Кэтрин - Уильям Теккерей

- Но иные джентльмены пускаются в дорогу, чтобы раздобыть и то и другое, - рассудительно заметил констебль. - Сдается нам, эта лошадь и эти деньги не были приобретены честным путем. Если господин судья поверит вашим словам - что ж, тогда, само собой, и мы поверим; но только нам известно, что в округе пошаливают, так вот не из тех ли вы, часом, шалунов.

Все дальнейшие возражения и угрозы мистера Макшейна ни к чему не привели. Сколько он ни уверял, что доводится двоюродным братом герцогу Лейнстеру, состоит в офицерском чине на службе ее величества и связан теснейшей дружбой с лордом Мальборо, дерзкие насильники и слушать не хотели его объяснений (подкрепленных, кстати сказать, самой лихой божбой); и к восьми часам он был доставлен в дом к сквайру Баллансу, исправлявшему в Уорикшире должность мирового судьи.

Когда сей почтенный муж спросил, что именно вменяется в вину арестованному, насильники на миг растерялись, ибо, собственно говоря, ни в чем его обвинить не могли; и буде бы прапорщик разумно промолчал, предоставив им изыскивать в его действиях состав преступления, судья Балланс, верно, тут же отпустил бы его, а клерка и трактирщика сурово разбранил бы за то, что они задержали честного человека без должных поводов.

Но прапорщик по природе своей не был склонен к разумной осторожности; и хотя никаких обвинений против него так, в сущности, и не нашлось, он сам наговорил предостаточно, чтобы заставить усомниться в своей личности. Будучи спрошен об имени, он назвался капитаном Джералдайном и сказал, что едет через Бристоль в Ирландию в гости к герцогу Лейнстеру, своему двоюродному брату. Он тут же пригрозил сообщить герцогу Мальборо и лорду Питерборо, своим ближайшим друзьям и бывшим боевым командирам, о том, как с ним тут обошлись; а когда судья Балланс - старичок с хитрецой и притом почитывавший газеты - пожелал узнать, в каких сражениях он участвовал, доблестный прапорщик наобум назвал две знаменитые битвы, имевшие место на одной неделе, одна в Испании, другая во Фландрии, и прибавил, что получил тяжелейшие раны в обеих; и в конце концов в протоколе его допроса, который велся клерком, записано было следующее: "Капитан Джералдайн, рост шесть футов четыре дюйма; худощав; нос имеет весьма длинный и красный, волосы рыжие, глаза серые; говорит с сильным ирландским акцентом; приходится двоюродным братом герцогу Лейнстеру и состоит с ним в постоянном общении; не знает, есть ли у его светлости дети; не знает, где его лондонская резиденция; не может описать его наружность; близко знаком с герцогом Мальборо и, служа в драгунском полку, участвовал в сражении при Рамильи; около того же времени был с лордом Питерборо под Барселоной. Лошадь, на которой он прибыл, одолжена ему приятелем в Лондоне три недели тому назад. Питер Хобс, трактирный конюх, клянется, что видел означенную лошадь на конюшне тому четыре дня и что она принадлежит Джону Хэйсу, плотнику. Не может объяснить происхождения пятнадцати гиней, обнаруженных при нем трактирщиком; говорит, что их было двадцать; говорит, что выиграл их в карты в Эдинбурге две недели назад; говорит, что путешествует для развлечения; в то же время говорит, что едет в Бристоль по делу, которое есть вопрос жизни и смерти; вчера, в присутствии нескольких свидетелей, говорил, что направляется в Йорк; говорит, что обладает независимым состоянием, что у него крупные поместья в Ирландии и сто тысяч фунтов в Английском банке. Не имеет на себе ни рубашки, ни чулок, одет в мундир с меткой "С. С.". Внутри его ботфортов написано "Томас Роджерс", а на подкладке шляпы "Преподобный доктор Сноффлер".

Доктор Сноффлер был жителем города Вустера и недавно поместил в листке "Держи вора!" объявление с перечнем вещей, похищенных из его дома. На это мистер Макшейн возразил, что шляпу ему подменили в трактире, куда он прибыл в шляпе с золотым галуном, и готов подтвердить это под присягой. Однако нашлись свидетели, в свою очередь готовые подтвердить под присягой, что это неправда. Словом, еще немного, и он угодил бы в тюрьму за кражи, которых не совершал (ибо что касается шляпы, то она была куплена им у какого-то посетителя "Трех Грачей" за две пинты пива), - казалось, это уже неминуемо, но тут появилась старшая миссис Хэйс, и ей-то прапорщик был обязан тем, что сохранил свободу.

Когда трактирный конюх прибыл на серой лошади в дом Хэйсов, старого плотника уже не было дома; жена же его, выслушав привезенное известие, немедленно потребовала, чтобы к седлу была пристроена для нее подушка, и, взгромоздясь на эту подушку у конюха за спиной, приказала ему скакать что есть мочи к дому судьи Балланса.

Задыхаясь от спешки и волнения, вбежала она в комнату, где сидел судья.

- Ах, ваша честь, что вы хотите делать с этим достойным джентльменом? воскликнула она. - Ради всего святого, отпустите его! Тут каждая минута дорога - у него важное дело - речь идет о жизни и смерти.

- Я это говорил судье, - сказал прапорщик, - но он отказался верить моему слову - честному слову капитана Джерралдайна!

Макшейна легко было сбить, учинив ему целый допрос, но с отдельной ложью он вполне мог справиться; и в данном случае даже явил немалую изобретательность, желая сообщить миссис Хэйс имя, которым назвался.

- Как! Вам знаком капитан Джералдайн? - спросил мистер Балланс, отлично знавший жену плотника.

- Само собой, знаком! Мы с ней знакомы лет десять! Мы даже родственники! Она мне и дала ту самую лошадь, о которой я в шутку сказал, будто купил ее в Лондоне.

- Погодите, пусть она сама скажет. Миссис Хэйс, это правда, что капитан Джералдайн вам родственник?

- Да, да... правда!

- Весьма лестное родство! И вы дали ему лошадь сами, своею волей?

- Да, да, своею волей - я бы ему дала все, что угодно! Умоляю, ваша честь, отпустите его поскорей! У него дитя при смерти, - сказала старушка, залившись слезами. - И может погибнуть, не дождавшись... не дождавшись его возвращения!

Судью несколько удивило столь бурное сочувствие чужому горю; тем более что сам отец был, видимо, куда менее озабочен участью, грозившей его отпрыску, нежели добрая миссис Хэйс. Более того, услышав ее страстную мольбу, обращенную к судье, капитан Джералдайн ухмыльнулся и заметил:

- Не хлопочите, голубушка. Если его чести угодно ни за что ни про что арестовать порядочного человека, пусть арестует - закон нас рассудит. А что до дитяти - господь спаси и сохрани его, бедняжку.

Услышав эти слова, миссис Хэйс взмолилась еще жарче; и поскольку никакого обвинения задержанному предъявить не удалось, мистер Балланс махнул рукой и отпустил его.

Трактирщик и его друзья, немало смущенные, поплелись было прочь, но тут мистер Макшейн громовым голосом окликнул трактирщика и потребовал немедленно возвратить украденные пять гиней. Снова тот стал уверять и божиться, что в кармане у гостя больше пятнадцати не было. Но когда Макшейн на Библии поклялся, что было двадцать, и призвал миссис Хэйс в свидетели, что вчера вечером, за полчаса до того, как ему прибыть в трактир, в руках у него было двадцать золотых монет, и почтенная старушка выразила полную готовность подтвердить это под присягой, - лицо у трактирщика вытянулось, и он сказал, что не пересчитывал деньги, когда брал их, и хотя убежден по-прежнему, что было всего пятнадцать гиней, но, не желая, чтобы хоть тень подозрения коснулась его доброго имени, готов добавить пять гиней из своего кармана; что тут же и сделал, отсчитав прапорщику пять монет его собственных денег, или, вернее, денег миссис Хэйс.

Выйдя из дома судьи, мистер Макшейн не удержался, чтобы от полноты признательного сердца тут же не расцеловать миссис Хэйс в обе щеки. А когда она стала упрашивать взять ее с собой, чтобы ей поскорее обнять своего ненаглядного сынка, он великодушно согласился, и, усевшись на серую лошадь Джона Хэйса, парочка затрусила по дороге к Вустеру.

* * *

- Кого это Носач привез с собой? - произнес три часа спустя мистер Циклоп, одноглазый Броков сподвижник, без дела слонявшийся во дворе "Трех Грачей". Вопрос был вызван появлением прапорщика Макшейна в обществе матери злополучного пленника. Они добрались до Вустера без всяких приключений.

- Сейчас я буду иметь удовольствие, - прочувствованно сказал наш прапорщик, помогая миссис Хэйс слезть с лошади, - я буду иметь удовольствие воссоединить два любящих сердца. Мы люди суровой профессии, любезнейшая, но - ах! - подобные минуты вознаграждают нас за годы тягот. Сюда, сюда, любезнейшая. Направо, потом налево - здесь ступенька, не споткнитесь, - а теперь по коридору третья дверь.

Дверь была благополучно достигнута, и в ответ на условленный стук распахнулась, пропуская в комнату мистера Макшейна, который в одной руке зажимал двадцать золотых, а другою поддерживал почтенную даму.

Мы не станем подробно описывать встречу матери и сына. Старушка проливала обильные слезы; молодой человек искренне радовался, заключив, что родительница принесла ему избавление от всех напастей; миссис Кэт отошла в сторонку и кусала губы в некоторой растерянности; мистер Брок пересчитывал деньги; а мистер Макшейн усиленно подкреплялся спиртным, вознаграждая себя за труды, тревоги и испытания.