Констанция. Книги 1-6 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слышишь меня, Мишель, там океан, по которому плавают корабли с большими белыми парусами. А над синими волнами летают белоснежные чайки. Они кричат, размахивают крыльями, зовут с собой. И может быть, мы с тобой, Мишель, покинем Францию и поплывем по синему — синему морю куда-нибудь оченьдалеко, туда, где нас с тобой никто не знает, где никто не будет мешать нам строить свою собственную жизнь, такую, как хочется нам. А пока спи, Мишель, спи, мой маленький, набирайся сил.
Констанция подошла к колыбели и уложила малыша. Тот сладко зачмокал губками, Констанция даже прослезилась, глядя на его розовое невинное личико, потом повернулась и медленно, тихо ступая, покинула комнату.
Осторожно подойдя к двери гостиной, Констанция замерла, прислушиваясь. В гостиной все еще продолжалась игра. Подруги старой графини де Бодуэн сплетничали, хихикали, восклицали и хлопали в ладоши. Констанция поморщилась, развернулась и направилась в свою комнату. Она достала из секретера последнее письмо Армана и принялась его перечитывать. Слова расплывались перед глазами, и Констанция поняла, что плачет, она ощутила, как ей одиноко и холодно в этом огромном пустынном дворце графов де Бодуэн, как ей хочется бросить все и умчаться прочь. И еще она поняла, что согласна променять этот
Огромный холодный дворец на скромное жилище, на такое, каким был дом Филиппа Абинье. Ей больше нравилось общаться с простыми людьми, честными и искренними.
Сложив перед собой руки, глядя в жарко пылающий камин, Констанция зашептала слова молитвы. Она просила господа Бога, чтобы он избавил ее от страданий, чтобы как можно скорее вернулся Арман и чтобы души тех, кого она когда-то любила, нашли успокоение.
ГЛАВА 6
День тянулся за днем, недели проходили за неделями. Констанция чувствовала себя всеми покинутой и забытой. Вести из Мадрида приходили очень редко, а письма ее мужа графа де Бодуэна были прохладными и в конце каждого письма была приписка, в которой граф де Бодуэн извинялся, что вынужден задержаться вИспании, потому что вопрос, который должен был решить, оказывается, не так прост, и испанский король должен собрать совет, должен со всеми переговорить, прежде чем дать ответ.
Эти приписки с извинениями уже изрядно надоели Констанции. Она чувствовала по тону писем, что разлука предстоит еще довольно долгая, и король Пьемонта Витторио явно не спешит возвратить своего подданного на родину.
«Ну почему все против меня? Почему Арман не хочет как можно скорее вернуться домой, не хочет обнять меня, прижать к груди Мишеля? Почему его поездка в Испанию оказалась столь длинной? Ведь король обещал, что она будет длиться не более месяца, а если и больше, то совсем не намного, может быть, от силы на пару недель. А разлука затянулась и уже почти полгода граф не возвращается на родину».
Констанции казалось, что вокруг нее образовалось некое отчуждение. Старая графиня де Бодуэн смотрела на свою невестку свысока, она явно чувствовала себя полноправной хозяйкой в доме, часто без повода набрасывалась на слуг, бранила их, а с Констанцией почти не общалась. Она даже не утруждала себя сообщить, что пишет ей сын. И в последнее время Констанция все чаще и чаще думала о том, что напрасно она согласилась на брак с графом де Бодуэном, напрасно покинула Париж, где при дворе чувствовала себя вполнесносно. Зачем ей, молодой и красивой женщине, понадобилось вот так вдруг порвать все связи, бросить приятное общество и покинуть Париж? Зачем она приехала сюда, в Пьемонт, поселилась в этом большом дворце, холодном и чужом, где все вещи были не ее, где все на нее смотрели отчужденно?
Вот и сейчас она, задержавшись на прогулке, поздно возвратилась домой. Старая графиня де Бодуэн уже давно спала и во дворце царила гнетущая тишина. Констанция медленно поднялась по широкой лестнице на свою половину дворца. Отворила первую дверь и вошла в темную гостиную. Сквозняк раскачивал тяжелые занавески и какие-то зыбкие тени скользили по стенам, по старым картинам, по скульптурам, по мебели. Констанции сделалось неуютно и она почувствовала, как вновь смертельная тоска охватывает ее душу.
«Боже, как мне все это надоело! Может, подняться к сыну? Нет не надо, не стоит его будить, не стоит его беспокоить, ведь и так в последнее время он капризничает, а сон его некрепок». Она взяла со стола светильник, долго смотрела на колеблющийся огонек, а потом медленно двинулась через анфилады комнат, отворяя одну дверь за другой, в свою спальню.
«Как здесь пусто! Какое здесь царит смертельное уныние! И почему ничто не радует мою душу?»
Она сама задавала себе вопросы и тут же отвечала на них. Вдруг она услышала какой-то странный шорох, похожий на тяжелый вздох. Женщина замерла, светильник Дрогнул в ее руке. Но затем Констанция преодолела свой страх и уже более решительно двинулась вперед.
Ее длинная тень двинулась по старым обоям, по раскачивающимся тяжелым шторам. Перед входом в свою комнату Констанция замерла, как бы предчувствуя что-то недоброе, какую-то скрытую угрозу. Она помедлила перед дверью, не решаясь положить ладонь на холодную, начищенную до блеска ручку.
«Ерунда, это все нервы… Нервы расшалились», — успокоила себя женщина, нажимая на ручку и переступая порог.
Свет вырвал из темноты знакомые вещи: кресло, диван, клавесин, картины в тяжелых резных рамах, на которых тускло поблескивала позолота. С этих картин на Констанцию смотрели незнакомые ей люди — это были предки графов де Бодуэнов. Мрачные лица, неприятные женщины с какими-то тяжелыми взглядами.
«Эти предки де Бодуэнов очень похожи на графиню, она такая же желчная, сварливая и вечно чем-то недовольна. Ей все не так, она всех готова осуждать, о любом сплетничать. Вообще, она несноснаясварливая женщина». Вдруг Констанция напряглась. Ей показалось, что в соседней комнате кто-то есть. Она немного опустила светильник, дрожащий в ее руке, прислушалась.
«Да нет же, нет, мне показалось, это ветер где-то стучит в ставни, а может, тяжелая штора раскачивается сквозняком и шуршит. Нет-нет, там никого не может быть». Но сердце сжимал какой-то странный холодок. И вдруг из-за колонны, отбрасывая длинную тень, вышел мужчина в тяжелых охотничьих сапогах и черном камзоле. Сверкали золоченые пуговицы, сверкали глаза, отражая зыбкий светсветильника. — Это я, — вдруг произнес мужчина, и Констанция
