Легенда о Рэндидли Гостхаунде - Puddles

Несмотря на то, что он потратил довольно много своих неистовых эмоций в битве ранее, казалось, что все вдруг закружилось, когда он посмотрел в глаза Лукреции в этот момент. Насилие снова забурлило в его венах, изо всех сил пытаясь найти выход. Его сердце колотилось. Рэнди стиснул зубы и кивнул. — Я просто хочу знать, действительно ли она мертва.

«Ха! К сожалению, даже я не могу сказать что-то подобное, — покачала головой Лукреция. Но затем она повернулась к Рэндидли и коснулась его плеча. Она провела пальцем внутрь, через его ключицу, пока не достигла другого плеча. — …но то, что ты чувствуешь, — это определенный знак, Рэндидли. Я не знаю, что случилось с Истрикс… но карма между вами двумя была сшита и собрана. Не осталось давнишней привязанности».

“Что…?” — недоуменно спросил Рэнди.

Рука Лукреции упала на ее бок. «Есть много… неоптимальных определений кармы. Но в этой ситуации, возможно, будет полезно думать о карме как о показателе большего, что может произойти между двумя людьми. В знак того, что история вас двоих еще не закончена. Теперь, когда твой угасает… Я бы сказал совершенно ясно, что между вами больше ничего нет. Если она еще жива… Возможно, вы разыщите друг друга и снова начнете цикл кармы… но если бы это было вообще вероятно, карма осталась бы. И ваша карма друг с другом исчезает очень быстро».

Рэндидли не знал, чего он ожидал. Подтверждение какое-то. Наконец, подсказка, была ли боль в его груди настоящей или его снова обманули. И в каком-то смысле это был ответ. Только не тот, который обеспечил какое-либо закрытие.

— Тогда почему я… черт возьми! Случайно согнул руки и отвернулся от Лукреции. Пока деревья продолжали шелестеть от дыхания земли внизу, Рэндидли начал ходить взад и вперед по вершине холма. «Тогда почему я не могу справиться с этим? Почему я такой злой и грустный? Я не должен расстраиваться из-за того, что она умерла, из-за того, что она хотела сделать с Землей…

— А, я вижу проблему. Лукреция вздохнула. «Случайно, позвольте мне сказать это; когда то, что вы должны чувствовать, когда-либо мешало живому существу чувствовать? Вы человек. И ваше сердце, в частности, гораздо добрее, чем вы думаете. Как вы думаете, были ли мои отношения с Автархом гармоничными? Нет, я был инструментом, созданным для определенной цели, и он бессовестно использовал меня. Но когда он умер… Я оплакивал. Не потому, что его влияние на мою жизнь было положительным, а потому, что его влияние было незаменимым. Я подозреваю, что ваши отношения с Истрикс похожи.

Очень чувствуя движение своих плеч и груди, Рэндидли глубоко вздохнул. Напряжение покинуло его. — Тогда я скорблю. И в конце концов… я просто справляюсь с этим».

Лукреция тихо рассмеялась. — Это будет тяжело для тебя, я уверен. Потому что вы так долго жили, пытаясь выжить. Но ваши эмоции — это не то, с чем вы боретесь… это то, что вы испытываете. Я ожидаю, что большинство причин… буйства ваших нынешних эмоций в том, что вы искали быстрое решение чего-то, что на самом деле является проблемой, которая охватит всю жизнь.

«Боль проходит, потому что вы сидите в ней и принимаете, что вам больно. Вы не можете «победить» его. Это агония, через которую вы не можете поторопиться. Вы можете только разрываться и смотреть, как ваше сердце истекает кровью вниз по вашему туловищу и на пол каждый день, пока раны не начнут срастаться сами по себе. Нет повязки для души».

— Я не хочу оплакивать ее, — мягко сказал Рэндидли.

На этот раз смех Лукреции был громким и резким. — Если бы это было правдой, Рэндидли Призрачная гончая, ты бы не оплакивал ее. И, возможно, «почему» ты оплакиваешь ее, это вопрос, на который ты должен ответить».

«Я…» Рэндидли открыл рот, но как только он начал думать об этом, он знал ответ.

Потому что в каком-то смысле Истрикс была права в своем письме: она и Рэндидли хотели одного и того же. Бегство от Системы. И, несмотря на их разногласия, несмотря на попытки Истрикс подвергнуть Землю опасности… она потерпела неудачу в их общем стремлении. Спряталась ли теперь Истрикс или действительно умерла, Рэндидли доверял диагнозу Лукреции; они, вероятно, никогда больше не встретятся.

И прежде чем она ушла, она написала каждую крупицу своих знаний на великой Гравюре в своей могиле, чтобы он и Невея могли закончить то, что она начала. Это было тяжелое бремя.

Это было похоже на подарок, которого он не заслуживал. Ранний подарок на день рождения, который и без того был более чем достаточно сложным.

Глава 1304.

Брови комиссара Элмера Арриети нахмурились, когда он изучал отчет, который Хейффал так небрежно вручил ему. Поскольку завтра день рождения Рэндидли Призрачной гончей, работа Ариетти в последнее время стала намного более напряженной. Он отвечал только за поддержание мира в самом городе, а не за какую-либо защиту самого события, но именно этот объем работы был катастрофическим для его обычного графика.

Элмеру хотелось, чтобы он задавал более острые вопросы о пенсионном плане, прежде чем согласился стать комиссаром полиции Харона.

Он был переутомлен как из-за огромного количества людей, хлынувших к Харону на день рождения, так и из-за того, что Харон впервые с момента своего основания стоял на месте. Одни только туристы доставят Арриети головную боль, не говоря уже об иностранных дипломатах и их ворчливых службах безопасности. Комбинация этих двух факторов привела к тому, что довольно скромное количество сотрудников Арриетти достигло предела своих возможностей.

Тем не менее, Арриетти старался сохранять хладнокровие по этому поводу; Татьяна давала ему солидную премию за помощь в урегулировании ситуации в городе во время вечеринки. Кроме того, она тайно намекнула, что Пес-призрак снова попытается реализовать свою идею плавучей недвижимости «с земли». На этот раз они планировали сделать частные предложения некоторым высокопоставленным лицам в правительстве Харона, чтобы богатые инвесторы могли видеть, что они покупают, а не просто воображать это.

Татьяна довольно сильно намекнула, что комиссар Элмер Арриетти, безупречный пример государственного служащего Харона, будет в этом списке лиц.

Имея дом, Арриетти, наконец, обретет некоторую уверенность в том, что избавится от статуса холостяка, преследовавшего его с двадцати с небольшим лет. Все, что ему нужно было сделать, это убедиться, что под его присмотром не произошло никаких ошибок. Так что, несмотря на растущую головную боль, он не позволял себе отвлекаться.