Конец белого ордена - Марк Чачко

Возница с таким вкусом проговорил про «острые топорики», что у Володи даже холодок прошел по спине. Он внимательно взглянул на старика. Да, старичок только с виду тихий и смирный. Весь хищно изогнулся, русая борода подрагивает, глаза удалью разгорелись. Видно, не хуже тех кудеяровых молодцов в свои годы на большой дороге пошаливал…

— И на царицу Кудеяр осмелился напасть? Ведь она, надо думать, с большой охраной ездила.

— Что ж охрана, — хитро зажмурился старик, — разогнали стражу… Нападающий завсегда яростней дерется. Необузданная сила. Царицу, стало быть, из кареты за руки вытащили вон. Карета не простая, а из чистого золота. Спрятали ее в потаенном логу. Да… Вот как…

— Кого же, царицу или карету?

Старик на минуту умолк, выругался, сказал в сердцах:

— Ну тебя, дуралея.

Якубовский проснулся и засмеялся. Засмеялся и Володя, нисколько не обидевшись на старика. Он обернулся к Якубовскому и спросил:

— Слыхали, Глеб Илларионович, рассказ про атамана разбойников? Что-то вроде Стеньки Разина Брянского уезда…

— А ты не смейся. Был такой Кудеяр, — сказал Якубовский. — Про него Некрасов упоминает в поэме «Кому на Руси жить хорошо». Кстати, образ разбойника нарисован в сочувственных красках. Защитник народный… Но вот, кажется, мы к этому самому оврагу и подъезжаем.

Якубовский и Володя спрыгнули с повозки. Пошли рядом. Старик еще немного проехал вперед. Потом остановился, слез с облучка и стал взнуздывать коней перед спуском в глубокий овраг.

У края обрыва чекисты остановились, немного постояли молча. В лицо пахнуло сыростью. В огромной впадине с торчащими из нее вкривь и вкось старыми деревьями, с ее сумраком, буреломом, буйными зарослями волчьих ягод, крапивы, лопухов и мха было что-то первобытно-дикое и в то же время чарующее.

— В некотором царстве, в тридевятом государстве, — нараспев произнес Корабельников и ринулся вниз по крутому скату, поминутно срываясь, хватаясь руками за ветви, скользя и расшвыривая слежавшиеся прошлогодние листья.

Внизу по каменистому ложу булькала светлая струя родничка. Присев на корточки, Володя с горстки напился. Подошел Якубовский. Тоже с удовольствием утолил жажду, оглядел сумрачный овраг, в раздумье сказал:

— В таком заповедном местечке вполне могли скрываться разбойники. Настоящие дебри дремучие…

Послышался треск валежника. Показался возница, осторожно ведущий лошадок под уздцы. Достигнув дна оврага, старик, не задерживаясь, вскочил на облучок и подхлестнул лошадок. Те легко вынесли повозку наверх.

Вскоре выбрались из оврага и чекисты. Старик дожидался их наверху. Сиденья были приведены в порядок, сено аккуратно покрыто рядном. Чекисты уселись, и повозка покатила дальше.

После оврага опять потянулись холмистые поля, лощинки. Вдали, блестя на солнце, показалась колокольня Ольховской церквушки.

И вдруг издали ударил выстрел и покатился над косогорами. Потом хлестнул второй, третий… Старик натянул вожжи. Лошадки стали. Чекисты переглянулись. Что могла означать эта перестрелка? Кто ее затеял? Во всяком случае, медлить нельзя. Якубовский приказал вознице:

— Гони, дед, гони!

— Куда? Под пули?

— Что ж поделаешь. Уклоняться нам не с руки. Если боишься — слезай, сами поедем. За коней можешь не беспокоится. Коней тебе вернем.

— Нет, коней я не отдам, — сказал старик. — Как же можно коней?..

Он привстал, поглубже нахлобучил шапку на лоб, залихватски гикнул и хлестнул кнутом. Лошади понеслись вскачь. Так, галопом, и проскакали версты две. Стрельба внезапно прекратилась. Лошадки перешли на шаг. Старик снял шапку, перекрестился и вытер рукавом мокрый потный лоб.

У околицы Ольховки однорукий, заросший щетиной мужик в засаленном австрийском мундире окликнул возницу и велел ему остановиться. Старик придержал лошадей. Тотчас же из ближайших калиток и садов, перемахивая через плетни, повыскакивали вооруженные мужики.

— Кто такие? — спросил однорукий, подходя к повозке.

Якубовский назвал себя и показал удостоверение.

— Фу, черт, — засмеялся однорукий. — Маленькая промашка. Думал, опять к нам господа перебежчики пожаловали. У нас тут, докладываю вам, сражение разгорелось. Одного офицера наповал срезали, в хлеву пока лежит. Двоих под замок в клуню посадили. А один все же драпанул…

Однорукий — Иван Долгополов, оказавшийся бывшим солдатом, — рассказал, что вчера в деревню заявилось четверо неизвестных граждан. Попросились в одной избе на ночлег. Назвались солдатами, идущими домой, на Украину. Слух о странных гостях дошел до Долгополова. Немало офицеров в то время нелегально пробирались к гетману Скоропадскому. Видно, и эти были из таких…

Утром белогвардейцы собрались уходить. Их хотели задержать. Офицеры не подчинились, открыли стрельбу и пустились удирать к лесу. Завязалась перестрелка.

— Кому же удалось удрать? — спросил Якубовский. — Какой он из себя?

— Самый старший, с бородкой. А бежал шибко, как заяц. Ничего, далеко, однако, не уйдет. Снарядили за ним погоню…

Однорукий повел чекистов к арестованным, а потом в сарай, где лежал убитый. Володя узнал в нем подполковника Улыбышева.

Большинство членов контрреволюционной организации «Орден мономаховцев» удалось арестовать и обезвредить. Андрея Романова задержали у нейтральной полосы. Сопротивления он не оказал…

Через две недели выписали из больницы Устюжаева. Он еще хромал и ходил с палочкой. Но дома ему не сиделось, и он упросил Якубовского включить его в оперативную группу, которая должна была спешно заняться новым делом. Предстояла поездка в Рыбинск.

В последний день перед отъездом, когда сборы в дорогу уже были закончены, Володя Корабельников спросил своего друга:

— Пашка, сходим-ка на Арбат?

— В Афанасьевский переулок? Один стесняешься?

— Как тебе сказать? Просто Катя будет тебе чрезвычайно рада. У нее к тебе особое отношение, как к своему спасителю, к человеку гордому и бесстрашному…

Устюжаев смутился:

— Брось! Ну вот еще…

И молодые чекисты, шутливо переговариваясь, пошли к Арбату.

Об авторе

Марк Ильич Чачко родился в 1906 году. Восемнадцатилетним юношей начал работать на прославленном революционными традициями киевском заводе «Арсенал». Здесь же вступал и в комсомол и в ряды Коммунистической партии. Долгое время редактировал заводскую многотиражку «Червонопрапорник».

Первые книги М. Чачко вышли в Москве еще в 30-е годы. Во время Великой Отечественной войны М. Чачко, будучи специальным корреспондентом армейской газеты, был награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней и многими медалями.