшую правду познавший,

Мудрости свет всеохватный,

К ним обратясь, Совершенный

Верный им путь указал.

Те, что, уча, неразумны,

Тело свое умерщвляют,

И неразумны другие,

Кем услаждается плоть.

Это две крайних ошибки,

Два заблужденья великих,

И ни одни, ни другие

К правде пути не нашли.

Будда сказал: «Кто чрезмерно

Плоть истязанием мучит,

Он вызывает страданьем

Спутанность мыслей своих.

Мысли больные не могут

Дать даже знанья мирского,

Мысли такие не могут

Силу страстей победить.

Кто засвечает лампаду,

Жидкой наполнив водою,

Он не сумеет, конечно,

Сумрак огнем озарить.

Также и тот, кто износит

Тело свое, не сумеет

Ни уничтожить незнанья,

Ни просветленность возжечь.

Тот, кто, огонь добывая,

Выберет древо гнилое,

Он ничего не получит,

Даром растратит свой труд.

Если же твердое древо

Деревом твердым буравишь,

Раз ты упорен в усильи,

Вспыхнет блестящий огонь.

Если ты мудрости ищешь

Не умерщвлением плоти

И не усладою чувства,

Жизни найдешь ты закон.

Кто потакает хотеньям,

Как же он будет способен

Сутры и Састры постигнуть,

Как он себя укротит!

Тот, кто, в смятенности трудной,

Ест, что к еде непригодно,

И умножает недуг свой,—

Он — услаждающий плоть.

Если огонь разбросаешь

По травянистой пустыне,

Пламя, раздутое ветром,

Сможет ли кто погасить?

Так и огонь возжеланья,

Так и пыланье хотенья.

Крайности обе отбросив,

Средней дороги держусь.

Всякие скорби окончив,

Все устранив заблужденья,

Я пребываю в покое,

Невозмутимость храня.

Виденье верного зренья

Ярче высокого Солнца,

Беспеременная мудрость

Есть внутрезоркость души.

Правое слово — чертог мой,

Правое дело есть сад мой,

Правая жизнь есть беседка,

Где я могу отдохнуть.

Путь надлежащего средства

В рощи такие приводит.

Правая память — мой город.

Правые мысли — постель.

Ровные это дороги,

Чтоб ускользнуть от рожденья,

Чтобы избавиться смерти,

Вечную боль победить.

Тот, кто из топкого места

Этой уходит дорогой,

Он достигает свершенья,

Мудро дошел до конца.

Он колебаться не будет

В сторону ту и другую,

Меж несосчитанных пыток

Двух перекатных веков.

Три многотрудные мира

Этим путем побеждают,—

Так разорвут паутину

Цепко сплетенных скорбей.

Этот мой путь беспримерный,

Раньше о нем не слыхали,—

Правый закон избавленья

Я, только я, увидал.

Этой дорогой впервые

Я разрушаю хотенье,

Душное полчище хоти,

Старость, и смерть, и недуг.

Все бесполезные цели,

Всякий источник страданья,

Все, что бесплодно, как помысл,

Уничтожается мной.

Есть и такие, что бьются

Против желаний — желая,

Обуреваемы плотью,

Плоти не видят своей.

Эти источник заслуги

Сами себе прекратили.

В малых словах расскажу я

Их затемненный удел.

Как, угашая пожары,

Искру, порой, оставляют,

И, позабытая, тлеет,

Новым пожаром грозя,—

Так в отвлеченьи их мысли

«Я», как зерно, остается,

Скорби великой источник,

Движимый хотью вперед.

Злые последствия дела,

Деланье все пребывает.

Хочешь зерно уничтожить,

Влаги ему не давай.

Если земли и воды нет,

Если причин нет согласных,

Лист и росток не родятся,

Стебель не может взрасти.

Все многосложные цепи,

В разности жизней различных,—

Злое ли это рожденье,

Дэва ли будет рожден,—

Без окончанья повторы

И возвращаются в круге,

Это — от жаждущей хоти

Сгибы звена ко звену.

От высоты до низины,

От вознесенности к срыву —

Следствие это ущерба

В прежде свершенных делах.

Но уничтожишь зародыш,

Связи не будет сплетенной,

Действие дела исчезнет,

Болям различным конец.

Это имея, должны мы

Т о унаследовать также;

Это разрушишь, и с этим

Также окончится то.

Нет ни рожденья, ни смерти,

Старости нет, ни болезни.

Нет ни земли и ни ветра,

Нет ни воды, ни огня.

Нет ни конца, ни начала,

Нет середины, обманов,

Недостоверных учений,—

Верная точка одна.

Это предел окончанья,

Тут завершенность Нирваны.

Восемь дорог настоящих

К мудрости этой ведут.

В способе этом едином

Больше уж нет дополнений.

Мир ослепленный не видит,

Я же мой путь увидал.

Я прекращаю теченье

Токов, несущих страданье.

Истин высоких — четыре,

Мысля о них, ты спасен.

Это есть знание скорби,

Это есть — срезать причину,

Во избежанье завязок

В сложных узлах бытия.

Это когда уничтожишь,

Кончено также стремленье,

С уничтоженьем смятенья

Восемь открылось путей.

Так четверичная правда

Очи ума разверзает,

Через меня — избавленье,

Высшая мудрость — во мне»,

Члены семьи Каундиньи

Мудростью той напитались,

С ними же Дэвы, их сонмы,

Многие тысячи их.

Сдвинув туман ослепленья,

Чистый Закон увидавши,

Дэвы, а также земные,

Знали, что круг завершен.

Что надлежало, свершилось.

И, ликованьем исполнен,

Он вопросил Каундинью,

Голосом львиным сказав: