Монастырь (Книга 1) - Баян Ширянов

- Так очередь... - попытался оправдаться зек.

- Не мог сказать, что для меня? - нравоучительно поинтересовался Глыба.

- Так я говорил... Не верят...

- Ладно, иди, давай!

- Я тут в холодильник...

На это Глыбко лишь отмахнулся. Он поставил банку в центр стола, торжественно развернул кропаль и высыпал заварку в кипяток.

- Хорошо. - кивнул Шмасть. - этого на сегодняшнюю ночь. А на завтра?

- А на завтра - повторил Глыба, - Пущай Хват с Молотком кумекают.

Эти зеки были буграми 81-й и 82-й бригад и людей у них было примерно столько же, сколько в бригаде Глыбко.

- А твой Мешочник не закемарит? - подозрительно спросил Котел.

- Какое! - пробасил бугор, - Бессонница у старпера. Хотел его в третью кинуть, да не собрался пока. Коллектив там сработался. По сто тридцать процентов дают.

А через двое суток опять его в ночное. Пусть зеков пасет! - И Глыба расхохотался своей немудреной шутке.

Пока завхоз, шныри и бугры, чаевничали, Молоток и Хват заглянули на огонек и выделили по одному мухомору, пробило десять вечера. ДПНК объявил отбой и Котел послал Шмасть выгнать зеков из пэвээрки и потушить в секции свет.

Несмотря на отбой, тусовки в секции все равно продолжались и поэтому никто не обратил внимания на отсутствие Сапрунова.

Лишь когда, за полчаса до полуночи, ушла третья смена, Исакову стукнуло пересчитать зеков. Одного не хватало.

Залетев в каптерку, Игорь закричал:

- Братва! Человек исчез!

Все отреагировали моментально, вскочив и чуть не опрокинув при этом стол.

- Сапрунов? - предположил Шмасть.

- Он, сука! - Котел с силой сжал кулаки. - Встречу - так отделаю!

- Если будет кого встречать. - хмуро отозвался Пепел.

- Ладно, мужики, - Хват первым сориентировался в обстановке и принял решение, - Пошли по соседним отрядам, устроим шмон. Вдруг он туда к кентам заскочил. А уж если его и там нет...

- На вахту? - осторожно предположил Исаков и невольно поежился от направленных на него взглядов.

- Туда, блин, туда... - подтвердил Глыба.

Зеки тут же разбежались по соседним отрядам, но поиски ни на третьем, ни на первом этажах ничего не дали. Сапрунов как сквозь землю провалился.

Часы уже показывали полночь. Снялась с промзоны третья смена и в полутемной, освещаемой лишь единственной лампочкой секции, вновь началась тихая суета.

- Что же делать? - Котел ходил по каптерке из угла в угол. - Блин, через час прапора придут, а у меня человека не хватает.

- Да успокойся, ты, - нервно проговорил бригадир 82-й, - Будь молотком!

- А ты, Молоток, заткнулся бы! - рявкнул Глыба. - Один хрен не из твоей бригады он!

Пепел понуро сидел перед банкой с остатками остывшего чая. В суматохе так никто и не удосужился его допить. Шмасть ковырял в носу, прикидывая, чем может обернуться это дело. Теперь всем было ясно, что это именно Сапрунов вырвал записи Гладышева и теперь отправился мстить убийце. Но вряд ли он один сможет чего-нибудь сделать.

В томительном ожидании непонятно чего прошел еще час. И лишь минутная стрелка щелчком переползла к двенадцати, с промзоны раздался истошный крик, от которого задрожали стекла. Раздался и тут же смолк. Почти сразу же вопль повторился, но уже гораздо ближе. Второй крик был долгий, отчаянный, полный смертельной безысходности. Пока завхоз и все кто были в каптерке выбегали на улицу, ор стал гораздо тише, и начал перемежаться какими-то бульканиями.

Котел посмотрел наверх. Там, на решетке соседней локалки темнело в свете прожектора чье-то тело. Не было никаких сомнений, что там умирал Сапрунов.

- Помо... - донесся тихий всхлип и все смолкло.

И в тот же миг на промзоне завыли сирены, заметались лучи прожекторов.

- А там-то кто кричал? - Молоток недоуменно переводил взгляд с одного зека на другого.

Котел знал кто кричал на промке, но его беспокоила отнюдь не смерть приговоренного блатного.

- Что ж делать-то теперь? - громко спросил Исаков и пар из его рта вылетел и растворился в воздухе, как и слова.

Ответа завхоз не получил.

ГЛАВА 3

Страх смерти.

1.

Трупы номер два и три.

Прошмонать, прибежавший за Игнатом Федоровичем к нему на квартиру, кума уже не застал. Лапша, едва заслышав сирену, понял, что на зоне произошло очередное убийство и сам поспешил в монастырь.

Несмотря на поздний час, Лакшин еще не ложился. Он несколько раз перечитывал фотографию с текстом предпоследней страницы дневника и пытался понять, как же такое стало возможно? Как место заключения, монастырь использовался аж с тридцатых годов. Его множество раз перестраивали, делали капитальные ремонты, рушили перегородки между кельями. То же самое происходило и с другим монастырем, соседним, тоже зоной, но уже женской.

Почему же никто за все это время не смог наткнуться на тайные ходы в стенах? Впрочем, ответ мог быть лишь один. Ведь все перестройки проводились руками зеков, хотя и под надзором солдат. А если преступник обнаруживал нечто, что могло бы ему послужить в дальнейшем, типа тайника, он ведь вряд ли стал бы кричать об этом на каждом углу. Напротив, зек всеми силами стал бы оберегать эту тайну ото всех. Но пошел бы этот гипотетический хранитель секрета на убийство? Кум уже точно знал, что да. В лагере люди гибли и за прикосновение к куда меньшим тайнам. А тут был готовый ход на волю.

Однако, насколько помнил Игнат Федорович, побегов за последнее время случалось лишь пять. И все из разных отрядов. Причем побегушники использовали достаточно стандартные методы. Никто из них не исчезал и не появлялся уже за стенами монастыря. Всякий раз Лакшин находил следы подготовки побега.

Единственный подкоп, который пытались сделать шесть лет назад, так и не увенчался успехом. Зеки, в количестве четырех человек, уткнулись в фундамент стены и не смогли пробиться ниже. Их заложили и отправили в Хумск на раскрутку. Больше майор этих деятелей не видел.

Тогда как же монашки смогли сделать то же самое, причем не привлекая внимания наверняка строгих настоятельниц?

Загадки громоздились одна на другую, но основными вопросами, которые должен был сейчас решить Игнат Федорович являлись нахождение входа в потайные ходы и тех, кто ими так активно пользуется.

Зацепок же не было почти никаких. Кроме, разве что дневника Гладышева, да и тот исчез.

Единственная, достаточно хлипкая надежда была на ночных дежурных, которых Лакшин распорядился выделить в каждом отряде, да на регулярные обходы прапоров. Но майор не обольщался в действенности этих методов. Куда больше надежды было на стукачей. Но они почему-то молчали, словно кто-то прочно заткнул им рты.

Кум невольно хмыкнул. Уж если неведомые преступники не остановились перед убийством, то им ничего не стоит лишь припугнуть потенциальных "дятлов", и никто ничего не узнает. Весь вопрос в том, как бы нейтрализовать этот страх. Но Игнат Федорович прекрасно понимал, что никаких гарантий по сохранении жизни доносчикам он дать не может. И разговор с Крапчатым лишний раз подтвердил этот невеселый факт.

Мысли Лакшина теперь перескочили на вора в законе. Знает ли он о секретных ходах? Предположим, что знает. Тогда он запросто мог бы так запугать Гладышева, что зек думать забыл бы о своих фольклорных изысканиях. Но если Гладышев не согласился бы молчать? Тогда смерть. Игнат Федорович слишком плохо знал этого осужденного. Мог ли он попереть буром или упереться рогом? Или он захотел чтобы его взяли в долю и за это поплатился? Ничего не ясно. Но тогда авторитет будет всячески запутывать кума, подкидывая ложную информацию, чтобы не дать ни малейшего шанса выйти на секрет ходов.

А если Крапчатый, во что достаточно трудно поверить, действительно не при делах? Тогда внешне он будет вести себя точно так же. Да и сведения, которыми он обещал поделиться, тоже будут малого стоить.

В этот момент размышления Игната Федоровича прервал звук сирены. В окно его квартиры было видно как заметались над толстыми стенами монастыря лучи прожекторов.

Быстро накинув шинель, кум бегом направился к вахте. Там, из высокого начальства колонии, он оказался первым. Прапорщик Бычара переминался с ноги на ногу, смотрел на майора сумасшедшими глазами и явно не знал с чего начать.

- Тут это... Бычары, в общем... Одному голову срубило, второй на решке висит... Как утром...

- Что! - такое сообщение разом вывело из равновесия всегда спокойного Лакшина. - Два трупа?!

- Угу... - улыбаясь закивал прапорщик. - Два!

- Этого еще не хватало! - с досадой произнес кум.

- Так, стало быть... Бычары, одно слово... - Бычара не знал что сказать и поэтому городил первое, что приходило в голову.

Определить какой труп важнее, Игнату Федоровичу не составило труда. Естественно, тот, что висел на решетке. Лакшин готов был поспорить, что он увидит там осужденного Сапрунова. И не ошибся.

- Кто у того, кому голову отрубило?

- Этот, Лупатый... То есть, старший прапорщик Глазьев.