Всего один год (или: "Президент"). - Анри Бертьен

– А теперь скажи мне, Анри… Кто _ещё_ и _где использует подобные методы?- Я развёл руками.- Правильно.- Кивнул Абар.- Практически _никто и практически _нигде. И в этом есть просто беда… или – одна из бед – нашей системы образования.

– Может, следует сделать её частной?- Попытался поддержать беседу я.

– Частная система образования преследует совсем другие интересы, Анри. А именно – извлечение прибыли. А это плохо…

– Но, насколько мне известно, практически все лучшие умы человечества получили образование именно в частной школе…

– Это не говорит о том, что она лучше. Просто их родители могли платить – они оплатили их обучение, и свет увидел этих гениев. А скольких гениев мы недополучили лишь потому, что их родители заплатить не смогли?

– Ну, это понятно… Просто, когда система образования состоит из частных школ, включается такой механизм, как рынок… И он – сам по себе – вынуждает их работать лучше.

– Бред, Анри. Бред. Он не заставляет их работать лучше – он заставляет их работать так, чтобы им больше платили – только и всего. Ничего общего с качеством обучения это, в общем случае, не имеет. Рынок – это не панацея, Анри. Рынок есть просто страховка, как клапан у котла… Это – всего лишь способ обуздать алчь толпы стяжателей при полном бездействии правительства. А бездействие правительства – это преступление, Анри. Хотя – иные действия правительств – ещё большие преступления… Если оценивать то правительство, что было здесь до меня и часть которого ещё осталась – то… Знаешь,- Он украдкой бросил на меня взгляд – как бы оценивая, стоит ли такое говорит вслух,- здесь говорят… что после того, что это правительство сделало с народом, оно обязано на нем жениться.- Я не смог сдержать смех в ответ.

– Это было бы так смешно, Анри, если бы не было так грустно… Если бы это не происходило с целым народом…- Вздохнул Абар. Стушевавшись, я замолчал.

– Я хочу поменять саму системы восприятия ценностей человеком… моей страны…- Тихо и несмело, как бы выдавая свои самые затаённые мечты, говорил Абар.- Я хочу уйти от антропоцентрической системы общественного восприятия ценностей, сформировавшейся в период соновского правления, чтобы прийти к ноосфероцентрической – как к системе более естественно целесообразной, разумной, и так далее. К системе, которую Соны, если верить их словам, так хотели сформировать – но так ничего толком и не сделали для того, чтобы это состоялось. Понимаешь, это ведь… принципиально разные люди, Анри. Они уже начали подниматься при Сонах – как поросль на поле, где много лет старательно косили сорняки. Но – империя рухнула, а вместе с ней в умах людей рухнуло и всё то, что было с ней связано или ею провозглашалось – как хорошее, так и плохое. Империя загнивала страшно, Анри… Бюрократы буквально парализовали все процессы развития… Представь себе: процент реально внедрённых инноваций в соновской империи в последние годы её существования был в 12 раз (!) меньше, чем в тройке мировых промышленных лидеров. Последствия хорошо известны – теперь даже для тех, кто не хотел этого знать и понимать… И, если мы хотим поднять страну из пепла – не говоря уже о том, чтобы догнать тех, кто сейчас свободно бежит вперёд – мы должны в корне изменить инновационную систему. Изменить сам подход… От классического империализма с его бюрократией нужно прийти к здоровым, разумным, жизнеспособным общественным отношениям. Мне всё равно, как их назовут – но мне неинтересны отношения, способные просуществовать одно поколение, кормя властьимущих и их ближайшее окружение. Мне интересна такая система общественных отношений, которая сумеет прожить, по крайней мере, несколько столетий, и будет развита в более новую, эффективную и разумную, а не будет свёргнута, как глупая, беспомощная и неадекватная. А это непросто, Анри. Хотя бы – потому, что этого до меня не делал никто. А, когда имеешь дело с такой страной и такой идеей – неизбежно приходишь к тому, что всякое, буквально каждое твоё действие должно быть направлено на то, чтобы получить нужный тебе результат. И – приходишь к пониманию, что каждая, даже, казалось бы, самая незначительная ошибка – бесконечно отдаляет от тебя этот результат, а всякая пара ошибок – делает его практически недостижимым. Я сначала был наивен, Анри. Я считал, что для этого нужно просто говорить людям правду. Только правду. Я знал, что люди любят знать правду – несмотря на то, что очень не любят её говорить. Но очень скоро я узнал, что {правда – это то, во что никто не верит.}{Джордж Бернард Шоу (1836-1950)} Это очень неприятно – но это есть факт, Анри. И тогда я начал понимать, что такое политика… Мне не нравится политика. Меня тошнит от политики. Я её ненавижу – но я вынужден заниматься ею, если я хочу что-то сделать с людьми, с обществом, со страной. И – дай Бог, чтобы потом, когда общество сможет, уже апостериори, оценить сделанное – оно не пришло бы к выводу, что я был неправ…

– Дай Бог…- Согласился я.

– Самая великая сила, Анри – это лень человеческая…- Грустно продолжал Абар. Ради неё человека и на технократию потянуло – и не заметил он, Властелин Вселенной, как и сам стал служить созданному им же техномиру, и природу ему подчинил… А куда ей, природе, деваться, если Человек – её хозяин – так вот над ней измывается? Вот и стонет она, пытаясь услужить из последних сил… А когда силы кончаются – то и ломается, губя всё вместе с собой, включая и хозяина этого своего – глупого, нерадивого… Который, будучи поставлен властелином мира, добровольно стал его рабом… И, когда приходишь вот так – слабый, тщедушный человек, на место, которое предназначено для сильного и умного – и, вдруг, осознаёшь это, и осознаёшь не только то, где ты находишься и что от тебя зависит, но и то, что происходит с миром, куда он катится – становится страшно, Анри. Страшно уже хотя бы оттого, что ты ничего толком не можешь изменить, как не можешь остановить толпу леммингов, несущуюся в пропасть. Ты можешь только отойти в сторону – не более. Но – как? Это же – не лемминги… Это же… Как, там, бишь, их – Homo Sapiens'ы… Как они сами себя называют… Гордо называют… И – незаслуженно. Как сделать так, чтобы это название хоть в какой-то мере соответствовало истине, Анри? Как изменить мир к лучшему? Не говоря уже о том, чтобы понять, _что для него лучше…

Абара несло. Как будто этот поток излагаемых им мыслей, терзаний, чаяний и чувств, прорвав однажды плотину его сдержанности, уже не мог быть остановлен ничем – будто, поверив вдруг собеседнику, человек инстинктивно стремится излить ему свою душу – всю, без остатка. Тоска? Одиночество? Не знаю. Мало кто знал, чем терзался этот человек, оставаясь наедине с самим собой. Я лишь немного могу догадываться об этом, судя по тому, как его иногда прорывало – на откровенность со мной. Но дело он делал. Реально. Поднимая страну с колен, заставляя граждан понемногу себя уважать – и уважать заслуженно. Я наблюдал, как менялась, молодела страна. Я смотрел, как воодушевлялись, менялись люди. А ведь это было только начало… Начало долгого, трудного, большого пути – пути к Разуму…