Осада (СИ) - Кирилл Берендеев

Как раз перед заседанием, я неожиданно оказался в непривычной для себя роли принимающего. Ко мне нанесли визит двое: беглец с приморского корабля, бывший глава Администрации тамошнего президента и его друг и коллега, редактор «Новой газеты». Вернее так, секретаря у меня не было, посему оба били челом Балясину о соизволении принять их светлейшим Артемом Егоровичем Торопцом. Как сообщил мне Сергей, едва не натурально били челом, чем его изрядно повеселили, в последнее время у нас мало что веселого происходит. Я все пытался узнать, почему не к кому-то из полпредов, советников или руководителю Администрации пришли эти двое, а потопали именно к руководителю Управления пресс-службы и информации, но ответа так и не получил. Мой зам еще раз вспомнил лица просителей, и, не выдержав, расхохотался. Я вытурил Балясина и принял просителей.

Передо мной предстали высокий и худой старик, опирающийся на плечо плотного бородатого мужчины средних лет с цепким взглядом и повадками дрессированного хищника. Оба представились. Первым взял слово Устюжный, в двух словах он обрисовал ситуацию, в которой оказались оба «последних оппозиционера нынешней власти», как он эффектно обозначил просителей, и сделав паузу, перешел к делу.

– Мы обратились именно к вам, зная, что вы единственный из членов Администрации входите в Совет безопасности, и потому, безусловно, пользуетесь определенным влиянием на Дениса Андреевича…

– Насколько я помню, – немедля возразил я, – вы встречались с президентом в Иркутске, – кивок в ответ, – Полагаю, за время встречи вы сумели изложить ему свои требования.

– Ну что вы, Артем Егорович, какие требования у старого человека, только нижайшая просьба.

– Почему бы вам не обратиться к самому Денису Андреевичу, а не пользоваться услугами одного из его помощников.

– Мы понимаем, на каком вы счету у президента, поэтому посмели обеспокоить именно вас. Видите ли, дело не совсем обычное, и просто так с ним не подступишься. Посему мы не смеем беспокоить своим присутствием ни главу государства, ни кого-то из высших лиц, а можем только передать просьбу через вас, Артем Егорович, – Устюжный влил в уши столько патоки, что я с трудом его слышал.

– В чем же состоит челобитная оппозиции к президенту? – поинтересовался я, постаравшись вложить в слова побольше сарказма. Не помогло, Устюжный казался непрошибаем.

– В даровании некоторых вольностей. О, нет, я неверно выразился. Скорее, возможностей. Видите ли, мое нынешнее место жительства не определено вовсе, коллеги моего, Дмитрия Андреевича, вынужденного перебраться, увы, не по своей воле, но под давлением свыше, по произволу, в район Очакова, и вовсе плачевно, вы же должны знать, какие там нынче порядки, в местном народе, происходят, и как отражаются на делах…

– Так чего вам надобно, – заразившись, и я заговорил архаикой, – новое место жительства?

– Простите, вы упредили мою речь, сразу подведя ее к самой сути. Да, к сожалению, нам остается только снявши голову, плакать и молить о снисхождении, видите ли, Артем Егорович, «Новая газета» закрылась окончательно, по причине даже не только не финансирования ее Управлением делами, но именно из-за ненужной уже оппозиционности. Ныне оппозиционность кончилась, и кончилась она плохо, как вы знаете. Посему мы склоняем свои головы перед вами, – оба синхронно склонили головы, – и предаем себя в ваши руки, равно как и всех сторонников наших, вольных и невольных.

Он еще долго говорил на эту тему, главред «Новой» ему поддакивал и порой кивал головой, видимо, стараясь не встревать в витиеватую речь Устюжного. Выходило так, что оба сдавали и своих и свои позиции, ради возможности безопасного существования. Когда наконец, приморский оппозиционер выдохся, я спросил:

– И что мне прикажете делать с вашими сторонниками?

– Суд ваш, – уклончиво ответил Устюжный. – Мы подготовили списки, Дмитрий Андреевич, будьте добры.

– Сотрудники «Новой», в том числе внештатные, отмечены красным маркером, – заметил главред, подавая папку.

Списки, несколько десятков листов, возлегли на мой стол, после чего Устюжный еще долго распинался о бедственном положении, покамест я снова не прервал его и не заметил, что свою миссию он выполнил.

– Уверен ли я, что вы донесете мое слово до ушей Дениса Андреевича? – спросил он напоследок. Я заверил, что оба могут не сомневаться, и уже отправляться восвояси. Оба ожидали, видимо, что я немедля буду беспокоить президента, однако, ничего подобного не произошло, я выставил последних оппозиционеров, убрал списки и отправился на Совбез.

Президент поджидал всех у входа, молча тряс руку и автоматическим жестом провожал к столу. Лицо его было белым как полотно, а глаза почернели – сказывалась бессонная ночь в аэропорту Хабаровска. Он дождался последнего, Нефедова, и только после этого сел за стол. Пашков уже кусал губы, глядя на своего выдвиженца, будто предчувствуя неладное. Предчувствовать ему оставалось недолго, едва Денис Андреевич сел, как накопленное в нем немедля излилось на участников Совбеза:

– Господа, – тихо произнес президент, – Россию мы просрали. Все вместе, совокупно. Если хотите, я завершил начатое.

– Денис Андреевич, – начал было Пашков, но президент не дал ему и слова вставить.

– Все, что осталось – несколько городов на Европейской части. Слышали насчет Ахмедова? Такая ситуация повсеместно. Верны только Питер, Подмосковье, ну и что там еще осталось, Новгород, Псков, Воронеж… – он вздохнул. – Только города. Сейчас сообщили, из Украины надвигается десант беженцев, так что и это ненадолго. Все ненадолго.

Денис Андреевич разом выдохся и замолчал. Пашков и Нефедов заговорили разом, к ним присоединилась Жиркевич, несколько минут беспорядочных монологов, затем снова вступил президент.

– Да, визит ни к черту, ничего подобного со мной не было, наверное, и не будет. Подобного унижения, нет, не то слово…. Неважно, – он будто бы говорил сам с собой, погрузившись в собственные думы. Потом очнулся, ощутив повисшее тягостное молчание. – Да, я же говорил о принятом решении. Еще на обратном пути, в самолете. Ничего необычного, просто месть, банальная месть мятежникам, которые…, – его затрясло, но президент кое-как взял себя в руки. Молчание стало поистине зловещим. – Я говорил с Председателем КНР с борта самолета, по счастью спутниковая связь еще действует. Он уже знал о случившемся, поделился схожей ситуацией на юге страны. Я предложил ему устраивающей обе стороны выход. Снять пограничные войска на всем протяжении границы от Амура до бухты Золотой рог. Он немедля согласился. Так что, господа, можете попрощаться с Дальневосточной республикой.

Тишина давила, поистине мертвенная тишина. Я вжался в кресло, ожидая взрыва. Но его не последовало. Скрипнуло кресло, поднялся Грудень. Вздохнул и медленно произнес, словно читая по бумажке.

– Я уже высказывался по этому поводу. Не хотелось бы повторяться…. Денис Андреевич, то, что вы сделали, не позволяет мне долее находиться в этом зале, в этом звании и, возможно, в этом городе, то есть, в этой стране. Простите, но я вынужден уйти, – он медленно, неловко, начал отцеплять с лацкана орден «За заслуги перед отечеством» сперва один, потом второй, – все они были вручены президентом. А я еще подумал, почему министр обороны пришел при параде, значит, знал, уже знал, имел разговор, и решил ответить сейчас, публично.

– Валерий Григорьевич! – резко произнес Пашков, но остался не услышанным. Грудень резко склонил голову, как бы отдавая честь и развернувшись на каблуках, вышел из зала. Сам прикрыл за собой дверь. Ордена остались лежать, поблескивая в лучах солнца.

– Кто следующий? – произнес президент, оглядывая собравшихся. – Ну же, я жду.

Ответа не было. Собравшиеся переглядывались, потом кто-то, кажется, Эггер, произнес несколько слов в защиту Маркова, за ним с ответным словом выступила Жиркевич, потом Лаврентьев, Яковлев. Президент попытался улыбнуться, вышло жалко, он понял это и немедля стер улыбку с лица, выглядел он жутко, словно жизнь окончательно покинула его, и, наверное, только присутствие Нефедова, к которому он постоянно поворачивался, не давало Маркову окончательно перейти в мир теней. Кажется, больше всего он ожидал подобных слов от Владислава Георгиевича, и от меня, но я молчал, кусал губы, но молчал, как и Нефедов, стараясь не встречаться взглядом с Денисом Андреевичем, чувствуя себя поссорившимся любовником, разом преданным, отторгнутым и замененным целым набором других, пусть более значимых, но менее доверенных.

Тишину пустых славословий неожиданно нарушил Яковлев

– Денис Андреевич, простите, не уведомил вас раньше и тет-а-тет, так сказать, данные поступили как раз перед заседанием. Мы недосчитались мэра города. На него совершено нападение, когда тот возвращался из Владимира, вернее, так: он попал в аварию, а после чего…