Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев

– Это Доростол? – растерянно прошептал Рагдай, впервые увидев город, в котором он провёл почти две недели.

– Да, – сказала Настася, – это и есть Доростол.

Рагдай пригляделся к множеству кораблей, которые так потрясли Талута. Корабли вправду были огромными, устрашающими. Они перегородили Дунай с двух сторон от города, выше и ниже по течению. Таким образом, ни одно торговое судно теперь никак не могло приблизиться к Доростолу. Пристань была пуста. Дромоны стояли на якорях далеко от крепости, чтобы русские воины не могли внезапно атаковать их ночью на своих лодках. Эти самые лодки также стояли на якорях, но в большом заливе, под крутым берегом, на котором высился Доростол. Рядом круговертил огромный омут, который был знаменит своей смертоносностью. Но Рагдай заметил, что в нём купаются. Не заметить этого было трудно, так как пловцов и ныряльщиков собралось большое количество. Кажется, среди них был Талут, и точно была Эльсинора – слышался её визг, мелькала в волнах её белокурая голова с золотым оттенком. Похоже было на то, что какой-то умник, нырнув, хватал Эльсинору за ноги.

С юга, запада и востока от Доростола были равнины. На них, очень отдалённо, стояли полукольцом военные лагеря ромеев. Ставка Цимисхия, обозначенная большими знамёнами и высоким насыпным валом, была устроена на востоке, близко к реке. У южных ворот Доростола паслись табуны коней, а также коровы, овцы, быки. За ними присматривали три сотни дружинников, хоть Цимисхий пообещал Святославу не трогать его животных. Он всё ещё надеялся склонить князя к переговорам. Дороги около города пустовали, но близ ромейских позиций скапливались обозы. Купцы вели там большую торговлю с воинами.

Рагдай взглянул на сам город. Тот был велик, густо населён, однако на несколько тысяч жилых домов имел только одну церковь. Должно быть, именно этим он Святославу и приглянулся. Оба городских рынка пестрели толпами продающих и покупающих. Доносился громкий базарный шум.

– Да чем там сейчас можно отовариться? – удивился Рагдай, низко наклонившись, чтобы всмотреться в ряды, – ведь город – в осаде!

– Но это торговый город! В нём очень много всяких складов и хранилищ. Купцы запасы распродают.

– А где живут наши воины? Ведь дворец не очень велик.

– Да к бабам пристроились! Или просто где-то живут.

Печальные голубые глаза Настаси так широко отражали небо, что у Рагдая, когда он стал её целовать, появилось чувство, что он взлетает. Она его обняла. Нежность её рук была столь же опьяняющей, как и робкая ненасытность губ. Потом она вдруг заплакала.

– Что с тобой? – пробормотал он, утирая пальцами слёзы с её лица, – уже второй раз сегодня ты плачешь! Чем я обидел тебя, Настася?

– Уж очень мне тебя жалко стало, – только и вымолвила она.

Они вместе ночью отправились на военный совет, куда, как обычно, были приглашены танцовщицы и Настася. Происходил совет в большой зале с большим количеством древнегреческих женских статуй в сандалиях и хитонах. Все эти статуи двигались, потому что, как оказалось, были они советницами. Они наполняли чаши вином, советуя обращать побольше внимания на шашлык из свинины с перцем и чесноком. Князь, военачальники, гусляры и Талут, который также считался незаменимым советником, сразу выпили за Рагдая и усадили его с Настасей к танцовщицам, полагая, что он захочет их поддержать, когда разгорится побоище с музыкантшами. И побоище не заставило себя ждать. Две противоборствующие армии находились с разных сторон стола, но это не помешало им проводить активные боевые действия. В ход пошли хурма, абрикосы, персики, груши, сливы. Девушки их швыряли одна в другую с явным намерением убить. Эта перестрелка сопровождалась яростной перебранкой. Танцовщицы обладали численным перевесом, но сторону музыкантш держала Кристина. Она пила очень мало и отличалась высокой меткостью. Святослав и его дружинники не участвовали в военном конфликте, всецело занятые военным советом с греческими гетерами. Им порой приходилось лишь уворачиваться от фруктов, летающих через стол. При этом они, то есть князь и воины, пили столько, что у гетер не было свободной минуты. Рагдай старался ещё и есть, так как его силы нуждались в восстановлении.

– Неужели здесь каждый раз такое творится? – полюбопытствовал он у своей печальной и тихой спутницы.

– Нет, бывает гораздо хуже, – со вздохом произнесла Настася. Её слова тотчас подтвердились. Лютнистке вдруг удалось засветить хурмой в лицо маленькой танцовщице Софье. Та разревелась и была сразу отомщена, так как Епифания взяла кубок и запустила им в барабанщицу. Но попала она в Кристину. Кубок ударил бывшей монахине прямо в лоб. И вся перестрелка остановилась. Воины и гетеры также оторвались от своих занятий. Все наблюдали, как у Кристины, которая была ошеломлена, растёт на лбу шишка. Придя в себя, Кристина заплакала и сказала, что это было слишком жестоко.

– Да, не по правилам, – согласилась флейтистка, – наглое свинство произошло!

– Да, произошло, – признал Святослав, – кубками бросаться нельзя.

– Во время войны каждый человек сражается тем оружием, которым располагает, – вступилась за Епифанию Эльсинора, уже неплохо умевшая говорить по-русски, – нечего сопли жевать!

– Поддерживаю, – кивнул головой Лидул. Другие военачальники тоже высказались, и мнения разделились. Но Святослав стоял на своём. Ему было жаль Кристину. Он присудил победу трём музыкантшам и разрешил им играть до конца совета. Танцовщицы недовольно надулись. Настася, наоборот, обрадовалась, что ей не придётся петь. Однако, танцовщицам тоже вдруг захотелось сжалиться над Кристиной, которая продолжала рыдать. Как только три музыкантши взялись за дело, переместившись на специальную свою лавку, все их противницы поднялись и начали танец под нелюбимую ими музыку. В этот танец сразу втянулись все древнегреческие гетеры, которые, по словам Настаси, на самом деле были болгарками, и Талут. Лидул, Ратмир, Куденей также не смогли усидеть на месте, поскольку танец был завлекательным. Все другие военачальники, уже слишком хмельные или, наоборот, ещё слишком трезвые, ограничились тем, что стали свистеть, притоптывать, хохотать. Одни только гусляры сидели без дела.

– Может, уйдём? – прошептал Рагдай на ухо Настасе.

– Уйдём, – согласилась та. Когда они встали и вышли из-за стола, она неожиданно засмеялась, глядя на то, как пляшет Талут. Рагдай ничего смешного в этом не видел. Ему, напротив, было неловко за своего ближайшего друга, который напился вдрызг. И вот этот пьяница отколол опасную штуку – выхватив саблю, он начал ею размахивать, рассекая воздух со свистом. Гречанки и лжегречанки все разом взвизгнули и отпрянули от него. А он, покружившись, забросил саблю под стол и вдруг совершил ещё более отвратительное деяние: подбежав к Настасе, взял её на руки, и – волчком завертелся уже с ней вместе. Она от ужаса зашлась воплем. Ещё бы – пьяный дурак мог со всего маху ударить её головой