Запад-81 (СИ) - Александр Викторович Горохов

Стратегический бомбардировщик Ту-22

В 12:00, помня о выступлении по радио товарищи Молотова, собрал личный состав роты под деревьями и включил на полную громкость свой радиоприёмник. Всё повторилось. От обращения «Граждане и гра́жданки» до концовка выступления Наркома иностранных дел «Враг будет разбит, победа будет за нами».

Поразило, насколько сильно подействовало это выступление на наших людей, родившихся уже через пятнадцать-двадцать лет после начала войны. Тут же возник стихийный митинг, на котором военнослужащие, совершившие вчера тяжелейший марш, а потом всю ночь и часть утра зарывавшие в землю и маскировавшие боевые машины, клялись до последней капли крови защищать Советскую Родину от немецко-фашистских захватчиков. Причём, выступали добровольно, никого не приходилось подталкивать к этим выступлениям. А через полчаса меня просто завалили заявлениями о приёме в партию. И не только от командиров взводов, но и от прапорщиков и некоторых солдат.

— А почему мне, а не парторгу батальона? — удивился я.

— Так вас мы лучше знаем, — пояснил один из сержантов. — Да и вы нас тоже. Так что уж походатайствуйте, товарищ гвардии лейтенант.

Пришлось идти в штаб батальона.

Его тоже разместили в лесу. И вообще наш комбат уделил так много внимания маскировке, что местами даже полянки, на которые людям приходится выходить, прикрыты сверху масксетями. Немецкие самолёты-разведчики время от времени пролетали вблизи нас, но наше расположение, судя по всему, ещё не обнаружили. По крайней мере, попыток бомбить нас никто не предпринимал. Или это последствия того, что немецкую авиацию сегодня неплохо выбили? Ведь, насколько помню, по численности самолётов мы в Белоруссии на 22 июня не уступали немцам. А если учесть, что первый удар «стратеги» Ту-22 нанесли по немецким аэродромам, где готовилась к налёту вторая волна фашистских бомбардировщиков и истребителей, то, возможно, ситуация с авиаподдержкой перевернулась на 180 градусов.

Первый вопрос в штабе, разумеется, о положении дел на фронте.

— Пока ничего толком не ясно, — махнул рукой майор Валянский. — Из полка передают, что немцы пока не подошли. Под Гродно, судя по радиоперехватам, начались бои на дальних северо-западных подступах к городу: всё ещё держится 56-я стрелковая дивизия. Разведчики говорят, что с утра город пытались бомбить, но основную часть бомбардировщиков отогнали наши истребители. Севернее, в район Алитуса, как передают из полка, тоже пока спокойно. Там на подступах к городу окапывается 5-я танковая дивизия и 184-я стрелковая. Дальше местные радиостанции уже не слышно.

Дмитрий Аркадиевич поинтересовался причиной моего появления в штабе и похвалил меня.

— Молодец, Александр Григорьевич! Хорошо придумал с радиоприёмником. Потребую от всех замполитов взять это на вооружение. Чтобы, по крайней мере, сводки Совинформбюро записывали и пересказывали личному составу. Или оно ещё не создано?

Я только пожал плечами. Помню, что его организовали буквально в первые дни войны, но когда именно, не интересовался.

— Ну, если его ещё нет, то всё равно Москва уже что-нибудь должна передавать. О том, какие настроения в роте, я по твоему докладу понял. Ты мне другое скажи: люди отдыхают? Проследи за тем, чтобы каждый боец хотя бы часа четыре поспал.

— Капитан Злобин позаботился. Палатки, как вы приказали, ставить не стали, а масксети развернули, чтобы люди могли подремать. Только ведь, понимаете, когда утром загрохотало, всё равно все подорвались. Все ждут, когда их в бой пошлют.

— Нескоро. Разведчики докладывают, что передовые части немецкого 57-го корпуса ещё даже до Лейспалинге не добрались. А от него до Меркине ещё двадцать вёрст по минированной дороге. Пусть люди спокойно спят. У них завтра будет много забот.

По возвращении в расположение роты доложил о новостях капитану Злобину, и тот отправил спать и меня: я же успел прикорнуть всего-то часа четыре, пока личный состав занимался рытьём капониров для боевых машин и маскировкой техники. И проснулся сам от поднявшейся суеты.

На часах было семь вечера. Где-то восточнее, в глубине леса прогревались моторы.

— Что стряслось? — спросил я капитана, найдя его у командирской боевой машины.

— Всё нормально. Сейчас наша артиллерия чуть-чуть пощиплет фашистов. Немецкие мотоциклисты вышли к мосту в Меркине. Ну, их и порубили из пулемётов. А разведка доложила, что из-за подрыва мин на дороге голова немецкой колонны застряла километрах в десяти восточнее Лейспалинге. Лучше момента для артудара не найти.

Сначала «Уралы» с расчехлёнными направляющими ракетной системы уползли между деревьями к западу километра на полтора от нас, а следом зарычали дизельными моторами, уходя восточнее, «Гвозди́ки». Но первыми огонь открыли 122-мм самоходки. Сначала пару раз «гавкнули» одиночными, пристрелочными выстрелами, а потом открыли беглый огонь. А следом с визгом заработали все 12 «Градов».

БМ-21 «Град»

Ох, и поплохеет сейчас фашистам где-то на дороге к Меркине и в местечке Лейспалинге! В книжках описано, какое воздействие оказывала на немцев стрельба из «Катюш», но это было намного позже, уже поздней осенью 1941 года. А сейчас, 22 июня, они вообще ещё ни разу не сталкивались со «сталинскими органами».

Не прошло и пяти минут, как в той стороне, куда отстрелялись «Грады», стал подниматься вверх гигантский столб чёрного дыма. Такие же чёрные, но куда меньшие по размерам, дымы росли севернее. Это самоходки, в отличие уже вернувшихся на замаскированные стоянки «Градов», продолжали огонь по забитой немецкой техникой дороге к Меркине.

Стреляли полчаса, пока локатор машины управления зенитным огнём не сообщил, что поймал групповую воздушную цель, направляющуюся в нашу сторону. Пусть наше воздушное прикрытие уже минут пять вертится над нами, но лучше не демаскировать огневые позиции самоходчиков и избегать случайного поражения столь грозной, но малочисленной силы, как полковой артдивизион.

22 июня 1941 года, 23:10, кабинет командующего Западного фронта.

— Товарищ генерал армии, копия отчёта о действиях за день Особой группы войск Резерва главного командования.

Комплект техники ЗАС, засекреченной аппаратуры связи, вчера установили не только в московском узле связи Генштаба, но и в Минске. Несколько «ящиков», позволяющих автоматически шифровать и расшифровывать как текстовые, так и голосовые сообщения. «Гарантированной стойкости к расшифровке», выразился специалист из 1981 года. Это значит, никоим образом не поддающейся расшифровке, даже если кто-то посторонний умудрится записать радиопередачу на недавно появившиеся у империалистов магнитофоны. Сигнал аппаратуры, шифрующей голос, и вовсе напоминает какое-то невнятное ритмичное бульканье, а не человеческую речь, как доложили связисты. Но отчёт напечатан на узких лентах, вроде телеграммных, наклеенных на лист обычной бумаги.

'В первые минуты войны нанесены два ракетных удара по войскам противника, сконцентрированным на Сувалкинском выступе для нападения на СССР. Авиаразведка подтвердила, что пять из шести выпущенных