Известие о похищении - Габриэль Маркес

Охранники не таясь, лишь слегка приглушая голос, обсуждали кровавые подробности очередной охоты на полицейских в ночном Медельине, свои мужские подвиги и любовные драмы. Постепенно Марухе удалось приучить их к мысли, что в случае вооруженного штурма для них будет гораздо разумнее защитить пленниц и тем самым заслужить хотя бы благосклонность полиции и суда. Закоренелые фаталисты, охранники не сразу вняли уговорам Марухи, но тактика мелких уступок со временем принесла свои плоды: спящих женщин перестали держать на мушке, завернутые в тряпки автоматы теперь стояли за телевизором. Взаимная зависимость и общие тяготы постепенно вносили в их отношения черты человечности.

Из-за своего характера Маруха не могла оставить без внимания то, что было ей не по душе. В таких случаях она ругала и без того взвинченных охранников, с отчаянной решимостью бросая им в лицо: "Убейте меня!" Несколько раз возникали стычки с Мариной, чье подобострастие перед охранниками и апокалиптические фантазии выводили Маруху из себя. Без всякого повода Марина вдруг поднимала глаза вверх и произносила какое-нибудь загробное откровение или роковой прогноз.

- В мастерской сзади во дворе убийцы прячут свои машины, - прошептала она однажды. - Они все там, днем и ночью, с автоматами, готовые ворваться и убить нас.

Крупно поссорились, когда Марина начала ругать журналистов за то, что о ней не упомянули в какой-то телепередаче, посвященной заложникам.

- Все они сукины дети!

Маруха разозлилась:

- Это наглая ложь!

Марина не ответила, а потом, успокоившись, извинилась. Она действительно жила в какой-то иной реальности. В шестьдесят четыре года ей удалось сохранить черты былой привлекательности: большие черные глаза, серебристые волосы, блестевшие даже в несчастье. Правда, она сильно похудела. До появления Марухи и Беатрис почти два месяца Марина разговаривала только с охранниками и не сразу привыкла к новым узницам. Страх сильно изменил ее внешность, отнял двадцать килограмм веса, подавил волю - словом, постепенно превращал в призрак.

Марина очень рано вышла замуж за известного в спортивных кругах хирурга-травматолога, тучного добряка, любившего ее без памяти, родила ему четырех девочек и трех мальчиков, при этом не только держала бразды правления в доме, но и считала себя обязанной заботиться о многочисленной антьокской родне. Благодаря авторитету и энергии все воспринимали ее как вторую мать, а она еще успевала помогать каждому чужаку, вызывавшему в ней сострадание.

Без особой необходимости, только ради независимости Марина занималась продажей автомобилей, страховок: она продавала бы все что угодно, лишь бы зарабатывать и тратить свои собственные деньги. Несмотря на это, друзьям Марины всегда казалось несправедливым, что столь одаренную природой женщину постоянно преследует злой рок. Ее муж почти двадцать лет оставался инвалидом из-за психического расстройства, два брата погибли в ужасной автокатастрофе, третьего свалил инфаркт, четвертого раздавил на улице упавший столб светофора, еще один брат пристрастился бродяжничать и исчез навсегда.

Все считали ее положение безнадежным. Ей и самой казалось, что она та самая пленница, которую можно убить, не рискуя сорвать переговоры с правительством. И только каждый новый день, проведенный в камере смертников, добавлял толику надежды, что палачи все-таки рассчитывают получить что-то в обмен на ее жизнь.

Тем удивительнее было наблюдать, как в самые трудные минуты Марина часами сосредоточенно ухаживает за ногтями на руках и ногах. Подпиленные, отшлифованные и покрытые бесцветным лаком, они, казалось, принадлежат молоденькой женщине. Столь же тщательно она выщипывала брови и брила волосы на ногах. Преодолев первые трудности, Маруха и Беатрис все же нашли подход к Марине: Маруха пыталась ее утешать, а Беатрис без конца обсуждала с ней общих знакомых так, что непрерывное шушуканье пленниц выводило из себя даже охранников. Обе - и Беатрис, и Маруха - с тяжелым сердцем сознавали, что только им да тюремщикам известно, что Марина жива, и рассказать об этом некому.

Единственным приятным событием стал неожиданный визит человека в маске - того же, который приезжал в первый день плена. На этот раз он оптимистично предсказал, что их могут освободить к 9 декабря, предполагаемой дате выборов в Конституционную Ассамблею. Для Марухи это был особый день - день ее рождения, и от предвкушения встретить его в кругу семьи ее охватила преждевременная радость. Все оказалось призрачной иллюзией: неделю спустя тот же начальник сказал, что их заключение продлится не до 9 декабря, а гораздо дольше и Рождества, и Нового Года. Для Беатрис и Марухи это был жестокий удар. У Марухи обострилось расширение вен и начались сильные боли в ногах. Беатрис мучили приступы удушья и открывшаяся язва желудка. Как-то ночью, обезумев от боли, она упросила Золотушного в порядке исключения разрешить ей воспользоваться туалетом. Золотушный долго не решался, потом согласился, предупредив, что сильно рискует. Ничего не помогло. Беатрис продолжала стонать, словно раненая собака, ей казалось, что она умирает, пока наконец Золотушный не сжалился и не принес ей от майордомо дозу "бускапина".

Несмотря на все старания, пленницам так и не удалось определить, где они находятся. Осторожность, которую соблюдали охранники, чтобы соседи ничего не услышали, шум и голоса, доносившиеся снаружи, - все это позволяло предположить, что их держат в черте города. Крик ненормального петуха в разное время дня и ночи служил тому подтверждением: живущие на верхних этажах петухи часто теряют ощущение времени. Несколько раз совсем близко разные голоса повторяли: "Рафаэль". На бреющем полете пролетали легкие самолеты, а вертолет по-прежнему зависал над самой крышей.

Марина настаивала на своей версии, которой, впрочем, не подтвердил даже важный полицейский чин, расследовавший похищение. Относившиеся к этой версии как к очередной фантазии подруги, Маруха и Беатрис все же заметили: как только появлялся вертолет, режим охраны усиливался - в доме наводили порядок, как в казарме, дверь запирали на шпингалет изнутри и на висячий замок снаружи, снова переходили на шепот, оружие держали наготове, а еда становилась чуть менее гнусной.

В начале декабря четверых сторожей, охранявших женщин с первого дня, заменили новыми. Один из них словно вышел из фильма ужасов. Его называли Гориллой, и сходство было очевидным: огромного роста, сильный, как гладиатор, с черно-коричневой кожей, заросшей кудрявым волосом. Громовой голос Горилла никак не мог умерить до шепота, но делать замечания никто не решался - рядом с ним все остальные просто терялись. Спортивные трусы, которые он носил вместо обрезанных брюк-шортов, и облегающая футболка подчеркивали великолепную фигуру. Шлем-маска не позволял узнать, какое у Гориллы лицо. На шее он носил медальон с изображением Святого Младенца, а на красивом запястье - бразильский амулет на счастье: гигантские кисти и светлые ладони с черными, будто выжженными огнем, линиями судьбы. Горилла едва помещался в комнате, и всякое его движение вызывало переполох. Привыкшим к прежним охранникам женщинам явно не повезло. Особенно Беатрис, которую Горилла невзлюбил с первого взгляда.

Тюремщиков и пленниц объединяло одно - скука. Правда, накануне Рождества хозяева пригласили в дом знакомого священника, который или ни о чем не подозревал, или был с ними заодно. Вместе прочитали молитвы, пели хором вильянсикос5 и пили обычное яблочное вино. Потом решили окропить дом святой водой. Ее потребовалось так много, что пришлось воспользоваться канистрами. Когда священник ушел, хозяйка открыла комнату пленниц и окропила телевизор, матрасы и стены. Захваченные врасплох пленницы растерялись. "Это святая вода, - приговаривала хозяйка, махая рукой, - она защитит, и с нами ничего не случится". Охранники крестились и, преклонив колени, приняли очистительный ливень с ангельским благоговением.

Весь декабрь прошел в традиционных для антьокцев молитвах и шумном веселье, не прекращавшемся ни на минуту. Маруха решила, что будет лучше, если похитители даже не узнают о ее дне рождения: 9 декабря ей исполнялось пятьдесят три. Беатрис пообещала сохранить это в тайне, но накануне тюремщики обо всем узнали из телепрограммы, которую дети Марухи специально подготовили для матери. Ощутив причастность к семейной жизни на экране, охранники явно оживились. "Донья Маруха, - заметил один из них, - доктор Вильямисар выглядит молодцом, у него хорошее настроение, и он вас очень любит". Кто-то выразил надежду, что Маруха познакомит их с одной из своих дочерей и позволит с ней погулять. Но все же Маруха смотрела передачу, как мертвец созерцает с того света жизнь, в которой не может участвовать, и даже поговорить с живыми лишен возможности. На следующий день часов в одиннадцать утра дверь в комнату неожиданно открылась и хозяин с женой внесли бутылку местного шампанского, стаканы для всех и торт, покрытый сверху чем-то вроде зубной пасты. Сердечно поздравив Маруху, хозяева и охранники хором пропели "Happy birthday", после чего выпили и закусили. Противоречивые чувства вызвал в душе Марухи этот импровизированный праздник.