Соучастие постфактум - Вивиан Э. Чарльз

– Не знаю, – засомневался Бирн. – Что у нас со временем?

– Всего половина десятого, – ответил Хед, взглянув на часы.

– Ты уже нашел, где остановиться на ночь?

– «Гранд-Палас». Я знаю, что это в центре.

– Деревенские кузены всегда направляются в «Гранд-Палас», – Бирн допил стакан. – Упакуй эту картинную галерею в свой баул. И почему ты не мог взять с собой приличный чемоданчик, чтобы мне не было стыдно за тебя? Пойдем в «Квадрариан» и посмотрим, удастся ли нам застать Джимми Уидса. Тебе нужен как раз он.

– Никогда о нем не слышал, – собирая фотографии, признался Хед.

– Да? Тебе нужно многое узнать. Джимми – тамошний режиссер, и если бы он записал хотя бы половину своих воспоминаний, то его бы так активно обвиняли в диффамации, что все адвокаты страны оказались бы завалены работой на несколько лет. Со мной он заговорит. Ты уже поел?

– В вагоне-ресторане. А что?

– Никогда не говори с Джимми Уидсом на пустой желудок, вот что. У него большие запасы мягкого виски, а оно коварно. Пошли.

И они пошли. Короткая прогулка привела их к сверкающему фасаду театра «Квадрариан», где Бирн проигнорировал вход в кричаще-яркий вестибюль, вместо этого войдя в неприметную боковую дверь, за которой находился недлинный и пустой коридор. Они с Хедом поднялись по угловой лестнице к полуостекленной двери. Бирн постучал в нее, и хриплый голос пригласил их войти. Бирн ступил в хорошо меблированный офис, напоминавший комнату Мортимера из Вестингборо – здесь стены были так же увешаны фотографиями с автографами героев сцены.

Крупный мужчина средних лет поднялся со стоявшего у камина кресла и протянул руку для рукопожатия.

– Бирн, ради всего святого! – воскликнул он. Богатый и глубокий тон его голоса напомнил Хеду праздничные церемонии. – Когда я услышал о печальной кончине Эдди, то подумал, что кто-то из ваших вскоре придет ко мне.

– И вот мы здесь, – заявил Бирн. – А это – мой кузен, который служит инспектором в Вестингборо. Я сказал ему, что вы сумеете предоставить информацию, которая может оказаться полезной. Джерри, это мистер Джимми Уидс, и если ты сможешь остаться трезв, то ты умнее меня.

– Какая честь! – заметил Уидс, пожимая руку Хеду. – Я никогда не думал, что повстречаюсь с человеком, раскрывшим дело Форреста. Мистер Хед, присаживайтесь и подождите, пока я достаю бутылку. Надеюсь, вы не трезвенник?

– Только временами, мистер Уидс, – заверил его Хед.

– Ага! Благородно. И, как я понимаю, вам нужны подробности о жизни нашего покойного шефа? Могу заметить, мы можем еще раз вспомнить слова прославленного драматурга, словно мы стоим над трупом жестоко убиенного человека. Поистине, как говорил Макбет, это кровавый замысел!

Говоря, он вынимал из шкафа бутылку и стаканы. Затем он протянул гостям поднос, на котором стояли три стакана и сифон с содовой.

– Как вы догадываетесь, я имел в виду его смерть, а не жизнь, – добавил он. – Количество содовой я оставил на ваше усмотрение.

– Но как всегда почти не оставил места для нее, – заметил Бирн.

– Мистер Хед, не обращайте внимания на эту иронию, – садясь на свое место, посоветовал Уидс. – Скажите, чем я могу помочь? Я буду вдвойне рад знакомству с вами, если информация, которую я могу предоставить, поможет предать преступника в руки правосудия. Могу вам сказать, что я пристально слежу за криминальной хроникой.

– Вы знаете мистера Фрэнка Мортимера, который работает актером? – начал Хед.

– Фрэнки? Знаю ли я его? – удивился Уидс. – Но вы явно не можете подозревать Фрэнки! Временами он сильно ссорился с Эдди, но Фрэнки не хладнокровный убийца! О, нет, мистер Хед! Я никак не могу с этим согласиться!

– Этим утром я долго говорил с ним, – улыбнулся Хед, – и получил от него хорошее представление о личности Картера. Если позабыть эпитеты, которыми он вознаградил покойного, то не останется сомнений, что у него были довольно свободные нравы.

– Верно, прекрасный пол был его слабостью, – осторожно согласился Уидс. – Но, мистер Хед, позвольте заметить, что вы не должны судить лиц нашей профессии по консервативным стандартам. Заставьте нас жить согласно условностям, и мы умрем, словно нас никогда и не было. Наши слабости перерастают в страсть, и да простите меня, если я перефразирую: «Любовью жизнь окружена».[9] Окружена и наполнена.

Уидс излагал свою речь, восторгаясь собственными фразами, затем сделал глоток и взглянул на Хеда, словно ожидая, что инспектор его одернет. Тот кивнул.

– Насколько я понимаю, мистер Картер очень часто «бывал окружен».

– Он смаковал любовь, – согласился Уидс. – О да, он собирал нектар со многих цветов. И кто теперь его осудит?

– Я не осуждаю его, а ищу убийцу, – заметил Хед. – Кто-то из тех, кого он смаковал, мог стать его врагом, и если вы сможете рассказать…

– Мистер Хед, – перебил его Уидс, – нам понадобится назначить еще одну встречу, чтобы я смог пересказать все, что знаю об этой стороне жизни нашего покойного Эдди. Сегодня же я смогу лишь слегка затронуть ее края. Он более десяти лет провел здесь.

– И все это время возился с ульем?

– С ульем??? – не понял Уидс.

– Смакуя нектар, как вы это обозначили, – пояснил Хед, и на лице Бирна расплылась улыбка.

– А, верно! Да, определенно. Да. У гениев свои прерогативы, а кто может отрицать, что Эдди был гением? Таких, как он, мы больше не увидим. Все его слабости будут похоронены вместе с ним.

– Да, но похороны еще не прошли, – заметил Хед, – так что у нас есть время, по крайней мере, до них. А теперь, мистер Уидс, не знаете, были ли у покойного какие-либо дела с человеком по имени Питер Вески?

– О да – трио Вески! Он открыл их. И… но ведь… и все же… Возможно ли это? Питер Вески!

– Вы расскажете все о связи между ними, настолько подробно, насколько только сможете?

– Подробно! – Уидс на какое-то время задумался, театрально приложив руку ко лбу. Затем он встал, взял большой альбом с тумбочки и принялся листать массивные страницы. В конце концов он подошел к Хеду и положил раскрытый альбом ему на колени. – Вот они! Питер посередине.

Это был большой старинный фотоснимок трех человек, в одинаковых коротких штанах и, вне сомнения, с такими осиными талиями и пышными рукавами они могли бы быть пажами времен Тюдоров. У все троих были пышные прически и большие темные глаза – парни так сильно походили друг на друга, что было ясно: фотограф старался сделать так, чтобы их было не различить, и если бы их рассматривали по отдельности, было бы трудно понять, кто есть кто. Вероятно, грим усиливал сходство, но оно было бы заметно и без него.

– По-видимому, братья, – заметил Хед.

– Вернее, брат и две сестры, – поправил Уидс. – Трио Вески. Слева – Нита, то есть Анита. Посередине – Питер. А справа – Кита. Эдди нашел их, раскрутил их, а в конце – разрушил их. Может быть, посередине как раз виновник его гибели – Питер Вески. Я не знаю, но это возможно. Нита, Кита и Питер в свое время были прекрасной командой, от их выступлений захватывало дух. Увы, выступлений больше нет!

– Каковы они были? – рутинно спросил Хед.

– Чего там только не было! – запричитал Уидс. – Аплодисменты продолжались и продолжались, пока они не выходили на бис!

– И что же они делали, чтобы заслужить такую реакцию зрителей?

– Чтобы оценить их представление, их нужно было видеть и слышать, – ответил Уидс. – Расскажу лишь об одной детали. Кита выходила из-за кулис в маленькой металлической шапочке. На шапочке был небольшой цилиндр в шесть дюймов длиной. На этом цилиндре был коврик, а на нем лежала Нита – она балансировала на нем, лежа на спине и придерживаясь горизонтального положения, напевая при этом одну из тех озорных песенок, исполнение которых вызывало овацию. В дальней части сцены стоял Питер с мотком веревки. При появлении сестер он начинал размахивать веревкой – так, как это делают ковбои. Он бросал ее и сбивал концом веревки цилиндр, так что Нита на своем коврике падала на голову Киты, но продолжала при этом петь! И это лишь часть выступления.