Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли

Кирка выпала у Коллинза из рук.

Они не могут этого сделать! Акционерное общество «Утилизатор» должно понять свою ошибку! Это же их вина, что машина провалилась в Прошлое. Не могут же они этого не знать.

— Всё это — сплошная ошибка! — сказал Коллинз.

— Никакая не ошибка, — возразил Яиг. — У них большой недостаток в рабочей силе. Набирают где попало. Ну, пошли. Первую тысячу лет трудно, а потом привыкаешь.

Коллинз двинулся следом за Янгом, потом остановился.

— Первую тысячу лет? Я столько не проживу!

— Проживёшь! — заверил его Янг. — Ты же получил бессмертие. Разве забыл?

Он получил бессмертие как раз в ту минуту, когда они отняли у него машину. А может быть, они взяли её потом?

Вдруг Коллинз что-то припомнил. Странно, в том счёте, который предъявил ему Флайн, бессмертия как будто вовсе не стояло.

— А сколько они насчитали мне за бессмертие? — спросил он.

Янг поглядел на него и рассмеялся.

— Не прикидывайся простачком, приятель. Пора бы уж тебе кой-что сообразить. — Он подтолкнул Коллинза к каменоломне.

— Ясное дело, этим-то они награждают задаром.

Жрун

The Hungry — Fantastic, June 1954; перевод: Сергей В. Гонтарев

Ложке не нравилось.

Ложке очень не нравилось, что в ней сидит Жрун. Но она ничего не могла поделать.

— Ну же, солнышко, ещё одну ложечку, — говорила мама, склонившись над высоким детским стульчиком. От неё пахло приятным и тёплым.

Мама не знала, что в ложке сидит Жрун. И папа не знал, хотя из-за него всё и началось. Знал только Пушок, но ему было всё равно.

— Солнышко, съешь. Это чудный сливовый пудинг. Ты же любишь сливовый пудинг. Ну же, малыш…

Малыш плотно сжал губы и решительно отвернулся. Да, он любит сливовый пудинг, но сейчас в ложке сидит Жрун. Жрун обидит его. Это малыш знал точно.

— Ладно, — сказала мама. — Всё — значит всё. — Она выпрямилась и вытерла малышу рот. Потом взяла тарелку со сливовым пудингом в одну руку и ложку в другую. Мама высокая и светлая, хотя не такая высокая, как папа. А папа не такой светлый, как мама. Вот почему малыш любит маму больше.

— Джим… ты не…

— Нет! — отрезал папа. Он сидел за рабочим столом над ворохом бумаг.

— Ты же не знаешь, что я хотела спросить, — тихо сказала мама. Она всегда говорила тихо, когда папа отвечал ей таким тоном.

Жрун услышал, ухмыльнулся и толкнул ложку.

— О чёрт! — Мама наклонилась, чтобы поднять ложку. — Пудинг испачкал ковёр. Отмоется или нет?

— Не спрашивай меня, — пробормотал папа, склонившись над бумагами.

Во всём виноват папа. Если бы он не рассердился утром на маму, Жрун не явился бы. Но папа рассердился, и Жрун пришёл. Он приходит всегда, когда кто-нибудь злится. Он так питается.

Жрун часто навещает людей этажом ниже, потому что они вечно орут друг на друга. Папа и мама посмеивались над людьми снизу. Но это не смешно! Только не тогда, когда там Жрун!

Мама унесла ложку на кухню, но ложка уже не была опасной. Жрун покинул её и теперь медленно кружил по гостиной, высматривая, во что бы войти. Он пролетел вокруг люстры, заставив свет мигать. Малыш следил за ним широко раскрытыми глазами. Потом захныкал.

— О боже, — вздохнул папа, отрываясь от бумаг. — Неужели мне не дадут хоть немного покоя — даже воскресным утром?

— Может, он хочет ещё молока? — спросила себя мама. Но Жрун уже вкусил папиного раздражения, и это сделало его сильнее. Он метнулся через комнату и запрыгнул внутрь папиной ручки.

Увидев это, малыш начал трясти стульчик и расплакался по-настоящему.

— Чёрт возьми! — крикнул папа и бросил ручку. — Ну вот, клякса! Я не могу сосредоточиться, когда так шумно!

Жрун заставил папу злиться на малыша, хотя на самом деле папе мешал работать именно Жрун. Жрун очень умный.

— Ему всего одиннадцать месяцев, — сказала мама. Жрун попробовал её голос на вкус и остался доволен. — Мне очень жаль, что тебе не подходят его манеры.

Впервые мама сердилась всё утро напролёт. Она ничего не сказала, когда папа пожаловался на подгоревшие кексы, хотя в этом была не её вина: это Жрун заставил духовку нагреваться чересчур быстро. Она не стала оправдываться, когда папа обвинил её, что она прячет его сигареты, хотя это Жрун столкнул их за письменный стол. А когда у папы устали глаза, потому что Жрун мельтешил над газетой, мешая ему читать, и папа сделал маме замечание, что она не укладывается в семейный бюджет, мама опять ничего не ответила.

Но теперь она разозлилась.

Папа начал жалеть о своём поведении, но Жрун тут же сдул со стола все бумаги, притворившись сквозняком из окна.

— Всё утро наперекосяк, — скривился папа.

— Он сейчас успокоится. — Мама взяла малыша, подняла вверх, вверх, вверх — и опустила на ковёр гостиной.

Папа собрал с пола бумаги, вытер у ручки перо, достал сигарету. Прикурил, хоть Жрун и пробовал задуть спичку, и вернулся к работе. Но успокоиться папа уже не мог.

И Жрун знал об этом. Последний раз, когда Жрун входил в маму, она обожгла руку о плиту, и Жрун несколько часов ел её боль. А сейчас он ест папино раздражение. Он был очень голоден, и ему хотелось ещё больше.

Жрун запрыгнул в резиновую утку малыша, рассчитывая, что малыш не заметит. Но малыш заметил и быстро отполз прочь. Пушок сидел рядом на ковре, наблюдая за происходящим. Пушок не друг. Он тоже видит Жруна, но его это не волнует.