Венские кружева - Елена Федорова

– У Иссидоры ребенок? – спросил граф.

– И да, и нет, – ответил Матиас, пожав плечами. – Сестра сказала, что отдала сына в тот же приют, в котором когда-то воспитывались мы с нею. Мальчика зовут Анджалеоне, ему семь лет.

– Нам нужно его забрать! – воскликнул граф, полный решимости осуществить свое намерение немедленно.

– Сначала нужно все обсудить с Иссидорой, – Матиас охладил его пыл. – Думаю, сюда ее не нужно пока приглашать. Завтра она придет ко мне в половине седьмого. Думаю, это самое правильное место для вашей встречи.

Матиас назвал адрес. Они обнялись. Когда Матиас ушел, Вильгельм долго стоял у окна смотрел в свою молодость, в те счастливые годы, когда Альбертина была рядом.

Матиас был необыкновенно похож на юного безусого Вильгельма. Он словно вышел из прошлого, чтобы сказать графу:

– Держись, старик! Жизнь только начинается. Новая ее полоса будет светлой и счастливой. Напасти, льющиеся на твою голову из рога изобилия, должны иссякнуть. Не сомневайся в этом… Жди чуда…

Иссидора

… Вильгельм Монтенуово пришел в дом Матиаса чуть позже, чем Иссидора. Увидев его, она взбеленилась.

– Что вам угодно, господин? По какому праву вы меня преследуете? Неужели вы думаете, что я позарюсь на ваши деньги и улягусь в кровать с такой мерзкой образиной? Кем бы вы себя не считали, я не позволю вам притронуться ко мне.

– Иссидора, это граф Монтенуово, наш отец, – прервал ее крик Матиас.

– Что? – она побледнела, опустилась на край стула, прижала руку к груди, чтобы амулет, который повесила ей на шею Альбертина, не упал на пол. – Повтори еще раз.

– Перед тобой наш отец, граф Вильгельм Монтенуово, – сказал Матиас. – Амулет подтверждает, что я говорю правду. Мой шнурок лопнул вчера.

– А мой сегодня, – проговорила она, посмотрела на амулет, зажала его в кулак. – Я не собираюсь бросаться вам в объятия, граф Монтенуово. Я слишком долго жила без вас и вашей любви. Я не желаю ничего в своей жизни менять. Меня все устраивает, все. Ясно? – одарила графа испепеляющим взглядом.

– Охотно верю, – он улыбнулся. – Но, может быть одно обстоятельство тебе все же хочется изменить?

– О чем вы? – спросила Иссидора с вызовом.

– О том, что маленький Анджалеоне… – граф не договорил.

Иссидора набросилась на Матиаса с кулаками:

– Как ты посмел выболтать мою тайну. Я не желаю тебя знать…

– Иссидора, я хотел, как лучше, прости, – отбиваясь от сестры, воскликнул Матиас. – Будет лучше, если мы заберем мальчика…

– Не-е-ет… Не лезьте в мою жизнь. Оставьте меня в покое, – выкрикнула она.

– Иссидора, я хочу тебе помочь, – сказал граф.

– Мне не нужна помощь. Помогите лучше себе самому.

– У тебя наверняка есть заветная мечта, – граф пытался найти хоть какую-то зацепку, чтобы успокоить разбушевавшуюся Иссидору.

– Мечта у меня есть, – она сжала кулаки. – Я мечтаю, чтобы этот проходимец Ферстель поскорее переселился на тот свет. Пусть его постигнет та же участь, что и его сына.

– Что ты несешь? – Матиас схватил сестру за плечи.

Иссидора закрыла лицо руками, разрыдалась. Сквозь рыдания прорвались наружу слова признания, которое она никак не решалась сделать.

– Прости, прости меня брат… Я не смогла сказать тебе, что родила мертвого ребенка… Я придумала историю про Анджалеоне, который живет в приюте… Так было проще… Мне так было проще избавиться от жутких видений и криков, терзавших мою душу… Если бы мальчик не умер, я бы ни за что не отдала его в приют… Ты знаешь, что такое лишиться разом и матери, и отца… Прости, прости меня, брат…

– Иссидора… бедная моя девочка, зачем ты мучила себя столько лет? Зачем, Иссидора? – из глаз Матиаса потекли слезы. Он опустился на колени, обнял плачущую сестру.

– Не знаю… – она посмотрела в его глаза. – Не знаю, Матиас… Мне стало страшно, когда я подумала о том, что Бог наказывает всех женщин, которые спят с Ферстелем. Вначале Марлен, потом я, теперь Луиза…

– Нет, – Матиас, вскочил. – Замолчи! Ты говоришь, как безумная. От горя ты потеряла разум, Иссидора. Бог никого не наказывает. Он любит нас всех. Любит и прощает. Он…

– А почему мы рожаем мертвых детей? – крикнула она.

– Потому что они не нужны Ферстелю, – ответил граф, молчавший до сих пор.

Брат и сестра повернули головы. В пылу перепалки они забыли, что находятся в доме не одни. И теперь смотрели на графа так, словно видели его впервые.

– Мертвые дети – признак того, что кто-то из родителей не желает их появления на свет, – повторил граф. – Мне об этом говорила Альбертина. Она настояла на том, чтобы я присутствовал при родах. Мало того, она велела мне перерезать пуповину, омыть вас и прижать к груди. Когда я выполнил все ее пожелания, она призналась, что не ожидала от бледнолицего изнеженного графского сыночка такого поистине мужского поступка. И добавила:

– Если бы ты меня не любил, Вильгельм, у нас бы никогда не было детей. Все бы они умерли еще в утробе и никогда бы не увидели свет.

– Какой ужас, – Иссидора прижала руку к груди. – Значит, причина вовсе не во мне… Господи, прости меня за все ненужные мысли… Прости…

Она подошла к графу, обняла его. Его сердце замерло на миг, а потом заколотилось с бешеной частотой. Говори, говори, говори.

– Простите, что не смог до конца остаться мужчиной, – сказал он дрогнувшим голосом. Слезы мешали говорить, но молчать он больше не имел права. – Я не сумел защитить свою любовь, свою семью, не пошел наперекор родителям. Мое безволие разлучило нас. Моя раздвоенность стала причиной всех последующих злоключений. Я рад, что вы унаследовали больше от Альбертины, чем от меня. Вы сильные, мужественные, бесстрашные люди, умеющие постоять за себя, за свою любовь и счастье. Вы научились принимать правильные решения…

– О, довольно, граф. Откуда вам знать, какие мы? – Иссидора, отстранилась от него. – Вы хотите нас видеть в превосходном свете, поэтому приписываете нам то, чего на самом деле нет. Я не желаю больше слушать хвалебные оды в свой адрес, потому что много раз шла на поводу своих желаний, насовершала столько глупостей, что стыдно вспоминать. Мы с Матиасом не идеальные и давно уже не детки. Мы – звери, пытающиеся выжить в зверинце среди пантер, леопардов, аллигаторов и гиен. Мы знаем цену каждому косому взгляду, каждому ехидному слову. Здесь одних маминых куколок мало. Здесь нужно оружие посильнее. У вас случайно не найдется пары пушек? – воткнула руки в боки. – Давайте взорвем этот городишко, сотрем его с лица земли, чтобы и воспоминаний о нем не осталось. Испугались? – рассмеялась. – В наших жилах течет креольская кровь. Воздух Луизианы питает нас ненавистью, учит нас борьбе. Вы, бледнолицые завоеватели, никогда не сможете нас победить… – осеклась, увидев недовольный взгляд брата.

– Ой, что это я? Простите, граф, что набросилась на вас. Мама учила нас любви. Она никогда не сказала ни одного плохого слова о вас. Никогда…

– Я верю, что скоро мы с ней увидимся, – сказал Вильгельм.

– Думаю, этого уже недолго ждать, – Иссидора улыбнулась. – А где вы живете?

– На ру Бельвиль.

– Где? – он повторил. Она хлопнула себя ладошкой по лбу. – Ну, да, госпожа Терезия без умолку говорит про графа и его особняк на ру Бельвиль, набитый антиквариатом… думаю, вы в опасности, граф. Терезия главная интриганка в Орлеане. Она сделает все, чтобы оставить вас без штанов.

– У нее это не получится, – сказал граф без улыбки. – Штаны я сниму только при встрече с Альбертиной Мотенуово, своей законной женой.

– Я не это имела ввиду, – Иссидора прыснула от смеха.

– Терезия хочет завладеть вашим богатством.

– Это у нее тоже не получится, – Вильгельм улыбнулся.

– Все мое богатство принадлежит не мне, а моим детям Иссидоре и Матиасу Монтенуово.

– Это шутка? – Иссидора испытующе посмотрела на наго.

– Это – правда. Вот документы, подтверждающие мои слова, – граф протянул ей бумаги.

Иссидора схватила их, углубилась в чтение. Матиас заглядывал в документ через плечо сестры.

– Вы… Вы… – оторвавшись от чтения, прошептала она. – Вы… замечательный… отец…

Иссидора бросилась ему на шею и разрыдалась так же громко, как некоторое время назад в объятиях брата.

– Жаль, что мамы с нами нет, – сказал Матиас со вздохом. – Жаль…

Зимний сад на ру Рояль

… Подготовка к выставке заняла несколько месяцев, во время которых Матиас писал картины. Работал он в своем маленьком доме, упорно отказываясь переезжать на ру Бельвиль. Все твердил: потом, еще не время.

Граф сдался. Но предложил заключить договор. Если Матиаса назовут лучшим художником Орлеана, он переедет на ру Бельвиль. Матиас согласился, зная, что лучшим художником его не назовут никогда.

Здешняя публика, которую Иссидора назвала зверьем, ни за что не станет рукоплескать человеку из другого сословия. Да, он сын графа. Но рожден он вне брака, и его мать – креолка, служанка, с которой граф развлекался в молодости. Развлечений у богатых мужчин может быть много. Поэтому рукоплескать и кланяться внебрачным детям, нет смысла. Много чести для безродных…